Байкал. Книга 6

Они обнялись вполне невинно, хотя Эрик и сжал ей большими руками, прижимая к себе, но не стал удерживать дольше мига, и поцеловал только в волосы на макушке, казавшиеся огневатыми в отблесках костра.

– А я скучать не буду, – сказал Орсег, подходя. – Буду навещать. Уж не обессудь, Арий, можешь злобиться на то, но каждому охота Богиню Красоты-от видеть и сердце своё бессмертное оживлять.

– Не части, – только и сказал я, глядя, как он прижался черноволосой большой головой к её головке, склонившись, и поцеловал её легонько в щёку.

– Ну уж, не командуй, никто теперь не повелитель! – усмехнулся Орсег, и в несколько прыжков добежал до края площадки и бросился в ручей.

За ним, и Басыр взяла Эрика за руку, со словами прощания. У моего брата был при этом такой вид, словно его повели в тюрьму. Но я успел только за миг до того, как они с хлопком пропали заметить это.

– Не думаю, что этот союз продлится сколь-нибудь долго, – со вздохом сказала Вералга. – Напрасно Басыр поступила так с ним…

– Любовь толкает на любые глупости, – отозвался Викол.

Вералга посмотрела на него с удивлением, и покачала головой:

– Любовь? Ни о какой любви тут и речи нет… нет-нет, Басыр… обида, зависть, месть, разочарование, сомнения в себе, всесильной и древней, восхищение, и чёрт её знает, что ещё, но только не любовь. Здесь нет даже её следа. Любовь чиста, как алмаз, совсем не то в душе у Басыр… впрочем, не мне судить её.

Она посмотрела на Агори и Мировасора.

– Готовы, что ли?

– А чего мешкать, летим! Обниматься не будем, от Богини Любви после не оторвёсся! – засмеялся Мировасор, пожимая мне руку вслед за Агори.

Все трое растаяли в воздухе. Викол посмотрел на нас.

– Рады, небось, до смерти, что мы исчезнем все.

– Рады, что всё кончилось. Вся эта вражда, – сказала Аяя.

– Это да, но… Вералга не зря о Басыр…

Но тут Вералга появилась снова.

– У-уф!.. Далеконько забрались, конечно, наши братья предвечные, там у них ещё вчерашний день не догорел, у нас уж новый занимается… Летим, Вик?

Мы обнялись. Викол и Вералга исчезли как раз с первыми лучами восхода.

– Спать идём, а? День-от новый начинается, а мы старый ещё не закончим никак, – улыбнулась Аяя.

Розовое рассветное сияние, нежно окрасило её всю, глаза блестели, будто и не утомилась она…

Глава 2. Рай и ад

Индия прекрасная страна, я это уже знал, но не думал, что мне придётся вернуться сюда по принуждению. У меня было чувство, что я раб, которого на ошейнике притащили сюда. Я, байкальский царевич, предвечный, способный напугать даже Смерть, я был принесён в великолепные белокаменные чертоги, окружённые райским садом, где пели птицы, журчали ручьи и фонтаны, расхаживали павлины, лани, и самые красивые бабочки на свете перелетали с цветка на цветок. Я был здесь, когда мы были пленными вместе с Аяей, но тогда нас держали в отдалённой части дворца с небольшим отгороженным от остального участком сада. Теперь же я мог беспрепятственно перемещаться, куда хочу и даже выезжать из дома. Правду сказать, до этого я додумался не сразу…

Первое время Басыр хотелось моих ласк, я мог это понять, она была беременна и, наверное, нуждалась во внимании и участии. Я всегда был добр с женщинами, жалея их за слабость и вечную зависимость, любя их за то, что они неизменно любили меня. И я думал, что уж женщину, которая так страстно добивалась меня, а значит, любит, я буду обожать, но всё оказалось совсем наоборот. Я не мог себя заставить любить Басыр. Я уговаривал себя, что она редкостная красавица, одна из сильнейших предвечных, которая продолжала быть Богиней, в отличие от всех нас, остальных. Хотя приходили веси, что Мировасор на другом конце Земли провозгласился Богом. Они называли его Богом-змеем, весьма точно, однако. Уважали и боялись.

– Мировасор должен быть доволен, – усмехнулась Басыр, услыхав эти веси. – Думаю, тут заслуга Арит, она постаралась.

– Арит? – удивился я. – Что может Арит?

– Он не может ничего, но она всегда хотела быть женой Бога. Дамэ не годился на эту роль, при всех своих безграничных возможностях, он не имеет и капли честолюбия, что заставляет нас достигать вершин. Арий не поднял её выше обычной наложницы и не ценил ни мига. А Мировасор оказался идеальным, он падок на лесть, и желания властвовать ему не занимать. Потому они идеальная пара…

Когда родился наш сын, я был рад, как радовался всем моим детям, правда, на миг закралось подозрение, что этот ребёнок вовсе не от меня, он не был похож на меня, но он не был похож и на Басыр – черноволосый, круглоглазый и кудрявый мальчик с тёмными полными губами. Впрочем, я тут же перестал об этом думать и с удовольствием наблюдал, как он растёт, проводил с ним время, он был ко мне привязан, и я привязался и полюбил его. Мне доставляло удовольствие учить его тому, что знал и умел я сам, он был сообразительный и весёлый. Так что этот ребёнок стал единственным, что радовало меня и держало меня возле Басыр.

Почему? Почему я не любил её? Даже тенью той любви, которую я испытывал ко всем моим жёнам, даже к Зигалит первое время. Но почему? Почему? Она так добивалась меня, я должен был подумать, что из любви, но почему я не чувствовал этого? Никакой любви… Ни капли. Даже желание, которое она выказывала первое время, быстро угасло в ней, она даже стала избегать ложиться со мной.

Я не мог понять, что это? Зачем я был ей нужен? С самого начала? Потому что она не разочаровалась, она не любила меня с самого начала. Ни тенью чувств, которые так называются. Со временем, я стал думать, что Басыр и вовсе не способна на это. То ли оттого, что она жила так давно, что пережила и изжила все чувства. То ли потому, что вообще была такой, так задумана. Даже нашего сына она не любила, я ни разу не видел, чтобы она ласкала его, даже когда он был совсем малышом, она избегала брать его на руки и возиться с ним, как любят и делают все матери. Я спросил её как-то, почему? И она, легко выдохнув, ответила:

– Что толку любить и привязываться к детям, если они всё равно умрут, эдак не хватит никакой души, чтобы переживать каждого. Я горжусь ими, когда они становятся царями или жёнами царей, но я не приближаюсь к ним близко.

– Зачем тогда тебе вообще дети? – изумлённо спросил я.

– Ну как зачем… А зачем тебе? Зачем ты заводил и заводишь детей?

– Чтобы любить их, – ответил я.

– И что? Хватало сердца на всех?

– Я ни разу не чувствовал, что не хватает.

– Ну… значит ты счастливый человек, – немного удивлённо сказала она.

Я много думал, для чего Басыр был нужен я? Что за радость ей была от меня? Самодовольство оттого, что она получила, что хотела, словно я был наградой, словно она соревновалась с кем-то, точнее не с кем-то, а с Аяей, она чувствовала, что победила её или меня самого, заставила, и я пошёл? Подчинился. Это было её главным удовольствием и целью?

Но потом нашлась и ещё одна. Как-то, когда она была ещё беременна, она попросила меня, излечить целую деревню, поражённую мором.

– Мне не хотелось бы рисковать нашим сыном сейчас, а отказаться я не могу, получится, что я бессильна… Богиня не может представать слабой… Тебе же это ничего не стоит? – сказала она со сладкой улыбкой.

Я немного удивился, что её ничуть не беспокоило то, что я могу заразиться и умереть в этой деревне, но тогда решил не думать о том. Но это был только первый раз, а после она просила меня раз за разом проявить чудо исцеления и воскрешения. Да, я был нужен и полезен ещё и в этом. Я страшно устал и от этого дворца и от этой ложной жизни, развлекал себя тем, что путешествовал по Индии, уезжая всякий раз всё дальше и дальше.

– Уж не решил ли ты бросить меня? – спросила как-то Басыр. – Полный дом наложниц, танцовщиц, всяких девадаси. И уезжаешь, отсутствуешь по нескольку месяцев…

Этот вопрос она задала мне на свадьбе очередного нашего сына, который женился на дочери одного из богатейших царей северо-востока, которых тут называли махараджами. Это было уже лет через сто, а то и двести, после того как я отправился сюда с ней. Странно, что я до сих пор не подумал о том, чтобы оставить её.

Я знаю, почему, мне некуда было податься. К Арику, там я третий лишний. Жить одному? Я этого не люблю, и не привык. Вот и оставался… Так что вопрос не лишён смысла. Но я подумал, быть может, Басыр уже тяготиться мной и сама хотела бы, чтобы я куда-нибудь делся? Но на этот вопрос я уже отвечать не стал, и решил просто, молча, уехать. Предстояло только решить, куда?

Конечно, первое, о чём я подумал, это поехать к Арику и Аяе. Надо сказать, что всё это время я заставлял себя не думать о них, совсем не думать, потому что только так я мог испытывать хоть какую-то радость от своего существования здесь, с Басыр.

Я переписывался с Вералгой, но, памятуя о её дружбе с Басыр, никогда не спрашивал ни слова об Арике и Аяе, но я знал, если бы что-то случилось, то я узнал бы. Все бы знали, благодаря принятому договору, мы знали друг о друге и о том, насколько мы все благополучны. Все были здоровы и эти годы, все жили там, куда отправились из Ариковой долины. Так что, если я поеду туда, к Арику, я застану их там обоих. Сколько раз мне хотелось нашептать какой-нибудь бабочке, до чего я тоскую, так, чтобы Аяя узнала об этом, так, чтобы знала. Я даже делал это, говорил птицам в небе, тем же бабочкам, но тут же просил молчать: «Нет-нет, не передавайте ничего Селенге-царице, не надо…». Я думал, если Аяя узнает о том, как мне живётся в божественных белокаменных чертогах с Басыр, она ничем не сможет помочь, но ей будет больно. А зачем причинять боль тем, кого любишь? А я люблю её.

Так люблю… так, что даже вспоминать, как мы были вместе с ней когда-то, было невыносимо. И особенно в сравнении с тем, как мы живём с Басыр. С Аяей, даже пока мы просто жили бок о бок много лет, то была одна жизнь на двоих, мы были очень близкими людьми, даже, когда не спали вместе, она знала и чувствовала всё, что было в моей душе, о чём я думаю, чего хочу, я всё чувствовал в ней. Даже до того, как мы стали по-настоящему мужем и женой. Это была совсем другая жизнь… вернее, это была жизнь, а теперь какое-то тухлое существование червя, копошащегося в старом тюфяке, на котором померли тридцать три поколения старух…

О том, что было, когда Аяя любила меня, я вообще думать не мог. Как не мог все те годы до нашей встречи перед нашествием Мировасора, не позволял себе и заставил себя закрыть на тысячу замков те воспоминания, потому что иначе я не мог бы не ненавидеть Арика и не желать отобрать Аяю. Но для меня это было тупиком, мучительным и опустошающим, потому что Аяя хочет быть с ним, не со мной…

В этом ты, Эр, ошибся…

Едва мы с Аяей остались снова вдвоём в наших горах, где таял снег и рассвет осветил окрестные вершины, Аяя, какая-то совсем новая, и будто непривычная мне, всё та же и вовсе не та, улыбнулась мягко и привычно той улыбкой, какую я знаю так хорошо, я притянул её к себе сразу за затылок, и поцеловал, жадно, будто хотел съесть… Но я ничего не мог с собой поделать, я не был сейчас способен на нежность. Я не видел её столько времени, и все эти дни, и сей день особенно, мучительно терзался ревнивыми всполохами, ожигающими моё сердце то и дело, потому мой поцелуй был больше похож на укус.