Герцог Корольков

– Значит, этот соус ты готовишь, специально для трюфелей и всё, ни для чего другого?

– Здесь очень редкие и дорогие приправы, поэтому я его экономно расходую.

– Слушай, Стела, я хочу для тётушки, э-э-э, – он замялся.

– Бэлы, – подсказала повариха.

– Да, для тётушки Бэлы, сделать подарок. Приготовь ей осетрину и добавь в неё этот соус, пусть порадуется старушка. А нам с отцом приготовь трюфеля под другим соусом, а то у нас от этого последнее время изжога.

– Изжога? – испугалась повариха.

– Ну да, изжога, я хотел сказать тебе это раньше, но не было времени.

– Конечно же, конечно, – затараторила Стела. – Я обязательно сделаю другой соус, ещё лучше этого, а этот добавлю к осетрине. Тем более ваша тётушка всё его сегодня нюхала, перемешивала, ахала, охала, говорила, как он ей нравится, но она не смеет его себе позволить.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Вовка. – У нас с отцом не будет изжоги, и тётушка попробует свой любимый соус.

Удовлетворённый тем, как он ловко предотвратил злодейство, Вовка тепло попрощался с поварихой, чем очень её удивил, и отправился изучать замок дальше.

Глава шестая,

Пройдя через коридор, Корольков вышел в великолепный сад. Множество фонтанов, скульптур, скамеек, дорожки, вымощенные розовым мрамором. Повсюду цветники, напоминающие дорогие ковры, причудливо подстриженные деревья и кустарники. Всё цвело, пышно росло и источало такой великолепный аромат, что у Вовки закружилась голова, и он присел на ближайшую скамейку. Ему, городскому жителю, привыкшему дышать выхлопными газами автомобилей, этот аромат показался столь сильным, что на некоторое время даже лишил его дара речи.

– Лепота! – вспомнил он какое-то старинное слово, первым почему-то, пришедшее ему в голову.

Дома он любил ходить в парк, но для того, чтобы покататься на аттракционах. Природу вокруг никогда не замечал, она существовала для него, как само собой разумеющееся. Видимо поэтому он не считал зазорным бросать мусор мимо урн, да и, вообще, мог его бросить где угодно. Таким «поросёнком» был не он один, и поэтому к концу дня парк напоминал одну большую мусорную свалку. Только сейчас Корольков понял, какую работу приходится выполнять каждое утро дворникам, чтобы вывезти весь этот хлам.

– Странно, а почему я и другие не можем бросить мусор в урну? Неужели это так трудно? Вот здесь, в такой красоте, наверное, никому не приходит в голову мусорить, – он придирчиво посмотрел вокруг и, действительно, не увидел ни одной мусоринки. Сад был девственно чист. – Да культура, не то, что у нас. Свалка свалкой, ладно хоть дворники выручают. А вот если бы они не убирались? Тогда, наверное, там и места бы не было, куда можно было бы встать. Права пословица: «Чисто ни там где метут, а там, где не мусорят».

От мудрых размышлений Вовку отвлёк странный звук, напоминающий мурлыканье кошки, только это мурлыканье было таким громким и мощным, что складывалось впечатление, мурлычет огромная кошка. Он медленно стал поворачивать голову на странный звук и первое, что с ужасом успел заметить это огромные жёлтые немигающие глаза хищной кошки.

– Тигр, – мелькнуло в голове у Вовки, и от страха потерял сознание.

Сколько он пребывал в подобном состоянии, неизвестно, но постепенно рассудок стал возвращаться к нему, и сквозь пелену забытья Корольков почувствовал, что кто-то лижет ему лицо огромным шершавым языком. От этого прикосновения он мгновенно пришёл в себя и увидел над собой морду, но не тигра, нет. Он лихорадочно стал вспоминать и как ни странно вспомнил, эта морда принадлежала леопарду! Да, самому настоящему леопарду, который вместо того, чтобы слопать его, пока он лежал без сознания, облизывал его так, что даже одежда, в которой находился Вовка, промокла насквозь. Преодолевая страх, он протянул руку к этой страшной морде и постарался отодвинуть это чудовище от себя. Леопард обрадовался этому жесту и как маленький котёнок стал тереться об Вовкину руку. Окончательно придя в себя и немного осмелев, Вовка стал нерешительно гладить эту огромную кошку:

– Мурзик, Васька, Пушок, – пытался он подобрать ему имя. – Хороший мой.

Леопард от избытка чувств зажмурил глаза и положил Вовке на колени голову, а Вовка как заведённый продолжал:

– Барсик, Мухтар, Шарик.

Неизвестно сколько бы это продолжалось, но неожиданно появился Георг:

– Монсеньор, вот вы где, а я с ног сбился, пока вас нашёл. Вы не забыли, что через два часа у вас урок танцев? Вам необходимо переодеться, тем более, что Берг вас просто всего облизал. Зачем только вы ему позволяете это делать?

– Берг? А Берг, так значит, эту симпатичную кошку зовут Берг и она ручная. Слава Богу, а он-то всё думал, почему она его не съела?

Георг тем временем продолжал:

– Господин герцог, вы мне так и не ответили. Вы помните про урок танцев?

Только сейчас Вовка понял, о чём с ним говорят:

– Танцев? Каких танцев? Я не люблю танцевать.

Георг от удивления даже открыл рот, а Вовка продолжал:

– Нужны мне ваши танцы, как собаке пятая нога, да у меня ноги после езды на вашей лошади болят, да я последний раз танцевал в детском саду в ясельной группе. Понятно?

Мало того, что до этого у Георга от удивления был открыт рот, теперь у него от удивления округлились глаза, и он стал похож на филина, какого Вовка видел в зоопарке.

– И не надо на меня так смотреть! Я сказал, что не буду танцевать, значит, не буду! Баста! – Корольков грозно насупился.

Георг вздрогнул, выходя из оцепенения, и тихо спросил:

– Вы точно не хотите идти на урок танца?

– Я не только не хочу, я не пойду, так и передайте директору.

– Д-директору? – удивился Георг.

– Чего это я про директора-то вспомнил, он то здесь при чём? – сам себе удивился Вовка. – Это у меня не то вырвалось, можешь идти и ябедничать кому угодно, но танцевать я не буду! Понятно?

– Мне придётся доложить об этом господину герцогу, – жёстко заметил Георг.

– Да докладывай, кому хочешь, хоть президенту, хоть Папе Римскому, ябеда, – и, не удостаивая Георга взглядом, Корольков пошёл по дорожке сада.

Георг ещё некоторое время постоял, глядя ему вслед, а потом решительно пошёл к замку.

Вовка медленно брёл неизвестно куда, а за ним не отставая ни на шаг, верно и преданно, как собака, шагал леопард Берг. Так как поговорить было не с кем, то свои переживания Вовка и изливал этой пятнистой кошке.

– Понимаешь, Берг, мне в детстве медведь на ухо наступил, вот я ни петь, ни танцевать не умею, поэтому и нагрубил Георгу. Зря, конечно, я его обидел, ябедой обозвал, ведь он хороший. Наверное, он меня любит, переживает, на руках носит, а я, неблагодарный, ему грублю. Надо будет при удобном случае перед ним извиниться.

Тут его внимание привлекла парочка, которая, как и он гуляла по саду:

– Ба! Тётушка с дядюшкой, ну теперь есть на ком сорвать своё скверное настроение и выпустить пар. Берегитесь, родственнички, вы ещё не знаете Королькова.

Он решительно направился в их сторону. Берг, который до этого не отходил от него ни на шаг, заметив приближающихся, зашипел, как кошка, и спрятался за Вовку.

– Ничего себе, даже леопард их боится, – подумал Вовка, а вслух произнёс. – Тётушка, дядюшка, дайте-ка, я вас облобызаю, – он широко расставил руки, чтобы в его объятия вошли оба родственника, и обнял их так, что у них захрустели кости. Берг во время этой сцены, вообще, испарился, его нигде не было видно.

– Родные мои, дайте, я вас покрепче обниму, – продолжал Вовка, не выпуская их из своих объятий. – Если бы вы знали, как я вас люблю, как обожаю, так бы и держал вас в своих руках и не выпускал.

– П-прекрати, В-вольдемар! – завизжала тётка. – Прекрати немедленно! Это ещё что за глупости? Ты спятил?

– Кто спятил? – удивился Вовка, выпуская пленников из своих объятий. – Что значит спятил? Неужели я не могу обрадоваться своим любимым родственникам?

– Ничего себе обрадовался, – прохныкал дядя, – потирая затёкшую шею, – Я уж думал, что смерть наша пришла, ещё бы минута такой радости, и я бы испустил дух.