Байкал. Книга 5

– Уже стал! Уже! Всему миру будет объявлено, кем теперь Арий, прекраснокрылый Анпу… – захохотала она, холодом обвиваясь вокруг моей шеи.

– Нет!.. этому не бывать! Не бывать! – задыхаясь, кричал я.

Мне осталось только одно, и я возопил:

– Князь Тьмы! Призываю тебя!

Ответ последовал тут же, я почти не мог видеть, особенно здесь, где я находился на границах миров в ничто и нигде.

– Я здесь, великолепный Арий! – с улыбкой в голосе произнёс Он. – Чего ты просишь? Я могу сделать тебя снова прекрасным, юным и сильным. Могу сделать самым могущественным человеком на земле, хотя могущества тебе хватает от рождения. Могу… впрочем, ты не этого хочешь. Ты хочешь Её? Аяю?

– Нет! – крикнул я, потому что знал, Он не может мне дать её больше, чем она уже была моей.

– Чего же? Скажи… я думал…

– Я не стану рабом Тебе. Дай укорот Своей Сестре! – прошептал я.

– Я этого не могу, Она старше и сильнее меня.

Смерть захохотала, очень довольная этим ответом.

– Ты можешь! Можешь!.. – простонал я, понимая, что теперь я сам сделаю то, чего страшился и от чего предостерегал иных. – Для этого и затеяли всё… Вы двое изначально были заодно, Ты направила копьё Гора Аяе в грудь, и Ты держала её у порога, дожидаясь нас Эриком… Всё продумали заранее. И победили, вдвоём загнали меня в ловушку… Ты знал, что я приду к Тебе, в конце концов…

Он засмеялся, сотрясая воздух, который волнами боли прошёлся по моей сожженной коже.

– Ты умён. За то и ценю тебя. Но и ты всё понял слишком поздно. Твой брат куда холоднее и умнее тебя, ты же горячностью подвёл себя к краю. Но не казнись, Арий, – произнёс Сатана удивительно мягким, даже вкрадчивым голосом, вползая в меня. – Ты ничего не потеряешь. Я не сделаю тебя демоном, великий байкалец, нет-нет, для этого ты слишком одарён и велик. Ты не будешь мне рабом. Я даже не призываю тебя на службу, и этого не будет. Я дам тебе больше, чем ты мог бы просить. Ты станешь мне сыном. Не будешь служить, но свою кровь я подмешаю к твоей… и стану просыпаться в тебе в мгновения, что изберу сам. Что ты просишь за это?

– Свободы! – придушенно прошипел я.

– И только? – хмыкнул, словно разочарованно. – Что ж, будь по-твоему: ты свободен!..

И я полетел кубарем из небытия, безвременья и пустоты.

Вот после этого я и оказался где-то на свалке нечистот в окрестности Фив, где пролежал, сам не знаю сколько, привыкая не стонать при каждом вдохе, терпеть боль, которая сжигала меня, и не кричать от неё всякий миг, и откуда двинулся на Байкал…

Сейчас это всё вдруг всплыло в моей памяти, толкнув во сне…

Мы с Аяей забрались под настил, где, сохранялось тепло, оставленное мною несколько дней назад, земля, согревшись, щедро отдавала его, а высокие снежные стены сохраняли. Аромат и влажность от оттаявшей земли и растений царили здесь, в темноте, они будто выдохнули на нас, когда я приподнял засыпанный снегом настил. Он заскрипел, выгибаясь, грозя сломаться под тяжестью снега, и мы скользнули вниз, где было влажно и так тепло, что после лютого мороза и ветра показалось жарко. Парко точно, влажный воздух и земля будто в ладони приняли нас.

– Свет надо запалить, Яй, погоди… – сказал я. – Тут щепки есть, я оставлял, чтобы костерки делать, целый день туда-сюда летать, согревать очень тяжко было…

– Вот щепки, Ар, – сдавленно прокряхтела Аяя, споткнувшись в полной темноте.

– Ударилась, что ли?

– С-с-с… Немного…

Мы не видели друг друга, как не видели ничего здесь, но я безошибочно поймал её руку, протянувшую мне длинную щепку. В следующее мгновение у нас появился и свет. Неяркий огонёк осветил нашу поляну, мы ахнули, оглядываясь: я поднял наш маленький факел повыше, и стала видна сильно разросшаяся земляника, сразу бросились в глаза яркие капли ягод. Но сама трава изрядно побледнела в темноте за эти дни.

– Давай в лёд вставим лучинки.

– Вставим, да, но долго быть здесь нельзя. Хорошо, что полянку я не слишком маленькую расчистил, но воздуха здесь надолго не хватит, особенно, если огонь будет гореть. Отогреемся, земляники поедим, и надо будет выбираться отсюда, – сказал я.

Аяя посмотрела на меня:

– Куда же… выбираться нам? Кругом снега, у нас ни одежд, ни дома, ни собак…

– Там посмотрим, – сказал я.

– Или ты теперь всё можешь? Если ты… взял Его руку, – она смотрела на меня, немного отодвинувшись. Глаза от расширившихся зрачков казались огромными.

Я с упрёком посмотрел на неё, и сел на землю, подогнув ноги, и взялся собирать ягоды вокруг себя в ладонь.

– Я уже сказал, я тот, что был. Будь иначе, разве шёл бы я столько времени к тебе сожженным и незрячим, чувствуя, что моя плоть с каждым днём всё мертвее, рискуя сойти с ума каждый миг?.. Прилетел бы сразу. Я и крыльев этих… чёрных, не подозревал в себе до того мига, как Смерть с лицом Вералги стала нападать на тебя…

Аяя вздохнула и села возле меня, не прижимаясь, но близко.

– Значит ты… ты всё-таки Огнь? Мой Огник и больше никто и ничто? – она посмотрела на меня, словно пытаясь отыскать, чего же теперь бояться во мне, если я… Но она не хотела найти. И потому обняла меня за шею, порывисто и горячо, как напуганный ребёнок.

Но потом отодвинулась немного и, близко глядя мне в глаза, спросила очень тихо, словно боялась услышать ответ на этот вопрос:

– Арюша, скажи, только честно… как есть на сердце… Ты сделал так, чтобы… чтобы ребёнка не было?

И я солгал, я не мог сознаться. Я ответил:

– Нет, конечно.

Это была первая ложь и единственная, которую я произнёс Аяе. За все годы. Но я не мог сказать правды, я не мог сказать, что едва я узнал, что она носит ребёнка от Эрика, в тот же миг, сам едва не стал тем, Кто объявил меня Своим сыном… Я не могу признать этой вины, я не могу сознаться в этом преступлении ещё и потому что подозреваю, что она и себя мигом запишет в соучастницы… И не простит даже не меня, а себя…

На мой ответ она тихо улыбнулась, а я притянул её к себе и… она хотела было отстраниться, ослабленная, даже измождённая всеми пережитыми потрясениями, но нет, нет, доверилась, отдалась мне, позволила обнять себя и даже заснула в моих объятиях.

Мягкая трава и согревшаяся земля не худшее ложе для нас, запахи травы, земли, тающего льда, все вместе, смешанные с её ароматом, Аяя, моя жизнь… Для меня ты куда более ощутима, важна, чем все окружающее, чем весь мир, и ты больше всего мира для меня, я готов отказаться от всего, но не от тебя…

А мне не спалось долго, и она вскоре пробудилась от своего недолгого сна, с радостью обнаружив себя в моих объятиях. Мы, счастливые друг другом и разгорячённые, смеясь и шутя, мы ели землянику, собирая её прямо с кустов…

А, наевшись земляники, мы, незаметно для себя заснули, утомлённые пережитым, убаюканные окружающим теплом. И в этом сне, одном на двоих мы увидели то, что… что было там и тогда, когда я принял Его руку…

Вздрогнув, я проснулся, и увидел, что Аяя смотрит на меня, она была бледна, насколько я мог видеть в полумраке от лучины. И я понял, что она проснулась, как и я, что мы видели один и тот же сон. Но сон ли то был? Или послание?..

– Ар… Ты видел… Ар, ты понял?.. Ты понял, что Он сказал? – блестя глазами, прошептала она. – Арий… Он сказал… сказал, что ты… свободен… – пошептала Аяя.

В меня проник свет из Аяиных глаз, что рождался не отражением огня, но в самой их глубине, и светил из её души… И я вдруг понял: а ведь верно… Верно! Он сказал мне: «ты свободен!»

А значит…

– Ш-ш-ш, Ар, молчи и даже не думай о том… – тишайше прошептала Аяя, вращая глазами…

– Даже не собирай мысль в слова, – и приложила палец к губам. – Но…