Мгновение
Татьяна Владимировна Сорокина
Однажды утром по дороге в школу девочка-подросток находит тело ребенка. Она старается забыть об этом и жить дальше. Однако, это событие повлияло на нее намного сильнее, чем она могла представить.
Татьяна Сорокина
Мгновение
Сколько он там пролежал? Сколько людей прошло мимо него, ничего не заметив?
Никто не сказал мне. Я даже не знаю, поймали ли его убийцу. Хочу верить, что поймали.
Была поздняя осень. Тем утром перед школой я решила покурить за остановкой общественного транспорта, но прошла чуть дальше нее в сторону леса. Я подумала, что если мамины знакомые, которые были повсюду в этом городе, тоже захотят выкурить сигаретку, они поступят так же, как я – пройдут за остановку. Поэтому мне следовало быть умнее и хитрее всех маминых знакомых, и уйти еще дальше – вооон в том направлении, где так мрачно торчат кусты. Деревья сбросили почти всю листву, было пасмурно и сыро. Я топталась на месте, переступая с ноги на ногу, и смотрела вниз, как всегда вниз, и тут увидела эту маленькую руку. Сначала она показалась мне ненастоящей, слишком серой и застывшей. Такая маленькая. Я подошла чуть ближе и присмотрелась. Пальцы с ногтями в грязи, подушечки, суставы, складочки. Я вспыхнула. Настоящая! Не в силах оторвать взгляд от этой руки, я вслепую полезла в рюкзак за телефоном. Сигарета упала на землю, но я не заметила этого. Когда рюкзак поехал с плеча, открывшись наполовину и угрожая рассыпать все свое содержимое, я отошла и отвернулась. Затем я достала телефон и набрала 112.
– Здравствуйте, кажется, я нашла тело ребенка, – сказала я.
Меня попросили описать, что я имею ввиду и где нахожусь.
Все время, пока я ждала полицию и скорую помощь, я стояла спиной к этой страшной неживой руке, наполовину засыпанной листьями. Было сразу понятно, что этот ребенок умер. Вид этих пальцев не оставлял сомнений.
Когда приехали полицейские, они удивились, увидев меня. Они ожидали увидеть кого-то взрослого, но я объяснила, что мне уже 14 лет, и показала на страшные кусты. Дальше один из них подошел к кустам (и к руке), а второй отвел меня в сторону и стал расспрашивать обо всем. Он записал мои данные и велел идти в школу.
Я никому не рассказала о произошедшем ни в школе, ни дома.
На следующий день вышел выпуск новостей, в котором показали и страшный лесок, и остановку, и мой дом. Одноклассники принялись горячо обсуждать это известие, а когда посреди одного из уроков в класс вошли завуч и полицейский и попросили меня отлучиться для беседы с ними, все быстро смекнули, кто был тем таинственным подростком из выпуска новостей, который обнаружил тело. Полицейский приходил, чтобы спросить, не курила ли я в тот день, пока ждала их. Я сказала, да, и назвала марку сигарет, которые покупала. Завуч была возмущена моим признанием и одновременно жалела меня. Когда полицейский ушел, сострадание в ней взяло верх, и она предложила поговорить с ней о моих чувствах и пережитом стрессе. Я ответила, что со мной все в порядке и могу ли я вернуться на урок? Она неохотно согласилась, но настояла, чтобы я сходила к школьному психологу.
В класс я возвращалась настоящей звездой. Следующие недели и месяцы я была знаменитостью школы, ведь именно я нашла тело убитого ребенка. Ребенка, убитого маньяком! Кровожадным маньяком, который рыщет повсюду в поисках новой жертвы. Маньяка, поджидающего за каждым углом. Маньяка, с которым вы, возможно, видитесь и разговариваете каждый день.
Я не хотела рассказывать о той маленькой мертвой руке никому. Потому что видела ее своими глазами и понимала, что это не шутки. Это не повод прославиться и привлечь внимание. Эти маленькие пальцы с грязными ногтями – часть целого человека, которого я даже не рассмотрела, мертвого маленького человека, брошенного в листву, словно ненужную вещь. Как отработанный материал, как мусор.
Мне хотелось об этом забыть.
К психологу я не пошла. Не потому, что протестовала или хотела кому-то что-то доказать. Школьный психолог казалась мне очень странным человеком. Она одевалась в мешковатые свитера с оленями и юбки с кружевами, а с ее носа то и дело съезжали очки с толстенными стеклами. Она автоматическим движением руки водружала их на место, и именно это движение раз в две минуты выбивало из колеи. Разговаривая с этой женщиной, я переставала следить за словами, полностью сосредоточиваясь на медленном сползании очков с ее переносицы. Потом – раз! – и они снова на месте. Спустя секунду они снова начинали движение, чтобы – раз! – вновь оказаться там, где им положено было быть. Именно это движение рукой чаще всего передразнивали ученики на школьных капустниках.
Во-вторых, я действительно считала, что мне не нужна помощь. Тому ребенку нужна была помощь, пусть даже посмертно, его родителям нужна была помощь, но точно не мне. О чем мне говорить с психологом? Я видела эту руку всего мгновенье и не разглядела всего тела целиком. Мне было неизвестно ни о способе убийства, ни о том, как давно оно произошло. Полицейские очень быстро отправили меня в школу и после того, как расспросили о моем курении в тот день, больше со мной не говорили. Моя жизнь продолжалась.
После окончания девятого класса я забрала документы из школы и поступила в строительный техникум. Мне хотелось как можно скорее начать самостоятельную жизнь и съехать от матери.
После занятий мы с однокурсниками часто проводили время в общежитии или у кого-то на квартире, общались, выпивали, травили байки. Было весело. Сколько бы я ни выпила, никогда не рассказывала о том случае. Когда после занятий все расходились по своим делам, а меня не тянуло домой, я шла в библиотеку и сидела над книгами, восполняя пробелы в знаниях. Я подрабатывала почтальоном, три раза в неделю разнося по адресам квитанции, письма и извещения. Денег было мало, и я на всем экономила.
В 19 лет я съехала от матери и поселилась в съемной квартире с еще тремя девушками. Я работала бариста в маленьком киоске недалеко от техникума, а по вечерам готовила чертежи для курсовых и дипломных работ на заказ. Я познакомилась с симпатичным парнем, но наши отношения продержались всего несколько месяцев. После расставания с ним я сделала свою первую татуировку – маленькую рыжую лисицу на руке.
После окончания техникума какое-то время я искала себя. Работала в бюджетном учреждении конструктором, после него – в магазине одежды. Затем вновь стала бариста, после него работала кладовщиком, курьером, принимала звонки в колл-центре сотового оператора. За это время я сменила множество разных причесок и цветов волос: была черной, как смоль, и с красными кудряшками, и шатенкой с короткой стрижкой. На моей руке появились новые татуировки в виде букета цветов, звездного неба, Тоторо и мотоцикла. Я проколола ноздрю и пупок, много курила и носила классную кожаную куртку с заклепками.
В 25 я съехала из квартиры с девушками и поселилась в своей собственной съемной квартире. Это было настоящее счастье – больше не ждать, когда освободится ванная комната (мои прежние соседки могли находиться там часами), а пользоваться ей единолично. Я могла слушать музыку всю ночь напролет, ходить в белье и есть ночью. В прежние времена, стоило мне только после заката солнца открыть дверцу холодильника, как из комнат раздавались голоса: «Кто там жрет? Хочешь стать жирной?!» Я поставила в своей комнате стол для компьютера, кресло-мешок и проигрыватель с пластинками.
Мне нравилась моя жизнь. Я не отказывалась ни от чего. Если кто-то звал меня пойти на вечеринку, я шла. Предлагали работу – я соглашалась. В разное время я жила с двумя парнями. Одним из них был автомеханик, с которым я познакомилась в столовой, когда работала на складе. Он тоже обедал в этой столовой, и как-то раз нам обоим не хватило свободных столиков. Мы заняли один на двоих и разговорились. Спустя несколько месяцев он перебрался ко мне. От него пахло машинным маслом, а руки всегда были в темных пятнах. Ему нравились моя татуированная рука и колечко в пупке. Он подарил мне много разных пластинок с музыкой, сделал небольшой ремонт на кухне, а я честно пыталась научиться варить борщи. Но такая спокойная жизнь казалась мне скучной. Я возненавидела стоять у плиты и отказывалась ложиться спать ровно в десять. Мы расстались.
Я поменяла работу и спустя некоторое время сошлась с другим парнем. Он был программистом в колл-центре, и тоже мог не спать всю ночь напролет. Меня не пугал его лишний вес и привычка заказывать пиццу. Мы провели много времени, слушая рок и попивая пиво. Он рассказывал мне о новинках в IT, прокачал мой компьютер и установил на него много действительно классных программ. И все было отлично с этим парнем, если бы не его ревность. Он отказывался бывать со мной в разных местах, а когда я возвращалась домой, устраивал сцены. Откровенно говоря, я не всегда приходила трезвой. Но его ревность никогда не была оправдана. Поэтому мы расстались.
После расставания с программистом я стала бороться с тоской, погрузившись в работу. Знакомые попросили меня составить несколько смет для одной частной организации, и я с радостью согласилась. Деньги заплатили хорошие. В той организации моими услугами остались довольны и предложили стать их внештатным сотрудником. Я вновь согласилась, уволилась из колл-центра и стала работать на себя.
К тридцати годам я покрыла татуировками левую ногу и постриглась максимально коротко. Мои друзья и приятели, бывшие однокурсники и коллеги давно обзавелись семьями и стали родителями, и наше веселье сошло на нет. Не было больше умопомрачительных вечеринок с выпивкой и танцами, играми на желание, поездок посреди ночи в какие-то места и разговоров до рассвета. Я не особо скучала по всему этому, но иногда мне становилось одиноко. Чтобы уменьшить одиночество я подобрала на улице тощего кота без уха, отмыла его и вылечила от десятка разных болезней, которые у него были. Получился отличный домашний кот! Он был так благодарен за спасение, что не отходил от меня ни на шаг. Спал в моих ногах, яростно урчал, лежа на подоконнике и наблюдая за моими перемещениями по комнате, лежал в раковине, когда я принимала ванну.
Моя жизнь стала размеренной и простой. Я составляла сметы дома, изредка выбираясь к заказчикам. Дома меня всегда ждал мой кот, а в холодильнике – баночка пива. По вечерам я смотрела сериалы или слушала пластинки, полистывая в интернете каталоги с татуировками. Жизнь меня не тяготила, но и не приносила радости. Было просто… нормально.
Однажды у меня разболелся зуб, и я отправилась в стоматологию. Там на мои татуировки обратил внимание мой лечащий врач и показал свою руку. Оказалось, у нас были похожие рисунки мотоциклов. Мы разговорились о том, где, когда и у каких мастеров делали их. Было приятно слушать болтовню доктора о тату-салонах города, пока он долечивал мне зуб. Закончив с этим, он поинтересовался татуировками моего мужа. Я ответила, что мне о них ничего неизвестно, поскольку мужа у меня нет. Он предложил обменяться телефонами.
Спустя три недели мы стали жить вместе. Андрей был в разводе, детей не имел, работал стоматологом и обожал собак и мотоциклы. Он мечтал купить Сузуки Хаябуса и с увлечением рассказывал о его мощности и крутящем моменте. От него я переняла привычку пользоваться перчатками при мытье посуды, научилась разбираться в блюзе и полюбила жареную с ветчиной картошку. У него были тонны учебников по стоматологии, он все время чему-то учился, и, возвращаясь с работы, часто рассказывал мне о необычных случаях в своей практике. Я перестала курить после того, как увидела в одном из его учебников жуткие фотографии болезней десен и горла, вызванных, в том числе, курением. Он научил меня пользоваться зубной нитью и ополаскивателем для рта. От меня Андрей перенял неплохие навыки работы с узкоспециализированными строительными программами, мастер-класс по отстирыванию пятен с белоснежной медицинской формы, несколько рецептов простых, вкусных и быстрых в приготовлении блюд, а также уважение к кошкам. По выходным мы стали наведываться в приют для бездомных животных, где помогали по мере сил прибирать помещения, гулять с животными и фотографировать их для соцсетей.
Так прошло четыре года. Наша жизнь устоялась, мы притерлись и привыкли друг к другу, словно были вместе уже тысячу лет. Нам было интересно друг с другом, спокойно и надежно. Именно о таких отношениях я мечтала, когда была девочкой и училась в школе.
Однажды Андрей сказал:
– Пора пожениться и подумать о детях.
Я замерла.
– Каких детях? – спросила я.
– Наших с тобой.
– Да ну их нафиг! – отмахнулась я. – Пойдем лучше черешню есть, я помыла.
Андрей принялся есть черешню, и я обрадовалась завершению разговора. Но через несколько дней он вернулся к этой теме снова. Мне пришлось сообщить, что я не намерена иметь детей. Андрей удивился и расстроился. Он попросил озвучить причину моего решения, но я не могла назвать какой-то определенной причины. Мне просто не нравились дети. Они кричат, бегают, дурно пахнут, отнимают все твое время, твой сон, твое здоровье, твое личное пространство и место в шкафу.
– Ты думала убирать ребенка в шкаф? – улыбнулся Андрей.
Я расхохоталась.
– Только его вещи. Ты даже не представляешь, сколько у таких карапузов вещей! Разные ванночки, пеленки, одежда, обувь на любой сезон, игрушки, соски, подгузники, коляски, манежи и вся эта хрень, которую фиг, где разместишь.
Андрей согласно кивнул.
– Много, конечно. Но ведь все это маленькое и быстро раздается родственникам и друзьям. Дети очень быстро растут. Но ты, конечно, права, в этой квартире действительно мало места.
Он обвел взглядом мою уютную съемную квартиру, которую я любила всей душой с тех пор, как поселилась в ней, съехав из квартиры с девушками.
– Надо покупать свое жилье, согласна?
– Нет, если после этого придется заводить детей, – ответила я.
Андрей посмотрел на меня проницательным взглядом врача. Я ответила таким же взглядом сметчика.
– Надеюсь, ты обдумаешь свое решение еще раз, – после паузы сказал он.
Я действительно стала думать об этом. Ночью ко мне не шел сон. Я любила Андрея, сроднилась с ним и понимала его желание создать полноценную семью. Но вынашивать и рожать ребенка? Мне была физически неприятна мысль о том, что внутри меня будет сидеть другой человек, как паразит, питающийся моими жизненными соками. Нести за него ответственность всю оставшуюся жизнь? А если этот ребенок начнет меня бесить, станет неуправляемым, куда я его дену? Я потеряю право на личное пространство, по крайней мере, первые несколько лет. Неизвестно, что сделает беременность с моим телом, моими зубами, моей кожей. Я представляла маленькие ручки, тянущиеся ко мне, и по моим собственным рукам бежали мурашки. Я не была готова становиться матерью. Я ничего не знала о воспитании и детской психологии, и не хотела узнавать.
Спустя неделю за ужином Андрей снова заговорил об этом. Я сказала, что обдумала его предложение.