Зови меня Златовлаской

– Ну, Пешков и говнюк! – яростно зашипела она.

– Кажется, это как раз то, что мне было нужно, чтобы распрощаться с чувствами к нему, – философски заметила я.

– Да, в этом он здорово помог тебе. Ты собираешься рассказать предкам?

– Я не знаю. Думаешь, стоит?

– Конечно. Этих ублюдков надо найти и наказать. Ты успела забрать свою сумку?

– Да, мои вещи при мне.

– А Пешкова?

– Кажется, остались там. При мне он их точно не забирал.

Ада фыркнула. Она опять разразилась оскорблениями в адрес Димы. Надо признаться, мне было приятно слушать ее, потому что она в точности описывала мои чувства, только в довольно жесткой форме.

– Напиши заявление в ментовку, расскажи, как все было, а потом пусть Пешков объясняет всем, почему он оставил девушку на растерзание бандитам.

– Да, только быть той девушкой, которую бросили, тоже не очень-то приятно, – скривилась я.

Ада помолчала, затем продолжила.

– Ревков – классный мужик, я всегда это знала.

– Что ты вообще о нем знаешь? Расскажи.

– Ну, он солист в группе "Абракадабра". Учится в 11 “А” вроде.

– Это я и без тебя знала! Он с кем-нибудь встречается?

– Женщины такие женщины, – простонала подруга. – Ты недавно пережила такой ужас, а тебя волнует, есть ли кто-нибудь у Ревкова?

– Ты бы видела, как он яростно дрался, – мечтательно проговорила я, вспоминая его сильные руки.

– Насколько я знаю, он ни с кем не встречается. И я даже не могу припомнить, чтобы встречался ранее, – задумчиво произнесла она.

Мое сердце радостно забилось. Огонек надежды загорелся в душе. Какая классная получилась бы история: он спас ее от обидчиков, потом они влюбились и жили счастливо.

Мои мысли прервал настороженный голос Ады:

– Ты ведь не представляешь вашу с ним свадьбу?

– Иди ты! – с улыбкой ответила я.

Странно, но от мысли о том, что Влад свободен, у меня поднялось настроение.

– Я серьезно, Саш, закатай губу. Он поступил бы так независимо от того, попала в беду ты или любая другая девчонка. Он просто повел себя как настоящий мужчина. Ничего личного.

– Какая же ты зануда! Созвонимся позже! – я отключилась.

За стеной я услышала приглушенные голоса родителей. Слов не разобрала, но интонации мне не нравились. Мои родители всегда жили очень мирно, я даже не могла припомнить, чтобы они кричали друг на друга.

Встав с кровати, я завернулась в длинный махровый халат и беззвучно открыла дверь своей комнаты.

– И что же, ты будешь жить с ней и ее детьми? – донеслись до меня слова мамы.

– Марин, я не знаю, что сказать, – сдавленно отвечал папа.

– Дочери сообщи сам, – сказала мама, в голосе слышались слезы.

Я вдруг осознала, что стою в дверном проеме и до боли в пальцах сжимаю дверной косяк.

– Саша. Саша, иди сюда, – позвала родительница.

Я медленно прошла по коридору и повернула в зал. Мама сидела на диване и выглядела постаревшей лет на десять. В серых глазах будто потухла жизнь. Отец расположился в кресле напротив и весь как-то сжался. Он посмотрел на меня и выражение его лица поразило меня до глубины души: таким жалким я его никогда не видела. Во взгляде читались стыд, боль и неизбежность.

– Саша, я… – начал он и запнулся.

Слова давались ему с трудом. Мое сердце бешено заколотилось, ладони вспотели.

– Саша, я полюбил другую женщину. Прости. Прости меня.

Меня будто шарахнуло молнией. От удара мир рухнул, а его осколки больно врезались в тело. Вдруг я отчетливо ощутила собственный пульс. Громкий, нарастающий, превращающийся в вибрации, которые затмевали все вокруг. Мне казалось, что я лечу в бездну, задыхаюсь, умираю, и не остается ничего, кроме безысходности и тоски.

– Саша, прости меня, – повторил папа.

Его голос вернул меня к реальности, и неожиданно я увидела его сущность, которую никогда не замечала раньше. Жестокий. Подлый. Гнусный предатель, для которого слова "семья" и "верность" были пустым звуком. Который никогда не понимал, что такое "любовь".

– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! – заорала я, вкладывая в слова всю боль, которую ощущала.

Сорвавшись с места, я побежала в свою комнату и с силой захлопнула дверь. Меня всю трясло, я не могла успокоиться и ходила из угла в угол. Я остановилась только тогда, когда услышала звук закрывшейся входной двери. Отец ушел.

Через мгновение на пороге спальни появилась мама, и все мое существо пронзила острая жалость к человеку, которого я любила больше жизни. Я подошла к ней, крепко обняла и уткнулась носом ей в плечо, вдыхая знакомый аромат духов.

Сначала мама легонько тряслась от беззвучных рыданий. Но затем произошло самое ужасное, что я когда-либо видела в своей жизни.

Мама опустилась на мою кровать и завыла. В ее рыданиях было столько горечи, обиды и мучений, что моя душа разрывалась в отчаянии от невозможности облегчить ее страдания. Я легла на кровать рядом с ней и поняла, что мои щеки тоже мокрые от слез.

Мы с мамой провалялись весь день. Не ели, не пили и почти не разговаривали. Каждая из нас проживала свой личный ад.

Из-за отца я совсем забыла о нападении, которому подверглась вчера. А когда вспомнила, мне показалось, будто это было очень давно. В сложившейся семейной ситуации идея рассказать о нападении родителям отпала сама собой.

Под вечер мы с мамой кое-как поднялись с постели, пошли на кухню и без аппетита съели макароны с котлетами. Я заталкивала еду в рот, практически не ощущая вкуса. Мама спросила, что у меня с губой, а я соврала, что на тренировке одна девчонка случайно задела меня локтем. Она поверила.

После еды я налила чай. Мне хотелось расспросить маму обо всем, но я не знала, с чего начать. Она завела разговор сама, будто прочитав мои мысли. Рассказала о том, что в последние месяцы их отношения с отцом совсем испортились. Она не понимала, в чем причина, пыталась вывести его на диалог, но он закрывался.

Я сказала маме, что в последнее время отец странно прятал телефон, когда я заходила к нему. Мама ответила, что тоже это замечала.