Таня, Рита и Рыжик, или Повесть о рыжем котенке

Старушка взяла котёнка под брюшко и повернула его носом к небольшой лужице, которая находилась в метрах пяти от липы.

– Иди, иди, не бойся, – советовала старушка котёнку, – и обязательно придёшь к водичке. – Иди смелее, – и подтолкнула его лёгким прикосновением ладони. – Иди, напейся водички. А то тебе плохо будет. Ты очень хочешь пить. Без воды нельзя жить никому. Тебе нужна водичка.

Получилось так, что котёнок как будто понял все слова, сказанные старушкой. И он убедился в необходимости пойти к лужице и напиться из неё. Лужица находилась в небольшой низине и была видна, как на ладони. Она немного поблёскивала на солнце и, видимо, по этой причине попала на глаза котёнку. Он стоял неподвижно, немного напряжённо и даже как-то озадаченно. И с отчаянной жадностью присматривался к блестящей поверхности лужицы. Так и человек иногда оказывается на перепутье: что делать, куда податься, в какую свернуть сторону? Неразвитый мозг малявки лихорадочно работал, что-то взвешивал. Он зачарованно смотрел на лужицу, забыв о своей хорошей знакомой, которая внимательно наблюдала за ним и при необходимости готова была ему помочь. Котёнок не знал, что делать. Подобные лужицы он видел, когда жил в квартире, когда маленькая хозяйка ухаживала за ним. Лужицы находились в круглой пластиковой тарелочке. И тоже блестели. Он, как ни в чём ни бывало, подходил к тарелочке и лакал из неё водичку, от которой по всему телу прокатывался приятный холодок. И жить становилось веселее. Он беззаботно играл, гонялся за шариками, брошенными маленькой хозяйкой прямо на пол. Но прежде, чем заняться шариками, пил водичку. Это хорошо, приятно. Лужица, на которую он так пристально смотрел, тоже круглая, только побольше, нежели та, что он видел в квартире. Но тоже блестела. Котёнок поднимал мордочку кверху и втягивал глубоким вдохом циркулирующие рядом запахи, и чувствовал влажную и прохладную волну, наползающую из низины, от блестящей лужицы. Ветерок стихал, и запах влаги исчезал. Потом опять появлялся. Котёнок определил, что эта та самая пластиковая тарелочка, из которой он пил приятную влагу в квартире. Ему хотелось пить. Жажда мучила его основательно. Запах сырости снова пахнул на неге неожиданной и освежающей волной. Не оборачиваясь на старушку и подняв мордочку, котёнок медленно, пугливо пошёл к лужице. Он шёл на запах влаги, жадно вытягивая мордочку, раздувая ноздри в предвкушении сладостной минуты утоления свирепой жажды. Он подошёл к лужице совсем близко. Увидел её всю во всём блеске. И теперь уже не свернёт от неё ни в какую сторону. Он окончательно убедился: то, что находилось перед ним очень похоже на пластиковую тарелочку, из которой приходилось пить водичку. И вода в ней была неподвижной и ничуть не шевелилась. И сейчас было видно, что это блюдечко намного больше, чем-то, которое стояло на кухне. Но сейчас это было не самое главное. Котёнок догадался, что из этого громадного блюдечка можно напиться точно так же, как пил он из маленького. Опять сработал инстинкт самосохранения.

Котёнок медленно, осторожно, с опаской подходил к лужице. До неё оставались считанные сантиметры. Он уже радовался, готовясь лакать целительную влагу. Однако подойти к этому заветному оазису и утолить жажду ему так и не удалось. По крайней мере, в настоящую минуту. И вот почему. Из гаража, расположенного недалеко от дома и принадлежащего не то государственному, не то коммерческому учреждению, неожиданно, будто пробка из бутылки, выскочил молодой парень лет двадцати трёх, неказистый на вид, худенький, немного плюгавенький, в промасленной спецовке, помятой, затёртой до глянцевых бликов, небрежно причёсанный, с большой хозяйственной сумкой. Шёл он шустро, размахивал свободной от сумки рукой. Одним словом, ничего необычного в нём не замечалось. Но заметно было другое – парень то и дело поворачивал голову в стороны, потом наклонял её, снова смотрел по сторонам, но на этот раз чему-то лыбился, – вроде бы как обитатель дурдома, тихий, безвредный, не агрессивный. Поэтому и отпустили его на волю. Такое впечатление прямо сходу производил этот молодой парень. Он был навеселе, чему-то радовался, предчувствуя, наверное, нечто приятное, очень желанное. Из гаража вышел другой молодой человек, несколько постарше, порослее, посерьёзнее и помордастее.

– Коля! – на всю округу раздался его зычный голос.

Коля вздрогнул и обернулся.

– Ты что?

– Возьми пару бутылок! Одной нам маловато!

Коля потоптался, почесал затылок, взглянул на ясное небо, осмотрелся и залыбился, как дурачок.

– Слушай, Вася! – чему-то радовался Коля. – Я сразу возьму три бутылки. Две нам с тобой мало. Весь день здесь будем торчать, ремонтировать. Вчера нам не хватило двух бутылок. Пришлось мне бежать. И сегодня такая же история может повториться. Опять мне бежать за третьей.

– Хрен с тобой! Бери три! – без промедления согласился Вася, вытирая ладонью пот со лба. – Какая разница! Я сейчас нарежу огурчиков. Хлеба у нас мало. Возьми буханочку. Да побыстрее пошевеливайся! И сейчас вмажем! Выпить хочется.

– Со вчерашнего вечера не пили! – досадовал Коля. Он ещё шустрее двинулся в магазин за выпивкой.

Проходя мимо лужицы, метрах в десяти от неё, Коля опулячил рыжего котёнка, заметно выделявшегося среди серой одноцветности двора своей огненной яркостью. Котёнок уже подошёл к заветному блюдечку, наполненному призрачно поблёскивавшей жидкостью. Небольшой опыт подсказывал, что эту жидкость можно лакать язычком и от этого станет очень приятно во всём теле. Становится лучше жить. Его мучила жажда. Подойдя вплотную к лужице, он остановился, упёршись передними лапками в размягчённую землю, вытянул шейку, заглянул в зеркало воды и увидел своё отражение. И здесь для него не было никакого открытия. Он не раз видел себя в зеркальце, когда приходил пить из пластиковой тарелочки. Иногда маленькая хозяйка брала его на руки и приносила к тарелочке и заставляла пить. Но он не хотел знать, кто на него смотрит из тарелочки. Самое важное – надо напиться. И сейчас его не удивила мордашка, смотревшая на него из лужицы. Ему ужасно хотелось пить. А кто там смотрит из водички – не имеет значения. Котёнок пригнул головку, ещё больше вытянул шейку, посмотрел в стороны и хотел уже начать лакать язычком водичку.

Есть люди, для которых сделать для братьев наших меньших какую-нибудь пакость, мерзость – неописуемое наслаждение, удовольствие, может быть, само счастье. Такие люди не могут пройти мимо кошки или собаки, разумеется, не злой, не кусучей, чтобы как-нибудь и чем-нибудь не задеть их, не ударить по голове, по спине, по носу, не разозлить, не потрепать за ухо и во что бы то ни стало не причинить боль, – это самое главное. К таким индивидам относился и наш Коля. Видимо, унаследовал садистские гены. От каких-то своих предков. Иначе он спокойненько прошагал бы мимо рыжего котёнка, как делают все порядочные люди. Идти бы ему да идти своим путём. Тем более что Вася, старший приятель, строго наказал идти как можно скорее за водкой. Но не такой человек Коля, чтобы оставить в покое маленькое, беззащитное существо. По всей вероятности, Коля вырос в семье, которая не в силах была пробудить в нём хотя бы незначительные благородные, истинно человеческие склонности. Семейная почва не дала хороших всходов. В школе Коля учился прескверно. Весь педагогический коллектив, несмотря на героические старания, оказался в полнейшем несостоянии привить ему положительные духовные потребности, хотя бы самые элементарные, на худой конец, пусть самые примитивные. И то было бы неплохо. Его не озарила божественная любовь ни к естественным, ни к гуманитарным дисциплинам. Но зато нервную систему многим своим наставникам, тщетно пытавшимся вывести его на широкую и светлую дорогу жизни и знаний, он подпортил довольно основательно. Поэтому тот день, когда Коля, закончив десять классов, вполне созревший физиологически, но практически с нулевой интеллектуальностью, осознав, в конце концов, что никогда и ни за что не сдаст ЕГЭ после одиннадцатого класса, навсегда покинул школу, – это один из радостных и даже счастливых дней в их нелёгкой и тревожной педагогической деятельности, да и вообще всей жизни. Предел всех желаний и ожиданий! После школы Коля служил в армии. Там получил специальность шофёра и теперь работал водителем самосвала и каким-то ещё ремонтником. С него достаточно.

Коля пристально присмотрелся к котёнку, замедлил движение в магазин и через несколько секунд остановился прямо возле малявки.

– Ах ты, рыжий! – заорал он с глупым безумием. Он развеселился от такой неожиданной встречи, заулыбался прямо до ушей. Забыв о водке и наказе приятеля бежать в магазин побыстрее, он бешено, как угорелый, подскочил к малявочке и поставил свой грязный ботинок между котёнком и лужицей, из которой можно было напиться. Котёнок испугался, поднял головку и так обиженно мяукнул, что нормальный человек не мог бы не пожалеть его в этот момент.

– Что мяукаешь? – жестокосердно сказал Коля и, подойдя к котёнку и наклонившись, схватил его двумя пальцами за ушко и рывком вздёрнул до самых своих глаз. Ушко котёнка сильно натянулось под тяжестью тела и ему стало нестерпимо больно. А Коля оскалился от удовольствия. Он с наслаждением наблюдал, как рыжий котёнок болтается в воздухе и перебирает лапками в надежде вырваться на свободу. Если бы он мог говорить, то сказал бы примерно так: «Да что тебе надо от меня, придурок? Что я тебе сделал плохого?» Котёнок без конца сучил лапками, извивался, вертелся вправо и влево по оси. Он жалобно мяукал, прося пощады, но обидчику от этого мяуканья было очень весело и приятно. Рыжий уже устал бороться и мяукать. Он бессильно обвис и замолчал, отдавшись воле судьбы. Но Коле его молчание не понравилось. Он прижал ушко котёнка ногтем к своему пальцу. Котёнок неистово запищал от боли. Не переставая наслаждаться и скалиться, Коля наблюдал за ним и одновременно думал, какую пакость ещё сделать котёнку. В голову приходила одна варварская мысль за другой. Ему хотелось сделать котёнку ещё больней. И он с ещё большей изуверской силой вонзил свой ноготь в его ушко. И начал резко поднимать вверх и опускать вниз. Потом начал дёргать, как какую-то тряпку. Котёнок запищал ещё громче и жалостливее.

– Нe пищи! – по-жандармски приказал Коля, скаля зубы.

Старушка в это самое время, пригревшись на солнышке, задремала, привалившись к жёсткой коре липы. Спала она всегда чутко, как видимо, и все немолодые люди. И при малейшем звуке всегда просыпалась. Последний сумасшедший возглас разбудил её. Она раскрыла глаза и не могла сначала понять, что происходит. И тут увидела рыжего котёнка, которого Коля дёргал, крутил в воздухе, трепал за ушко.

– Что ты к нему привязался? – обнаружила она издевательство над котёнком. Старушка собрала все свои силёнки и вступилась за рыжую малявочку. – Отпусти котёнка! – повысила она голос. – И ступай своей дорогой. Иди, куда хочешь. Как шёл, так и иди! – негодовала защитница котёнка.

Только сейчас Коля обратил внимание на старушку, сидевшую на брёвнышке под липой.

– Ты что там квакаешь, бабка? – окрысился Коля. – Сиди там и помалкивай побольше! Без тебя обойдёмся!

– Отпусти котёнка!

– А я хочу, чтобы он попищал. Хочу его помучить. Пусть попищит! – прокричал Коля и, приблизив котёнка и своему уху, стал слушать, как он пищит. – Это он песенку поёт, – и заржал по-лошадиному. – Эта скотина живучая. Всё выдержит.

– Сам ты скотина! – прозвучал слабый голосок старушки.

– Помолчи, бабка! – злился Коля. – Не твоё дело!

– Отпусти котёнка! Я сказала тебе, дураку! Отпусти! Зачем ты его мучаешь?

– А мне хочется его помучить! Гы – гы – гы…

– Да отпусти котёнка, скотина ты этакая!

– Бабуль, – иезуитски лыбился Коля, – ты глупа, как этот котёнок. Тебе уже давно пора подыхать, а ты там что-то пытаешься соображать. Помолчи лучше. Не влипай не в свои дела!

– Порядочный ты придурок! Вот кто ты! И подыхать не мне надо, а тебе, чтобы дурачков на земле стало поменьше. А то сколько их расплодилось!

Как раз в этот момент из подъезда вышел довольно энергичный, интеллигентного вида мужчина лет сорока, в тёмном костюме, при галстуке. Это был супруг Людмилы Петровны. Он работал научным сотрудником городского зоопарка и сейчас торопился на работу.

– Здравствуйте, Татьяна Алексеевна! – громко сказал научный сотрудник, зная, что бабуля несколько недослышит.

– Здравствуйте, Игорь Андреевич! – отозвалась Татьяна Алексеевна. – На работу торопитесь?

Коля, как только Игорь Андреевич вышел из подъезда, швырнул котёнка и заторопился в магазин. Он очень сожалел, что не успел высказать старушке ещё несколько омерзительных словечек.

У Игоря Андреевича ни секунды не было свободного времени, поэтому он не заметил, не обратил должного внимания на случай с котёнком. Помахивая портфелем, он быстро пошагал на автобус.

Перевернувшись несколько раз в воздухе, котёнок сумел всё-таки благополучно приземлиться на все четыре ноги. Сделал мягкую посадку. Его маленькие ножки вовремя сумели выполнить роль надёжных, спасительных амортизаторов. Он сел на задние лапки, почесал болевшее ушко. Затем осмотрелся, ещё почесал зудящее от боли ушко и уставился на Татьяну Алексеевну. Он ещё как следует не очухался после такого непомерно резкого потрясения. И не знал, куда идти. Вид у него был растерянный и упрашивающий, будто он хотел посоветоваться со своей защитницей по этому вопросу. Только вот не умел говорить.

– Иди, напейся водички, – сердечным голосом сказала Татьяна Алексеевна, понимая, что котёнку нужна помощь. – Этот придурок ушел. Он теперь тебе не помешает. Иди, напейся.

– Кто-то, наверно, подбросил котёнка в наш двор, – услышала Татьяна Алексеевна женский голос, прозвучавший рядом с ней. Она повернула голову и увидела свою хорошо знакомую старушку, с которой была в очень хороших отношениях. Это была Зина, женщина очень рассудительная, уважительная, за что её уважали все жильцы подъезда. Недавно ей исполнилось сорок лет. Жила она почему-то в полном одиночестве, если не считать маленькую собачку Юльку. Несмотря на это, она отличалась довольно высокой жизнерадостностью весёлым, неунывающим нравом, высокой порядочностью. Татьяна Алексеевна души в ней не чаяла, безмерно обожала одинокую женщину и относилась к ней с неиссякаемой материнской любовью. Зина была для неё как дочь. А может и лучше дочери. Смотря какая дочь. Татьяна Алексеевна частенько прибаливала: годы берут своё. В такие дни лежала в постели и не могла сама дойти до магазина за продуктами. В такие трудные моменты ей бескорыстно помогала Зина. Помогала от души, не думая ни о каких вознаграждениях. Старушка однажды вознамерилась ей заплатить за проявление такой тёплой заботы. Однако Зина наотрез отказалась от денег. Сказала, что совесть не позволяет ей брать деньги от больного и старого человека, что помогает ей исключительно из гуманных соображений.

– Это ты, Зина! – встрепенулась старушка. – А я не слышала, как ты ко мне подошла. Ты что-то у меня спросила?

– Котёночка кто-то подбросил в наш двор? – усилила голос Зина.

– Кто-то подбросил, – сказала Татьяна Алексеевна, глядя на малявку, продолжавшую сидеть на задних ножках. – А мне, знаешь Зин, очень жалко его, – плаксиво разжалобилась старушка.– Он ведь как ребёночек маленький, несмышлёный. Я всю свою жизнь работала воспитательницей в детском доме. Сразу после войны пришла в детский дом – и до самой пенсии. Дети были сиротами, без отцов, матерей. Жалко мне их было, – дрожал её голос. – И этот котёночек напоминает мне малого ребёнка. Никакой разницы. Такой же слабенький, беззащитный. А этот дурак, – разволновалась она, – схватил его за ушко и стал над ним издеваться. Мучил, мучил и швырнул на землю. Из гаража этот дурак, – и указала трясущимся указательным пальцем на гараж. – Ты хорошо знаешь этого придурка.

– Знаю, как же не знаю, – сказала Зина. – Этого придурка весь наш дом знает. Его и все шофера так зовут. Он на самом деле придурковатый. Там ещё Вася есть. Тоже хорош, – язвительно сказала она и нахмурила брови. – Они частенько выпивают в нашем подъезде. Всeгда ночью. Узнали наш код и спокойненько открывают дверь.

– Иди, иди, напейся водички, – уговаривала Татьяна Алексеевна котёнка, который всё смотрел на неё. – Я его покормила булкой. Он пить хочет теперь. Подошёл к лужице и хотел напиться. А этот придурок всё испортил. Так и не напился, бедный. А пить хочет. Булку сразу съел. Сильно проголодался. А теперь боится подходить и лужице. Я бы поднесла его к этой лужице, чтобы он напился, но трудно мне вставать. Спину что-то всю разломило.

– А я сейчас его отнесу к этой лужице, – с горячим желанием сказала Зина. – Водичка там чистая, хорошая.

Зина подошла к рыженькому, осторожно взяла его на руки и принесла к лужице. И подошла опять к Татьяне Алексеевне.

– Такой хорошенький котёночек, – умилялась старушка, глядя, с какой жадностью котёнок лакает водичку. – Была бы я помоложе да поздоровее, взяла бы его к себе домой. Но за ним надо ухаживать. А я не могу. Зачем мучить котёнка. Он тоже хочет жить. Мне жалко котёнка.

– Мне тоже его жалко, – призналась Зина. – Я взяла бы его. Но в двух учреждениях мою полы. Ухожу утром и прихожу поздно. Сильно устаю. Что поделаешь? Надо деньги на жизнь зарабатывать.

– А что-то твоей Юльки не видно?

– Она у меня болеет. Этот Коля на прошлой неделе ударил её ногой прямо в грудь. Я её носила к ветеринару. Надо лечить собачку. Она у меня такая хорошенькая.