Байкал. Книга 4

– Случилось… Аяя поняла, что тяжела. И… думает, что я не хочу на ней жениться.

Эрик даже замахнулся, белея лицом.

– Убил бы тебя! Ч-щёрт… что невтерпеж было?.. Господь велик…. – он закатил глаза. – Что теперь делать-то? От Кратона забрал, чтобы самому… Он хоть как честный жениться мог, ты же теперь… тьфу! – он действительно сплюнул на гладкие плиты в их ладном дворе.

Мне казалось, слюна его зашипит на этих плитах, так он был зол. Однако в следующую минуту смягчился и сказал:

– Ладно, давай отсюда на сегодня, вали! Я успокою её, уговорю, придумаю что-нибудь про тебя, дурака.

Ничего не оставалось, как подчиниться. Я отправился восвояси, доверяя брату самое дороге, что у меня было и есть, с твёрдым намерением вернуться через сутки.

А в Кемете меня ждала новость – было объявлено о свадьбе Кратона и Уверсут. Ей рожать было вот-вот, и свекор решил всё же узаконить права своего внука таким образом. Я не мог осуждать его, но не мог и сочувствовать, потому что я теперь ненавидел его куда больше, узнав, что он… Не хочу даже про себя произносить это!

Я вошёл под своды дома Вералги со стороны сада и застал Викола, как бывало уже не раз и не два. Они с Вералгой встречались едва ли не чаще чем мы с Аяей теперь. Я считал её своей бабкой, да и Викол был сед, но глаза у него и у неё теперь посверкивали молодыми огоньками и, очевидно, между ними всё было хорошо. Похоже, куда лучше, чем между нами с Аяей. Во всяком случае, жениться Викол мог сколько угодно, ежли бы им вздумалось…

– О, Анпу! Не видались давно! – воскликнул Викол, радостно.

– Чего ж давно, пять дён, как виделись, – хмыкнул я, чувствуя досаду оттого, что они, счастливые влюблённые, а я на сегодня – несчастный.

– Что-то хмур ноне, Арик? Не ладится чего?

– Да нет… Стесняем мы тебя, Вералга… Ты уж прости, никак не…

Но тут неожиданное появление Дамэ остановило меня на полуслове.

– Отыскал я дом для нас, Анпу! – радостно воскликнул он с порога.

– Далёко ли?

– На западном берегу Нила, недалеко. Хозяева померли в мор какой-то, давно пустой стоит, но ухоженный, можно хоть завтра перебираться, – радостно сказал он.

– Поглядеть бы, – сказала Вералга.

Но я возразил:

– Ежли Дамэ считает, что можно перебираться, немедля собираться начнём. Где Рыба и Арит?

– Дак-ить, иде…. – в подражание байкальской манере Рыбы, ответил Дамэ. – Кто знает? Они в разные стороны днесь глядят, не слишком ладят после как… Ну словом, вместе не бывают теперь.

Словом, не дожидаясь наших женщин, мы приказали собирать вещи с намерением поутру и перебраться на новое место.

Вералга, однако, вошла ко мне, проводив Викола и притворив за собой дверь, спросила вполголоса:

– Ты уверен в нём? Как ты… можешь ему верить? он же…

Я обернулся к ней, сбирать свои книги я не мог доверить никому, потому сам их увязывал широкими лентами и складывал в лари, запоминая порядок.

– Аяя всецело доверяла ему две с половиной сотни лет, будь он дурной человек…

– Он вовсе не человек, тебе ли не знать о том!? – совсем зашептала Вералга, оглядываясь на дверь. – И… кто знает, что он при Аяе делал вообще.

Я положил в ларь очередную кипу свитков и, разогнувшись, сказал Вералге полным голосом:

– Ты напрасно шепчешь, Вералга, – с удовольствием сказал я, – Чёрт слышит сквозь стены. И ещё… Аяино имя пачкать не смей словами и подозрениями гадкими.

Вералга отшатнулась, бледнея.

– Гляди, Арий, доиграешься.

– Голому нечего терять, – сказал я.

Вералга помолчала, и отошла уже, было, к дверям, но обернулась:

– Где всё же Эрбин? – спросила она уже другим тоном, но, продолжая сверлить меня холодными голубыми глазами.

– Кто знает? В Вавилоне у него семья осталась, дети должны были народиться, быть может, туда и унесло его.

– «Быть может»! – досадуя, повторила Вералга – будто, в самом деле, не знаешь этого. Вы в колыбелях разных спать не могли, не разлучались, не то что…

Махнув рукой на меня, она вышла, поняв, что ничего от меня не добьётся. Я продолжил своё занятие, думая о её словах, надо же, мы с Эриком, не только взрослыми, но и младенцами были зависимы друг от друга. Я только теперь подумал о том, что Вералга единственная из всех людей на земле, кто знает нас с Эриком с малолетства, даже с рождения. Это так удивительно теперь…

Я женился на Уверсут. Это решение я принял не размышляя, просто в один из дней, вставая с постели, которую для меня согрели сразу три красивые наложницы, я понял, что не чувствую ровно ничего, ни тепла, на которое рассчитывал, ни даже похоти. Всё было плоско и мертво во мне, куда мертвее, чем камни, из которых Арий, или как его теперь всё называли, Анпу, строит свои храмы по всему Кеми. Неужели я старик отныне? Так недавно я чувствовал себя полным сил, налитым жизненными соками до самых краёв. Теперь осталось одно, к чему я привык с малолетства – забота о Кеми. Больше я не чувствовал и не мог думать ни о чём. Потому я приказал Уверсут явиться к себе. Она повиновалась беспрекословно и очень быстро, побледнев от страха, торопела она меня или была напугана некими собственными мыслями, но смотрела на меня во все глаза в те мгновения, когда я отводил взгляд, и снова опускала глаза долу, когда я смотрел на неё.

– Я решил признать права твоего ребёнка на престол, Уверсут, если то будет сын, он станет моим наследником, потому что я женюсь на тебе. Объявляю тебе моё решение, потому что хочу, чтобы твоему отцу ты сама сказала о том. Не волнуйся, принуждать тебя к выполнению нежеланных обязанностей я не стану, ты получишь всё только за то, что некогда стала женой моего сына и скоро станешь матерью моего внука. Или внучки… Теперь ступай.

Сам не знаю почему, но чудесная смуглая красота Уверсут, нисколько не поблекшая от бремени, ибо она сохраняла стройность, несмотря на живот и даже лёгкость и грацию, днесь раздражала меня, и её тёмно-красные губы, такие большие и полные поцелуев, и маслянистые глаза, и потоки блестящих гладких кос, и всё её бесспорное совершенство почему-то сейчас не радовало и не волновало меня. Отпустив её, я задумался, не совершил ли я ошибку. И мучась, что, возможно бесповоротно навредил себе, и пуще – Кеми, отправился к Мировасору. Вернее к Виколу, но рассчитывая на встречу с Мировасором.

Я застал его одного. Викол отсутствовал.

– О, он теперь совсем забросил и науку и богослужения, смерды, приходящие в храм давно не видали верховного жреца Осириса. Бог не должен забывать своих обязанностей. Вон Анпу чудо за чудом творит на землях Кемета, скоро не будет сильнее культа, чем его. Хотя времени пошло всего ничего.

– Да, Анпу на редкость велик на чудеса, я слышал, – сказал я, угощаясь предложенными сластями – сваренными в меду финиками, чудовищная сладость, но сейчас и она не казалась мне сладкой, я почти не чувствовал вкуса. Я расслабил спину, впервые за много дней позволив себе развалиться на широких лежанках, с мягкими подушками. – Что же Осирис не призовёт своего жреца к порядку?

Я спросил даже не из любопытства, а лишь поддержать разговор, я почти не слушал, что Мировасор говорил. А он продолжил, словно ждал меня, чтобы поговорить, вероятно, Викол, действительно всё время отсутствовал, что Мировасор стал так разговорчив.

– Боги видят то, что хотят видеть… А может быть самому Осирису угодно, чтобы Викол ныне… стал влюблённым героем.

– Викол влюблён? Вот так новости. Я думал он на такие вещи вовсе не способен.

– Все мы на всё способны, как выясняется, – усмехнулся Мировасор и приказал приготовить нам ужин.

– Нет, что ты, Мир, я сытно поел нынче… – взялся было отказываться я, но во мне недостало на это сил. Что ж, и ночь, придётся провести со старым другом и тестем. Стану ли я так ватажиться с Фарсианом? Мой сын мог, смогу ли я?..

Я сказал Мировасору, что намереваюсь жениться на Уверсут. Он удивлённо посмотрел на меня.

– Что ж, Кратон, ты… Я слышу отголоски отчаяния в твоём голосе.

Я ничего не ответил, не обсуждать же мне всерьёз то, что я не в отчаянии, я вообще ни в чём, я просто стал прежним, что был до того, как из моря ко мне вышла рождённая белой кипрской пеной, Богиня… Будто не было ничего, будто не было благоухания природы, веяния ветра, брызг морских волн, ароматов цветов, утреннего воздуха, вечернего сада, и губ любимой, блеска её глаз, оживлявшего всё для меня… А теперь, без этого магического ключа, я снова стал прежней закрытой дверью, за которой навеки теперь схоронены несметные сокровища чувств… Нет, ничего этого я не сказал Мировасору.