Байкал. Книга 2

– Все прощайте! Не дай нам Боги опять увидеться, чью-то смерть уговаривать…

После этих слов все расступились перед нами, пропуская к дверям. Мы вышли, уже никем не сопровождаемые и долго шли по коридорам. И как Эрик, который и по сторонам-то не глядел, находил тут дорогу, не пойму… мы вышли с ним на крыльцо, где нам почтительно поклонились стражники, наши лошади уже были готовы, конюшие держали их под уздцы. Ни Эрик, ни я садиться в сёдла не стали, пошли так, ведя коней вповоду, спустились в город, и весь этот путь Эрик проделал молча, сосредоточившись на своих мыслях. И только в гуще леса уже вдруг качнулся и остановился, опираясь на дерево.

– Что с тобой? – я тронул его за плечо, он повернулся ко мне, тут отводить глаза некому, мы уже самими собой глядели друг на друга.

Он очень побледнел, пот выступил у него на лице, Эрик поднял на меня потемневшие глаза.

– Отдохнуть надо, Ар… Силы Та сторона вытягивает как ничто… – и опустился на землю, опуская голову на руки, опершись на колени.

Я сел рядом с ним, протянул ему флягу, наполненную целебным мёдом, придающим сил в таких случаях.

– Ничто… ничто оно и есть ничто, – сказал я.

Он покачал головой.

– Ты ошибаешься, там совсем не ничто… – тихо проговорил он.

Я не стал спорить, я не спешу узнать, каково Там. Мы сидели рядом, прижимая спины к стволу старой берёзы. Кони пощипывали траву в стороне. Сухая трава покалывала лядви сквозь тонкие штаны. Солнце только перешло на вторую половину дня, а мы уже возвращаемся, это славно. Аяя довольна будет, я не люблю оставлять её одну, мы везде ходим вместе все эти два десятка лет…

– Ар… ты… – Эрик снова сделал глоток из фляги. – Ты развеял души моих мёртвых рабов. Чем они достали тебя? Чем эти ничтожные могли тебя достать?

Каких рабов, что он городит?

Эрик, всё ещё бледный, посмотрел на меня, и сказал снова странное:

– Ты не ври зря. То, что ты сделал это, меня не трогает, я убил их своими руками, насладившись тем, как их вонючая кровь текла по моим рукам до самых локтей. Но почему ты встретился с ними? Почему ты развеял их мёртвые души? Где вообще ты мог повстречать их, ежли ты на Ту сторону не ходок?

Вот уж в чём обвиняет меня вовсе не пойму… И ведь говорит серьёзно…

– Али врёшь и таскаешься туда-сюда зачем-то? С тебя, паршивца, станется, вечно какие-то новые знания обретаешь и таишь от меня… Чего ты ходил туда? Откуда Смерть знает тебя так хорошо? – он прожигал меня глазами.

– Эр, я не понимаю ни слова из того, что ты сейчас говоришь, и о чём… Я сроду за Завесой не был! – сказал я, чувствуя, что один из нас сошёл с ума или остался во власти ещё не этого мира.

Но он, прищурившись, смотрел на меня, не веря ни одному моему слову.

– Какая же ты сволочь всё же! – наконец прошипел он. – Вот убеждаюсь в сотый раз, а всё надеюсь на иное, всё иду к тебе, холодная жопа, за братским теплом! Всё… Что ты врёшь мне сейчас? От чего пытаешься мне глаза отвесть? Что прячешь? Новые дары обнаружил в себе и не хочешь открыться, зависти, что ли, моей боишься? Когда научился на Ту сторону ходить?

– Да ты что, Эрик? Обалдел что ли? Что ты там увидел такое? – до чего сложно отвечать за то, в чём не только не виновен, но и не понимаешь даже, в чём винят тебя…

Эрик отвернулся, зло оскалившись, и проговорил, прижимая затылок к толстой коре старого дерева, прикрыв глаза:

– Зубы бы выбил тебе сейчас, да самому тогда шамкать придётся целую вечность, у-у-у… – хрипло выдохнул он.

Я предпочёл промолчать, кто его знает, чего стоит такое избавление от смерти, вот и помешался. Пройдёт… Эрик, действительно, задремал от слабости, соскользнув головой мне на плечо. Так мы просидели довольно долго, я не беспокоил его, позволяя набраться сил, иначе, пожалуй, пришлось бы тащить его на себе до его дома, а это далеко, а мне домой хотелось поскорее…

Проснулся Эрик на закате, выпрямился, выдыхая, огляделся. Я потянулся, расправляя затёкшие члены, и поднялся на ноги. Он посмотрел на меня.

– Долго сидим?

– Порядочно. Ночь скоро, пойдём, Эр.

– Что спешишь? Баба тебя добрая разве дома ждёт? Я не увидал никого… – он тоже поднялся.

Отряхнул зад, расправил рубашку, волосы пригладил и снова посмотрел на меня.

– Да ты и в этом лжёшь, – зло дёрнув губой, сказал он. – Точно ждёт какая-то, мне даже не показал… Боишься, отберу? – он усмехнулся. – Правильно, бойся, даже если кривая карга, назло приду и отберу у тебя, лживого гада!

– Боги! Да что ты взъярился-то?! На что? – не выдержал я.

– Пошёл бы ты к чёрту, лживая сволочь, паршивая дрянь! Вечно за дурака меня держишь! Всю жизнь всё тайком… Я к тебе всем сердцем, а ты всё норовишь кусочек пожирнее оттяпать и тайком проглотить! – прорычал Эрик.

Я разозлился тоже, и меня уже за сердце взяло то, что он обвиняет меня сам даже не пойму в чём, подозрительность какая-то, как у безумца. Только он вовсе не безумен, вот что хуже всего в этом разговоре, в чём-то убедил себя и теперь его не сдвинешь.

– Знаешь, Эр, не я сегодня пришёл к тебе и просил о помощи, ты пришёл и я помог, – весь кипя, но очень тихо сказал я. – Чего ты теперь взбеленился, я не могу понять, сдурел там, на Той стороне… ну так прояснятся мозги, сам придёшь, помиримся. Ну тебя к лешему!..

Я развернулся и пошёл прочь от него до своего коня, вскочил в седло, вызвав недовольный храп Звёздочки, резкостью своих движений, и шлёпнул её по крупу ладонью, хлыстов мы с Аяей не держали. Скорой рысью поспешая домой, потому что хотя и огорчил меня Эрик возвращением своей непонятной неприязни, всё же думать об этом мне было уже недосуг, я хотел поскорее попасть домой, где так тревожно мне оставить мою «добрую бабу», как выразился Эрик. Показать тебе, да щас!..

Я смотрел вслед удаляющемуся Арику, и злился всё больше, чувствуя, что он скрывает значительно больше, чем я мог подумать. Всё же какой гадёныш мой брат! Вечный и непревзойдённый гадёныш! Всегда и во всём хотел быть выше и сильнее меня! Нет, я достану тебя, погоди…

…Да он и не придёт, уж вечер, вон как надолго ушёл и не сказал даже куда и зачем. Конечно, то брат, а кто ты? Кто ты такая? Сколько эдаких перебывало у него за его долгую жизнь? Бесконечную жизнь… Он и счёт давно потерял им…

Им… Не «им», а нам, чем я отличаюсь от всех, такая же временная, как всё у него. Как жёны, семьи… и даже дети.

Уйти пора. Он тяготится, вот и не показывает брату. Про яйцеголового чего-то вспомнил… Нарочно, чтобы уколоть меня, указать моё место. Ведь я… Конечно, считает потаскухой, если боится с братом познакомить, думает, за любым пошла бы только золотым браслетом помани, как вчерашний, как там его звали… Гайнер… А они и верно, липнут, как мухи. Вот только я не мёд, я…

У меня с гудением разболелась голова от слёз, от обиды, от запутанных мыслей, от растрескавшихся вдруг чувств. Я взяла большой платок, тканный из тонкой шерсти, расстелила его, намереваясь в него увязать мои вещи, что на первое время понадобятся. А там… А там видно будет. Когда ещё собиралась к какой вышивальщице податься… настало время. Не надо дожидаться, пока он погонит, потому что тогда не пережить, сердце остановится, ежли он скажет: «иди прочь, постылая»… Мне больно даже думать о том. Самой уйти надоть…

Давно, давно надо было. Что тянула? Думала, любит тебя? Глупая ты! Которая ты по счёту у него? Любит, не смеши! У Марея была первой и то, как поступил он?..

А если и этот вот так продаст кому? Может не за деньги, так за что другое. У него до злата алкоты нет, до знаний есть, как у меня, до могущества… Мало ли, кто разохотиться на мой счёт, что же ждать, пока опять возьмут власть надо мной?.. Меня передёрнуло и замутило от этих мыслей.

Я почти без сил собирала в узелок две пары тёплых чулок, золота пару горстей в отдельный узелок завязала, простит, небось, за кражу, несколько платьев, душегрею… Села, задумавшись, что ещё надо. Ничего не надумала, связала узел. И подошла умыться к рукомою, а над ним зеркало, Арий много лет назад приладил. У нас вообще много зеркал теперь было, и на печи одно висело, и в простенке, и настольное, и ещё одно в серебряной раме с красивой ручкой, украшенное драгоценными каменьями. И вот, когда я распрямилась, умывшись, что-то, нет, кто-то мелькнул у меня за спиной в правдивом стекле, я обернулась, но никого со мной рядом не было. Показалось, должно… хотя, я так ясно видела чьё-то усмехающееся лицо. Или только усмешку?.. В голове мутится, похоже.

От головной боли клонило в сон, но уже вечереет, куда спать? Надо отправляться, тогда до темноты в ближнее село успею, переночую у какой старухи, может, и вовсе у себя оставит…

… Я почти бежал к дому. Не тревога, настоящий страх, что дома неладно, гнал меня всё быстрее. И вот, даже не расседлав Звёздочку, я взбежал на крыльцо, уж вечереет, а в окнах ни огонька…

На пороге мы столкнулись с Аяей, заплаканной, какой-то растрёпанной, и с узлом в руке.

– Что это? – спросил я, отступив на шаг.

Он лохматый и бледный, волосы от пота намокли, пот на лбу, глаза белые, что так бежал? От кого? Не успела я…

Сейчас скажет, любит, руками хватать начнёт, а ты и поверишь, растаешь, потечёшь… Опять поддашься, поверишь, слюнявая слабачка, какая ты предвечная, ты всего лишь тряпка, послушная кукла в его дому. Он заменит тебя на другую за два дня…

… Уйти собиралась? Уйти от меня? Куда? К кому? Кто увлёк её? Почему растрёпанная такая, что тут было? Кто трепал её… Кто он? Где схоронился? Али… в лесу где ждёт?

– Ты… – задыхаясь, проговорил я, не зная, что сказать дальше.