Байкал. Книга 5

Она обернулась по сторонам, словно боялась увидеть Прародителя Зла рядом с нами, я знаю, что её опасения не напрасны. И прижала палец к губам.

– Похоже… Он перехитрил сам себя… – ещё тише прошептала она.

Моё сердце толкнулось радостно, меня обдало жаром.

– Яй! – и я обнял её, целуя. – Да мы же… тогда…

Но она выпросталась, тихо смеясь:

– Ш-ш-ш! Говорю же: молчи даже сердцем!.. А отсюда выбираться надо, Огнь… задохнёмся!.. да не целуйся ты, шалый!..

Я поворочался в снегу, обминаясь и пытаясь сообразить, цел я или нет. Нигде не было больно, всё двигалось, тогда я открыл глаза. Я видел вокруг только снег и только его и чувствовал, но там, где я находился, он лежал рыхло, оказалось, большая ледяная плита упала, опершись одним концом на край скалы, и создала своеобразную крышу, которая и защитила нас. Нас, потому что я почти сразу нащупал что-то, и это был не я, это была нога Агори в меховом сапоге. Я потолкал и подёргал его, и он зашевелился, стало быть, тоже живой. Я целый и он, это было неплохо. Вокруг не было совсем темно, только очень тихо. Агори, ворочаясь, перевернулся, выплёвывая снег.

– Чё это… живые мы, што ль? – прошептал он, кое-как вытирая лицо от снега. – А?..

– Ты чего шепчешь-то? – проговорил я.

Мы сидели под надёжной «крышей», льдина встала вкось прямо над нами. Агори, подняв голову, увидел её.

– А… п-похоже… повезло нам, а, Эрбин?

– Да уж… ничего не скажешь…

– Интересно, остальные как? – проговорил Агори, копошась в тщании отыскать шапку, потрепал руками по волосам, рискуя со снегом вытрясти последние.

– Выбраться надо, тогда и узнаем, – сказал я. – Ты точно целый, молодец?

– Да вроде.

– Давай, попробуем откопаться.

– А сильнее не привалит?

– А что делать? Сидеть тут? Спасать, боюсь, никто не прилетит, – вздохнул я.

– Ты про них… – Агори сделал «глаза», показав вверх. – Про Ария и Аяю…

– Думаю, они не знают, что нас тут… завалило – сказал я, не сомневаясь в своих словах. – Иначе достали бы уже.

– Думаешь, после того, как их гнали тут, они стали бы нас спасать?

– Они бы стали, – сказал я, кем бы ни был Арик, что бы ни говорила Вералга, что бы я ни видел своими глазами, я не верю, что он бросил бы нас умирать. И уж Аяя тем паче. – А раз нет их, давай-ка осторожно…

– Может, ты снег сдул бы разом, и дело с концом? – сказал Агори.

– А если там остальные, их в пропасть унесёт моим ударом? Вот если бы плиту эту осторожно приподнять… тихонечко…

Агори обрадовался:

– Хо! Так это я легко! – и не поднимая даже рук, просто глядя туда, плавно, словно она был на петлях, как дверь погреба, приподнял гладкую плиту, состоящую из слоев снега и льда за несколько лет смерзшиеся и уплотнившиеся более камня. А там за ней дышал метелью всё тот же странный день. Лето на дворе, день долгий.

– Долго держать сможешь? – спросил я, опасаясь ещё выходить под плиту.

– А сколь надоть? – спросил Агори. – Сколь надо, столько и продержу. Пошли, Эрбин!

И уверенно отправился к выходу на волю. Я поспешил за ним. Оказавшись за пределами нашего убежища, мы обнаружили, что день всё же клонится к закату.

– А мы… долгонько там просидели, в снегу-то, – сказал Агори, гляди, уж к вечеру время… где же остальные?

Я огляделся. Дом, двор, амбар, сараи, всё было завалено и, должно быть раздавлено снегом и льдинами, их обломки торчали теперь из массы снега, обрушившегося на наш уступ. Удивительно и даже смешно, что уцелела только баня, что была ближе всего к скале и под небольшим карнизом.

– Ты держи покамест плиту, молодец, я попробую снег убрать, глядишь, остальных найдём…

Я легонечко стал «сдувать» снег, боясь, чтобы не потревожить раненых. И вскоре один за другим, обнаружились все, оглушённые и пораненные, кого сильнее придавило, кого легче, кто просто начал задыхаться уже, не имея возможности выбраться из сдавливающего снега. Хуже всех был Мировасор, которому большая ледяная глыба отдавила ноги. Все потихоньку приходили в себя, я помог Рыбе, что никак не могла очнуться, Дамэ, едва отдышался, подполз к ней.

– Жива? – он глянул на меня.

Я кивнул:

– Задохнулась малость, грудь освободи ей.

А сам поспешил к Мировасору, хотя его мне как раз спасать вовсе не хотелось, но Викол уже подошёл к нему, без одежды, как и прибыл, он изрядно обморозился, и сейчас, дрожа, держал себя синеющими руками за локти.

– Ч-что с-с-с М-мировас-сс-сором? – трясясь, спросил он, с надеждой глядя на меня.

Тут и голый Орсег подоспел, теперь уже совсем голый, видимо лавина сорвала его покрывало, которым он был прикрыт, когда они явились сюда, и больше похожий на какого-то замороженного тунца, по волосам взялся иней, кожа из бронзовой отливая в сизый, уд он прикрывал ладонью, боясь отморозить, вероятно.

Всё это вкупе с остальным выглядело бы комично, если бы мне не приходилось гнать от себя мысль о том, что Арик опять пропал в мятущемся над нами снеге, что убита Вералга, и этого моему брату точно никогда не простят, а значит, не помогут мне отыскать его… но на что мне его искать? Чтобы отомстить за погубленного нерождённого ребёнка? Или чтобы быть с ним и Аяей рядом?.. Я не только не мог сейчас об этом не думать, но мне хотелось бросить всех и броситься, крича вьялице: «Ар! Арик! Аяя! Вернитесь! Возьмите и меня на свои крылья!»… А потому я наклонился над Мировасором, причём Агори приподнял и эту глыбу, и мы вытащили раненого. Он был без памяти от боли и удара, и оттого, что его придавило массой снега, и от мороза. Пришлось немедля помочь ему.

– Викол, Орсег, идите к пещере, Агори, Рыба, Дамэ, ведите их, разожгите костер, обогреться, не то захвораете все. И так… перемёрзли…

Я срастил Мировасору раздробленные ноги в один миг, а вот тащить его, ещё бессознательного, на себе было делом тяжким и, главное, нерадостным, с куда большим удовольствием я сбросил бы его в пропасть. Когда я добрался до пещеры со своей ношей, мои сотоварищи были почти в том же состоянии, потому что костра зажечь было нечем. Никто из них огнём не владел, мог Арик, как известно, и Мировасор, что бы теперь без памяти. А моих похоронок с огнивом в этой пещере, они, разумеется, не знали. Так что я послал тех, кто был хоть как-то одет, а это Дамэ, Агори и Рыба, за хворостом или дровами, а пока запалил то, что здесь оставалось с прошлых времён, и заставил Орсега растирать Мировасора:

– Его разогреешь и сам согреешься.

– А т-ты, ч-чт-то? Не м-мёрз-знеш-шь?

– Что ж я, не живой? – хмыкнул я, но в сравнении с ним, я был одет неплохо: в рубашке и вязанке и штаны на мне тёплые, и катанки.

Пещера наполнилась дымом, потому что здешние дрова сто раз отсырели, но всё же занялись и разгорелись, а вскоре подоспели и наши с дровами и хворостом, потому костёр запылал знатный, все мигом согрелись.

– Как теперь? – спросил Викол, с тоской глядя на костер, вытянув к нему на удивление большие руки. – У нас тут ни собак, ни одежды, ни того, кто может перемещаться в одно мгновение…

Он отвернулся, сделав вид, что дым попал ему в глаза, потому что голос его дрогнул. Но едва он произнёс эти слова, как за спиной мы услышали чей-то голос, показавшийся мне смутно знакомым:

– Вот они, здесь…

– Хвала Создателю! – ахнула Вералга, вваливаясь в пещеру, почти занесённую снаружи снегом. И я хотел сказать то же самое, потому, что она жива, стало быть, не ошибся Арик, не Вералге шею скрутил.