На юг. История семьи

На юг. История семьи
Татьяна Владимировна Перели

Письма-дневники дедушки Алёши, рассказы бабушки Шуры, мемуары дяди Вовы и наши общие воспоминания собрались и выстроились, как пазлы, в одну общую картину. О нелёгкой жизни в Сибири, где всегда есть место романтике. О любви, которой война и голод не помеха. О том, как преодолевали, плакали и смеялись. О том, как шаг за шагом шли к своим мечтам. Ошибались, закалялись и просто жили свои прекрасные простые жизни, продолжая свой род. Я написала эту книгу для десяти правнуков Шуры и Алёши. Потому что наши предки – это неиссякаемый источник сил, опыта и любви. Мы – это новые они. Так почему бы не узнать их поближе?

Татьяна Перели

На юг. История семьи

Предисловие

Нашей бабушке исполнилось 95. Она не признаёт врачей, хотя сама всю жизнь провела в медицине. Знаю я этих врачей, говорит она. Она делает зарядку, гуляет, метёт двор, следит за питанием и смотрит Модный приговор. Наш дом увешан картинами из пазлов по две-три тысячи штук, собранными ею на десятом десятке. У неё десять правнуков, и всех их надо поднять. У неё два имени и две даты рождения. «Я кремень» – говорит иногда она. «Как у быка» (как у кабана) – отвечает она на вопрос, как здоровье.

Она считает свою жизнь очень счастливой. Когда ей было 15, началась война. Когда-то она жила в окопе, а сейчас она говорит по скайпу. Она жила при Сталине, Горбачёве и – о господи, при Зеленском.

Она дошла до Инстербурга во время войны, дружила со ссыльными в Сибири, сушила сухари в девяностых, а теперь пытается разобраться в ковидно-вакцинном заговоре.

Она хранит альбомы с фотографиями, как самую большую ценность.

– Вот как ты будешь потом фотографии из телефона пересматривать? А я, бывает, ночью не спится, достану альбомы, и смотрю.

Она хранит все дедушкины письма, и даже открытки с войны. Пожелтевшие страницы дышат юношеской любовью, заботами и тревогами, радостью и мечтами.

Иногда кажется, что человечество на всех парах несётся в пропасть. А может, мы выйдем на новый круг, замедлимся, начнём смотреть внутрь себя, интересоваться историей, хотя бы собственного рода. Я пишу эту книгу для десяти правнуков бабушки Шуры, в надежде, что рано или поздно они зададутся теми же вопросами, коими сейчас задаюсь я. Кто мы, откуда, какими были наши предки. Через что им пришлось пройти, чтобы стать теми, кем они стали. И какие их программы вшиты в нас. Интерес этот порой пробуждается довольно поздно. Сначала мы активно занимаемся собственным самоутверждением. Мы устраиваемся в этой жизни, скачем по её кочкам и ухабам, потому что мы умные и всё знаем. И это нормально, на этом строится жизнь. Если бы мы всё спрашивали у родителей, человечество бы стояло на месте.

Что будет через пять, десять лет? Превратятся ли люди в роботов, приложения к телефону, или что похлеще произойдёт с беспечным человечеством? А может наоборот, мы превратимся в эфирные создания, растворенные в любви и летающие к звёздам? Никогда ещё не было столько неопределенности в таком, казалось бы, простом вопросе.

Ещё, мне кажется, новому поколению будет интересно узнать, как жили люди в двадцатом веке, без телефонов, интернета, и большинства благ сегодняшнего мира.

Большая часть книги написана по рассказам моей бабушки Шуры, я постаралась максимально сохранить в тексте её слова. Использовала мемуары недавно ушедшего дяди Вовы. И вишенкой на торте я считаю письма дедушки. Они живые. Читая их, я вместе с ним горюю и радуюсь. Он тонко чувствовал, и умел передать всё простыми словами. Да что там, он даже стихи писал. Его письма – это кладезь смыслов, я перечитаю их не раз.

На долю бабушки и дедушки выпало много трудностей. Но, вселенское равновесие никто не отменял, и они прожили интересную и насыщенную жизнь.

Сам процесс написания помог мне понять многие моменты этой жизни, стать мудрее и проникнуться огромной любовью к своему роду. Даже при перечитывании готового текста иногда по телу шли мурашки, а иногда наворачивались слёзы. Я сочувствовала своим героям, гордилась ими, я видела их в себе и в моих родственниках, трудолюбивых, искренних, любящих и простых.

Я благодарна всем, кто помогал в создании этой книги. И так как всё записывалось со слов разных людей, то именно их взгляд на вещи и события и останется в этой книге. Я очень старалась соблюсти хронологию событий, но, если где-то ошиблась, вы меня простите. Приятного чтения!

Часть первая

Шура

Родилась Шура Круглова в 1925 году на хуторе с милым названием Скоморошки. Именно так написано в её паспорте. В четырёх километрах от Вязьмы в декорациях девственной природы, лесов, лугов и озера красовались всего три дома со скотными дворами, баньками, садами и огородами. В каждой семье была корова-кормилица.

На фото: слева Шура

Семья Шуры жила в деревянном доме с печью посередине. На маленькой кухоньке стояли лавки и деревянный стол. У стены стоял основной предмет мебели тех времён – сундук. В нём хранили одежду, на нём спали. Днём он превращался в ещё одну лавку. Побеленные стены над кроватями занавешены цветными ковриками.

Зимой, когда всё от края и до края становилось белым, и снег хрустел под ногами, главной в доме становилась печь. Именно такая, какие рисуют в детских сказках. Заслонка, ухваты, угли. Еда в чугунках. Печь исправно глотала заготовленные на зиму дрова, с уютным треском переваривала их и добросовестно выполняла все свои функции. Вообще, у русской печи было много функций – готовить еду, греть дом, сушить грибы-ягоды, нагревать воду и сушить одежду.

Летом картинка вокруг дома менялась. Лес начинал играть всеми оттенками зелёного, луга разливались ромашками и незабудками, над которыми хозяйничали стрекозы.

Мама Дарья была русской крестьянкой – русая, светлоглазая. Добрая, спокойная, и в то же время с хорошим чувством юмора. Детей было трое – старшая дочь Шура и два сына.

Круглолицая Шура была спокойным и трудолюбивым ребёнком. Помогала маме с братьями и очень любила своего папу. Папа же души не чаял в дочери, обнимать её любил крепко.

На хуторе Скоморошки они жили не долго, и вообще, место их жительства менялось регулярно.

На фото: сверху Дарья и Андрей, родители Шуры

Пока папа был жив, семья Шуры жила хорошо. Папа Андрей – красавец мужчина, с крупными правильными чертами лица, большими светлыми глазами и четко очерченными бровями. Был «на хорошей должности», что-то по заготовке продуктов, коммунистом был, любил хорошо одеваться и прекрасно играл на гармошке. Бывало, оденет тулуп, сядет в коридоре, и наигрывает. Когда переехали в барак с тонкими стенами, папина кровать стояла под стеночкой, а Шура спала на сундуке. Папа часто брал маленькую Шуру к себе в кровать, пока не выяснилось, что его постоянный кашель был туберкулезом.

Папу забрала к себе тётка в поселок. Тётка работала дояркой в колхозе, молочко носила всё время, отпаивала больного молоком. А семья оставалась в деревне.

В январе 1935 года, будучи на ногах и в абсолютном сознании, он сказал жене:

– А сегодня я на гармошке играть не буду. Сегодня, Дарья, я буду умирать. Позови мне моего друга, хочу с ним проститься, – сказал Андрей. После попросил стакан кипяченой воды. Выпил воду, лёг и умер.

На похороны детей не брали, и Шура долго бежала по снегу за санями, на которых стоял накрытый красной тканью гроб. Кладбище было далеко, но Шура любила посещать папину могилку.

Шура сохранила единственную фотографию папы.

***

Спустя время мама снова вышла замуж. Ох и не взлюбила Шура её нового мужа, Анисима! От папы остались костюмы, брюки, сапоги. Новый муж одевает папины вещи, а Шура подойдет, и давай стаскивать с него сапоги – отдай, это папкины!

Так вот, жили они тогда в деревянном бараке с тонкими стенками. Тряпками перегораживались – там одна семья спала, там другая. Решили они поменять корову на собственный дом. Колхозы к тому времени скот отбирать уже не имели права, только меняли. Отбирали «богатые» дома, и меняли их на скот. Итак, отдала Шурина семья корову, и переехала в хороший дом, печка красивая кафельная посреди избы, красота! Во второй класс Шура пошла уже в этом доме.

Был жаркий месяц июль, по окончании второго класса Шура была в пионерском лагере. После лагерной смены возвращаться ей было уже некуда – их красивый дом сгорел. Мужик, живущий через два дома от них, сидел на крыльце, точил косу и покуривал папиросу. Папироса упала на сено и сено вспыхнуло, как спичка. Огонь быстро сожрал все 69 домов их поселка. Выгорело всё подчистую.

Погорельцам дали временную комнатку в Вязьме на две семьи, и деньги на покупку нового дома. Снова купили дом, посреди леса, рядом с железной дорогой. Поезд возил рабочих на работу. Мама работала на льно-чесальной фабрике. Муж второй на кожзаводе работал – через дорогу от мамы. Спустя три года на месте сгоревших домов построили новые, и они снова купили себе там домик, поближе к работе.

***

Дети с деревни ходили в школу в Вязьму. Каждый день мама давала Шуре 50 копеек, и на переменке Шура покупала себе булочку и стакан молока. Шура была старшей, и уже пошла в четвертый класс, младшие братья в школу ещё не ходили. Расстояние в четыре километра можно было пройти пешком, а можно было и поездом, тем более что это было бесплатно. Поезд останавливался прямо возле школы.

Младшие ребятишки с деревни, как и Шурины братья, были предоставлены сами себе. Они частенько подъезжали поездом к школе, дурачились, лазили под окнами, заглядывали в классы.

Был первый день школы. Шура сидела в классе, когда послышался сначала звук тронувшегося поезда, и сразу же страшный шум, скрежет металла, и встревоженные голоса – мальчика зарезало… мальчика в сером свитере…

…В сером свитере был брат Шуры, Витя, шести лет.

***

Со вторым братиком тоже случилась беда. Шура в очередной раз была в пионерском лагере. Родители поехали её навестить, а бабушка осталась с малышом дома. Она сидела с ним на ручках на сундуке, и ждала родителей. Малыш упал и неудачно ударился позвоночником. Ему наложили гипс, у мальчика вырос горб, и вскоре он умер.

***

В 1937 году у Шуры родился новый братик Толя.

До 14 лет Шура стояла на учете по туберкулезу. Каждые полгода мама брала Шуру за ручонку, и водила в больницу. При очередном поступлении в пионерский лагерь в легких были обнаружены туберкулезные очажки. Рыбьего жира Шура перепила уйму. Даже когда Шура стала взрослой, рыбий жир не переводился со стола, его ели и просто так, и добавляли во всевозможную еду.