Та, кто приходит незваной

Они только вчера познакомились, Лилия и Евгений.

Надо сказать, Лилия ему не то чтобы не понравилась, нет… Он вообще никогда не судил людей по каким-то внешним признакам. Но в этой молодой женщине было столько нахальства, вызова… Начиная от белокурых кудрей до золотых туфелек на высокой платформе. Помада ярко-красного цвета. Евгений, привыкший к сдержанности и изяществу жены, всегда удивлялся, когда видел подобных «огламуренных» особ.

Лилия смеялась громко, вела себя бесцеремонно, ела, вернее, пила чай жадно. И совсем не скрывала того, что Евгений ей не понравился. Она почти открыто заявила о том, что со сценарием у них ничего не получится.

Гм… Но в любом случае надо попытаться наладить общение с этой особой.

– Алло, Лилия, здравствуйте. Я не слишком рано? – вежливо спросил Евгений.

– Здравствуйте. Нет, в самый раз! – бодро отозвалась та. – Ну-с, с чего начнем?

– Давайте для начала придумаем нашим героям имена, – предложил Евгений. – А то как-то неудобно обсуждать сюжет без имен – он, она… – Евгений, одной рукой прижимая телефон к уху, другой раскрыл на столе блокнот.

– Милана и Спиридон, – выпалила Лиля и захохотала.

– Прекрасная мысль, – благодушно согласился Евгений. Чего-то подобного он ожидал и бросил ответный «мяч»: – Мой вариант – Агафоклея и Нифонт.

– Агафоклея… – мечтательно произнесла Лиля. – Пожалуй, у вас вариант лучше. Если серьезно – ненавижу вычурные имена.

– Да и я от них не в восторге, – невозмутимо согласился Евгений. – Нашим героям – двадцать пять-тридцать лет, а в те времена, когда они только родились, детей еще не было принято называть с переподвыподвертом.

– Маша и Паша, чего уж проще! – опять некстати захохотала Лиля. – Мария и Павел то есть.

– Согласен. Пусть Маша и Паша. Маша будет из простой семьи, а Паша – весь такой сложносочиненный… Не бизнесмен, нет, я помню. Например – интеллигент, белая кость.

– А почему это Маша – из простых? – немного обиделась Лиля. – Она у нас из потомственных интеллигентов, возможно из дворян. Этакая принцесса, по воле обстоятельств вынужденная занять вакансию Золушки. А вот Павел, Паша – из пролетарского пригорода, воспитания нет…

– Ну и зачем нашей тонкой, вернее толстой, но душевно тонкой Маше – этот быдловатый Паша? – возмутился Евгений.

– Затем, что наша Маша – толстая, не первой молодости девица, которая страдает от одиночества…

– Кстати! Почему это она страдает? – пожал плечами Евгений. – Это так банально – страдания одинокой женщины. Она прекрасно себя чувствует без мужа. Она типичная холостячка.

– Минутку! Герман просил изобразить женщину с проблемами, страдающую, – перебила Лиля.

– А она страдает не от одиночества, – парировал Евгений.

Пауза. Они глубоко задумались.

Потом Лиля сказала в трубку:

– А что, если наша Маша страдает из-за своей матери? Например, мать Маши спит и видит, чтобы выдать свою дочуру замуж…

– Хорошая мысль. Не особо новая, но для комедии – в самый раз! – улыбнулся Евгений.

И Лиля тоже хихикнула.

– Послушайте, только мне быдловатый герой из пригорода не нравится, – посерьезнев, добавил Евгений. – Какой-то расхожий образ, и он не вписывается в концепцию фильма. Фильм – о Москве. Давайте сделаем героя типичным москвичом.

– И он тоже не стремится вступать в брак, кстати, – подхватила Лиля.

– Точно. Они оба по-своему счастливы, наши Маша и Паша, – согласился Евгений. – Живут себе как закоренелые холостяки, им обоим так удобно и комфортно…

– Но тогда зачем они друг другу?! – пылко спросила Лиля.

– А это и есть тот случай, когда в дело вмешивается настоящая любовь… Но надо придумать историю знакомства Маши и Паши, столкнуть их лбами, так сказать…

Евгений и не заметил, как увлекся беседой. Лилины шутки, Лилин смех уже не казались ему неуместными. Они с Лилей фантазировали на ходу, перебивая друг друга и дополняя. Это не беседа была даже, а болтовня – все в шутку, не серьезно. И так весело оказалось играть вместе, хохмить, складывая будущий сюжет, словно в мозаику, а потом вновь рассыпать все, чтобы затем сложить новую картинку.

Они болтали часа два, перебирая варианты развития сюжета будущего сценария, потом решили взять тайм-аут – для того, чтобы упорядочить придуманное.

Едва только Евгений нажал на кнопку отбоя, раздался звонок.

Он думал, что это опять Лиля, с каким-нибудь пожеланием вдогонку, но, оказалось, звонила мать, Инесса Викторовна.

– Телефон был долго занят! – с возмущением произнесла она. – Безобразие! Ира опять с кем-то болтала?

– Нет, я, по работе.

– Опять ты ее покрываешь! – недоверчиво воскликнула мать.

Инесса Викторовна ненавидела свою невестку.

За что?

За то, что Ира являлась приезжей (известно, что приезжим от москвичей надо: так и мечтают набросить на них хомут в виде брака, чтобы в столице поселиться!). За то, что Ира работала в театре (известно, какие они, эти актрисули!). Еще мать упрекала Иру в том, что та – плохая хозяйка, плохая мать… Словом, обычная история нелюбви свекрови к невестке.

Можно было, конечно, эту нелюбовь списать на возраст (семьдесят восемь лет как-никак), но сколько себя помнил Евгений, мать всегда отличалась сложным характером и непримиримостью – уж если кого невзлюбила, то это навсегда.

Она, мать, считала себя белой костью, избранной. Родилась в семье дипломатов. Первым мужем Инессы Викторовны (и отцом Евгения) являлся известный советский авиаконструктор. Потом муж умер, и Инесса Викторовна нашла себе нового – не менее известного композитора. Композитор на момент знакомства оказался глубоко женат и очень немолод, а жена его, тоже немолодая, болела сильно, но эти обстоятельства не смутили упрямую вдовицу.

Инесса Викторовна влезла в чужую семью – на правах «друга» и «помощницы». Когда жена композитора через год умерла, пожилой гений оказался в полной собственности «помощницы». Они поженились.

Инесса Викторовна обожала помогать и поддерживать. А еще любила общественную жизнь, светские мероприятия… Она любила и умела дружить с сильными мира сего, благодаря мужьям перед ней теперь открывались все двери.

Официально считалось, что она продлила жизнь своего второго мужа. Композитор умер только через двадцать лет брака, на сотом году своей жизни. Хотя, подозревал Евгений, дело тут не в благотворном влиянии Инессы Викторовны на отчима, а в том, что сам отчим был из породы долгожителей… Хотя да, все-таки надо признать, мама ухаживала за своим вторым мужем, кормила и лечила. Так прилежно заботятся о своем домашнем питомце девочки-отличницы… А Инесса Викторовна, безусловно, до седых волос носила в себе комплекс отличницы, эту мысль, что она – самая лучшая. Самая лучшая жена и хозяйка, да.

Здесь надо заметить, что у композитора от первого брака имелся сын, который к моменту смерти своего отца уже находился на пенсии, и инвалидность, ко всему прочему, у него тоже была. А значит, он имел право на часть наследства отца, вне зависимости от того, на кого написано завещание и было ли оно написано вообще.

Пасынок затеял судебную тяжбу с Инессой Викторовной, процесс длился уже не один год. По закону Инесса Викторовна обязана была поделиться частью наследства с престарелым и больным сыном своего второго мужа, но разве она могла допустить подобное? Ни пяди врагу, то есть пасынку.

Пасынку бы отступиться (тоже человек небедный), но у него – свои принципы. Он ненавидел мачеху, которая рассорила его с отцом и отравила последний год жизни его умирающей матери – своей «бескорыстной» помощью (слова пасынка об Инессе Викторовне: «В каждой бочке затычка, всюду нос совала, и все это – на глазах у мамы, лежачей, которая медленно угасала и ни слова этой хищнице сказать не могла!»).

Словом, притязания пасынка на часть наследства композитора – вполне законны, но… надо знать Инессу Викторовну, эту «железную Берту», как называли ее некоторые за глаза. Она подключила свои связи, и теперь вся культурная общественность Москвы, известные люди – композиторы и художники – были на ее стороне.

Евгений пытался остановить мать (ну дело ли по судам бегать в семьдесят восемь лет!), но бесполезно.

Инесса Викторовна жаждала продолжения войны. Тут ведь дело принципа, не только из-за наследства битва шла…