Байкал. Книга 6

Что будет с ним, я не думала. Потому что иначе я не вышла бы за порог. Конечно, будет страдать. После будет проклинать меня, потом умолять вернуться. Но затем успокоится. Он мужчина, рассудка в нём больше, чем в женщине, он учёный, его ум привык работать, и теперь, когда я ему не помощница более, это станет получаться у него лучше, чем прежде. Перестанет мучить себя пережжённым чувством ко мне, освободится, и жизнь и душа его осветятся, задышат. Так что нет, Огню станет скоро легче без меня. Я давно была как нарыв в его душе, теперь он вскрыт и опустошен, и он начнёт исцеляться…

И всё же сердце моё рвалось на части. Как я теперь буду без него? Я же не могу без него!

Не могу без него!

Не могу без него!

Самолёт завертело и понесло к земле, вращая всё быстрее. Ещё немного и я спиралью врежусь в землю… И пусть… если нельзя быть с Огнем, пусть.

Пусть…

Арик проспал трое суток. Солнце вставало, заходило, снова вставало и опять падало за вершины скал. Я несколько раз будил его, заставляя хотя бы попить воды, но он не в силах был полностью пробудиться, снова погружался в своё забытьё. За это время я вынужден был как-то питаться, а значит доить их коз, собирать яйца от куриц, не так-то это просто, когда непривычен к таким делам, и самому себе готовить. Но это пошло мне на пользу, за три дня я научился жарить омлет, и даже печь лепёшки, смешав муку и молоко. В первый раз поучились твёрдыми, во второй уже лучше, а в третий и вовсе вполне удобоваримыми. Так что мне в чём-то на пользу пошло моё бдение над Ариком. А потом я нашёл у них туеса с мёдом, и жизнь вовсе наладилась.

Все эти дни, подходя к постели, я невольно разглядывал нечистое бельё, удивляясь, потому что знал, до чего чистоплотны оба, и Арик, и Аяя, не терпели никогда ни заношенных одежд, ни тем паче постели. Но потом я разглядел, что постель нет просто несвежая, на ней множество следов, и я быстро понял их происхождение. То были следы семени и… крови. Почему кровь? Она не была накапана и не натекла из ран, иначе я сразу понял бы, что это, но нет, она лишь тонко размазана по поверхности простыней и покрывал, как было бы, если бы сочащиеся кровью ссадины скользили и тёрлись вновь и вновь о все эти льны…

Когда я рассмотрел это всё, в моём мозгу стала складываться картина и чем яснее она становилась, тем страшнее становились мои мысли об Арике. В неё же уложились и сдвинутые и открытые сундуки и дверь в кладовую, и разбросанные вещи, и не только потому, что Арик, возможно, метался по дому в поисках Аяи, но потому что она спешно собиралась бежать… Теперь я дожидался пока он проснётся, исполненный уже иного духа, я хотел взглянуть в его глаза и спросить, правильно ли я догадался. Он не сможет солгать мне. И если я не ошибся, если… Я не хотел додумывать, что будет, если то, что само рисуется при виде всего этого безобразия в его доме, что я захочу сделать с ним. Я ждал его побуждения…

Наконец утром четвёртых суток он проснулся. Он поднялся на ноги, свалив покрывало на пол, не замечая этого, прошёл к выходу. Он разбудил меня этим, и я встал с лавки, где спал все эти дни, и тоже вышел на двор, как и он, умыться и справить нужду, благо, нужников у них было несколько, ведь мы некогда жили здесь немаленькой компанией. Арик сбросил одежду и в несколько прыжков был на берегу озера, куда и бросился. Долго пробыл под водой, потом медленно плавал, надолго погружая голову в воду. Наконец, он вышел на берег, я как раз дошёл сюда, к этому моменту. У него на теле видны были поджившие следы, которые только подтвердили мои догадки о том, что произошло здесь: царапины на груди и плечах, потёртые колени…

Он поднял руки к волосам, отжал их, свернув жгутом и сел на камень на берегу, не спеша одеваться, и не глядя на меня. На его гладкой коже сверкали капли воды, словно слёзы. Удивительно, до чего гладкая у него кожа, никаких лишних волос, только под мышками да возле уда…

– Ты изнасиловал её? – спросил я.

Арик дрогнул мышцами над лопатками, но так и не встал и не разогнулся, продолжая сидеть так, опираясь локтями о колени и уткнув подбородок в кулаки.

– Я насиловал её все двести лет, что прошли, почти кажный день… И ей это нравилось! И я продолжал. Потому что ненавидел и любил, как не любил ничто, даже жизнь… – негромко и страшно ответил он, спустя так много времени, что капли на его теле начали исчезать, высыхая.

Я не выдержал и, подскочив, схватил его за волосы на затылке, отклонив голову к спине, чтобы взглянуть в лицо.

– Ты… Ты…

– Да! А ты как думал?! Ты думал, я добрый и всепрощающий олух?!

– Ар… – я отпрянул, отпуская его.

– А я тысячи лет Ар! Но рогатым дураком мне быть осточертело!

– Что ты несёшь? – пробормотал я.

– Да, надоело! Она играла со мной, как с рабом своих прелестей всё время! И притом развлекалась с Орсегом за моей спиной. Они думали, я не замечаю…

– Что ты… несёшь? – повторил я, не веря ушам, похоже сегодня мой брат куда более сумасшедший, чем был, когда катался по полу, разбивая локти и кулаки.

Арик поднялся, великолепный и пугающий, в своей красоте и дикой ярости, основанной на какой-то безумной идее. Быть может, Диавол внушил её ему?

– У меня своя голова на плечах и Отец Тьмы мне не нужен, чтобы видеть самому, как меня держат дураком,– ответил на это Арик.

– Ты… совсем ум потерял здесь? Для чего ей обманывать? Осталась бы с ним, коли хотела и всё.

– То-то… ей приятно было мучить меня… Приятно… и смотреть невинными глазами… как я ненавижу её, Эр! Лживая, лживая потаскуха!

Но вот этого я терпеть уже не стал, я подлетел к нему и вмазал со всего маху в лицо кулаком. Я многое могу понять, и почти всё простить своему брату, но… Аяю… Я уступил, отошёл в стону, потому что знал, что она любит его, и как она его любит, его! Она отказалась от всего мира, она, Богиня Красоты, которая могла бы иметь больше всех Богов и Богинь на Земле, если бы не ушла с ним, отшельником, только ради того, чтобы любить его. Чтобы просто быть с ним.

Мой удар в него, тут же отдался и во мне, скула надулась болью, но это не остановило меня, я бил и бил его дурацкое лицо, и он не отвечал, но оторвал меня от себя, поднявшись в воздух, и оттуда сбросил в озеро. Это охладило немного мою злость и мои раны. Я доплыл до берега, когда он был уже у дома. Он сел на крыльцо и дожидался, пока я поднимусь, так и не удосужившись одеться. Когда я дошёл, он произнёс, сплёвывая кровь с разбитых губ, как я зубы нам обоим не выбил?..

– Можешь в пристройке жить, если так сердит, что не застал здесь эту шлюху. Ведь к ней сюда тащился…

– Да я и мига здесь не останусь! – ответил я.

– О, конечно! Тщись отыскать её! Она теперь в морях и окиянах со своим полюбовничком. Можешь брать её себе, когда ему надоест. Я уступаю.

– Ты?! Ты мне уступаешь?! Да она моя жена и у тебя вовсе нет никаких прав ни брать, ни уступать её! – воскликнул я.

Я снял рубашку, с досадой отжимая её, придётся теперь мокрым ехать. Но всё это чепуха, летнее солнце встало, да и не заботила меня эта влага. Арик ухмыльнулся и покачал головой:

– Ага, вспомнил! После того, как сам отказался от этой шлюхи! Знал, что она…

Я опять подскочил к нему, хватая за горло, впрочем, руку мою он тут же со своего горла сбил.

– Не смей! Не смей говорить о ней так! Она никогда не была шлюхой!

– Не была?! Не была?! Весь мир, сам Диавол охотиться за ней, все хотят её! Я сам превратился в член от головы до ног! Всё во мне – это желание спать с ней! Ни души, ни ума, только вожделение! И она это знала! Знала, и изменял мне!.. И ты будешь рассказывать мне, что она не шлюха! Невыносимо знать, что не только я, но и любой… каждый! Каждый может быть на моём месте!

– Безумец… – пробормотал я.

– Вали! Целуй её пятки! Они слаще мёда, я знаю это как никто! А мне она больше не нужна! Мне это осточертело, я хочу свободы!

– Ты сошёл с ума. Я не знаю, почему… – сказал я, выводя своего осла из сарая и сдерживаясь, чтобы не врезать Арику снова. – Ревность доконала тебя, твой названный Отец довёл тебя до этого или что-то ещё… да мне и плевать на это! Но эти твои слова я запомню, Ар! – сказал я, вешая свои мехи через седло.

– Запомни. Запомни, Эр, пользуйся! – хохотнул Арик.

– Не вздумай сказать ещё хотя бы слово, потому что тогда я убью тебя…

Арик отмахнулся, поднимаясь:

– Если бы ты только мог это сделать! – и ушёл в дом по-прежнему голый, лишь волосы закрывали половину спины.

Я никогда ещё не был так зол и разочарован. Арик такой, каким он был, неизменно вызывал во мне восхищение, и даже зависть. И его любовь к Аяе тоже восхищала меня своей силой и преданностью. Я мог бы понять и его ревность, и помешательство, но всерьёз подозревать и тем более мучить её… Мучить её! Аяю! Мою жену! Мою Аяю…

Куда ехать я не знаю, но я стану посылать ей этих птичек, бабочек, всех, кто в услужении Селенги-царицы, чтобы она ответила, и найду её. Сам Арик придумал, как не терять связь между предвечными.

Вдруг мой самолёт внезапно перестал кружиться и вышел из падения, словно кто-то выровнял его, взяв в руки, и полёт стал плавным и таким, каким бывал всегда.

– Не надо, Аяя, не надо самой приближать смерть. Моя сестра тебя ждёт не для того, чтобы дать успокоения. Так что надо жить, Аяя.

Я повернула голову на голос. Это Сатана, он сидел на крыле моего самолёта и помогал мне сейчас управлять им.

– Куда ты держишь путь? – спросил Он. – Куда бы ни летела, тебе придётся непросто одной. Подумай, куда бы ты хотела? Женщине одной, тем паче такой, как ты, тяжело одной существовать в этом мире.