В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 2. Обвал

Струится время через

Нас, сердца и мысли побросав в агон.

Мы время возвращать не станем,

Нам прошлое не улыбается ничем,

И мы увидим, что чернила ночи нарисуют

Нам свой ковчег…

Как идти такому пьяному к Тане? Как не пойти? Но ввалиться пьяным и грязным в «Англетер» с Серёгиного дивана, от которого если не забеременеть, то триппером точно можно заразиться?

Нет… я развернулся и пошёл домой к Рите. Даже если она снова будет плакать, или ругать меня, я хотя бы просто просплюсь…

И проспался… Когда я, наконец, проснулся, то сквозь жар во рту и сердцебиение, услышал голоса, мне казалось на мне мотоциклетный шлем, а это какие-то мотороллеры стрекочут рядом со мной. Ох… попить бы… Ведь не догадается никто воды возле тахты поставить…

Я повернулся, на мне одеяло и почему-то кажется, что оно мерзко пахнет, но, наверное, это я мерзко пахну… На мне была футболка, но задница абсолютно голая, ни джинсов, ни трусов, даже носков на мне не было, как-то странно я разделся…

– Вот… проснулся… – проговорил ещё невидимый Ритин голос. Спрашивается, зачем комментировать?

Я отбросил одеяло, вставая, глядя мутным взглядом вокруг себя в поисках штанов, ведь если так раздевался, должны тут где-то быть…

– Ох! Да ты что, Владимир!? – послышался двойной возглас ужаса моих родителей, мамин так даже на визг сорвался.

Я постарался, наконец, полностью разлепить глаза. О, Боже, за столом сидели мама и папа, Рита тоже, все раскрыв рты, воображаю их ужас, потому что мало того, что я был довольно грязен, лохмат и небрит, даже самому себе вонял перегаром, так ещё с ничем не прикрытой нижней частью тела, где красовался стоящий во всю молодую мощь мой изрядно стёртый за прошлые двое суток пенис.

– Свинья какая! – Рита бросилась ко мне с каким-то колючим пледом, куда портки-то делись?! – Вот видите, как он… пьянствует, шляется… а позавчера заявил, что уходит… потом явился под утро вот в таком виде и…

– Рита! – тихо прорычал я, потому что охрип. – Ты что мелешь-то? Штаны мои где?

– В стирке штаны! – воскликнула Рита, отходя от меня. – Вот, что у тебя в твоих штанах нашлось!

И бросила в меня комок Таниных порванных мной трусиков и колготок, сказала выбросить, я так и не стал, засунул в задний карман поглубже…

– Вы посмотрите, Никита Василич, Анна Любомировна, что он с собой носит! Как извращенец… я не удивлюсь, если они там на наркоту подсели с этим Серым!

– Владимир, посмотри на меня – строго проговорил отец, как в третьем классе, будто я опять окно соседям разбил и отцу-директору всего города стыдно за непутёвого сына.

– Пап, ты серьёзно хочешь, чтобы я щас лицом к тебе повернулся? – проговорил я.

– Не ёрничай! – строго прикрикнул отец.

– Вот видите! Грубит, хамничает! Совсем от рук отбился с музыкой этой… после концертов вообще… а уж когда уезжают из города… Я ему говорю, у нас будет ребёнок, а он – мне плевать, иди на аборт, я ухожу к другой.

– Рита?! – проговорил я, изумляясь.

– Владимир! Посмотри на меня! – опять повторил отец.

– Сынок, как же так? – заплакала мама. Господи, а я всё без штанов…

Я плюнул, отбросил проклятый плед и, подойдя к шкафу, достал джинсы, слава Богу, джинсов у меня пары четыре и не все они «в стирке», посмотрят на мой зад секунды четыре, небось, никто не ослепнет.

– Владимир! Бессовестный… Мы с матерью приехали, чтобы поговорить с тобой. Так не ведут себя взрослые мужчины.

Я взял со стола стоявшую там зачем-то банку с солёными огурцами и приник губами так, словно с этой солёной влагой в меня стала возвращаться жизнь и бодрость. Горлу сразу стало легче. А Рита снова выкрикивала свои обвинения, я даже не предполагал ни такого ужасного голоса у неё, ни лжи, ни приёмчиков, гадкого расчёта с которым она заставила моих родителей всё бросить и приехать.

– Денег не приносит совсем, только торчит целые дни, а то и ночи неизвестно где, на что ребёнка нам содержать?! И теперь вовсе надумал меня бросить… – Рита «зарыдала», трагически всплеснув руками и усевшись на край противной разворошённой постели, неужели я сегодня спал здесь… больше того, спал с Ритой… мерзавец и свинья, конечно…

– В постели Таней меня называет… – простенала Рита, ну договорились…

– Что?! Таней? – в ужасе воскликнула мама, выпрямляясь и сразу перестав плакать. – Это… какой ещё Таней?! Вова?!

Боже, опять «Вовой» назвала меня… мама, тебе трудно произнести на один слог больше?!

– Вова, какая Таня?! это… что такое… это та… это… – мама начала хватать воздух, как рыба, выброшенная на берег. – Не может быть…

– Владимир! Мы требуем, чтобы ты немедля взялся за ум, – продолжил отец. – Бросил всю эту… ерунду, хватит подростковых бунтов, тебе двадцать четвёртый год, скоро сам станешь отцом. Сегодня же пойдём вместе, устроишься на работу, и…

Я увидел на полу всё тот же брошенный комок Таниного белья, поднял и засунул снова в карман, но уже не задний, а передний, и сделал это с видимым удовольствием, так, будто ублажаю сам себя, отец осекся сразу же, поперхнувшись своими протокольными фразами.

– Так, Рита, собери мои вещи, я через пару часов заберу. Ответ на все ваши возгласы будет таков: ни музыку, ни Таню я не брошу. «Какая Таня?», мамочка, всё та же, я довольно постоянный человек… Всё на этом, мои дорогие.

И подхватив куртку с крючка на двери, я вышел вон, даже не хлопая. Так… куда сейчас? Вымыться бы, Господи…

Я полетел к «Англетеру», но, подумав, что таким, какой я был сейчас показываться на глаза Тане не просто стыдно, мне противно на себя в отражения в лужах-то было смотреть, что там говорить, чтобы… К тому же я не пришёл на свидание к ней, больше того, я опоздал более чем на сутки. Серёге позвонить…

– О, жених?! Куда пропал-то? Таня звонила, искала тебя, дома твоя Ритузина, конечно, направила её… по известному адресу…

– Что ты сказал? – испугался я.

– Не боись, сказал, что ты пьяный спишь. В общем, она уехала, ждёт нас в Москве, дала телефоны и адрес. Квартиру нам даёт пожить пока. Человек, правда, Олейник-то наша… Собираться, однако, надо, Ленин. Я нашим сказал, автобус паковать, всю фигню…

– Слушай… к тебе можно? – взмолился я, от собственной вони меня сейчас стошнит. – Только пить не будем.

– Не будем, похмелимся и всё… а чё дома?

– Засада, что…

На это Серёга только захохотал…

Мы ехали в Москву на машине, Марк настоял, когда Володя не пришёл на следующий день, и дозвониться было нельзя, я позвонила ему домой, потому что этот номер мне дал Серёга, но его жена только услышала женский голос в трубке и вылила на мою голову такой ушат ругательств, что, впрочем, мало меня впечатлило, я сказала бы себе в сто раз больше и грубее. Поэтому я не стала дослушивать, в конце концов, мужа у неё я отнимать не собираюсь, мужа мне вполне хватает своего, но понять, что, возможно, я способствую и её благополучию, потому что заработки свои Володя принесёт в семью. Дамочка обозвала меня, в числе прочих грязных слов и проституткой, причём не один раз, чем я точно никогда не была. Я привыкла отдавать, не брать, по крайней мере, в материальном смысле…

Трудно описать, какое разочарование я испытала, когда утром, пока Марк спал, заглянула в триста четырнадцатый номер и не застала там никаких признаков Володи. Он не приходил и весь следующий день…

Когда я вернулась к нам в номер, то услышала голос Марка из гостиной:

– Что, Ромео пропал? – он вышел уже в халате и даже с мокрыми волосами. – Такие они, Ромео из прошлой жизни… В такие моменты понимаешь, что почём, да?