– Картошку доешь, печенье к чаю, – строго говорит Женя.
Алиса обиженно надувает губы и косится на лежащие горкой в тарелке жёлтые в сахарных искорках кругляши.
– Да, Женя, в пятницу я поздно приду, – он виновато улыбается. – Меня этот… ну, поп отловил. И чтоб я пол в церкви починил.
– Ну, конечно, иди, – кивает Женя. – Раз уж так получается, то что поделаешь.
Пятница – тяжёлый день. В пятницу Женя на двух работах, придёт совсем поздно, когда Алиса уже спит. Обычно он приходил как всегда, возился в сарае, грел к её приходу чай, и Алиса не была одна. Ну, да ладно.
– Всё обойдётся, Эркин. Вдвоём с Андреем будешь?
– Без него я не справлюсь, – улыбнулся Эркин. – Он – мастер, а я так… при нём.
– Подмастерье, – кивнула Женя, и он шевельнул губами, повторяя про себя новое слово. – Алиса, если горячо, давай в другую чашку налью.
– Я подую, – возразила Алиса.
– Так дуй аккуратно, полстола забрызгала. И печенье не кроши.
Алиса вздохнула и подчинилась. Эркин засунул в рот печенье, прижал его языком к нёбу, и оно рассыпалось сладкой крошкой. Хорошо как у Жени получается. Всё вкусно так. И чай горячий, сладкий…
– Эрик, а играть когда? – Алиса заметила, что он просто сидит с чашкой в руке и не пьёт.
Эркин допил чай и кивнул.
– Давай сейчас.
– До десяти очков, – строго сказала Женя.
– До моих десяти, – быстро ответила Алиса.
Время от времени Эркин давай ей выиграть и подставлял лоб под её пальчики. Но больше пяти очков она ещё ни разу не набирала.
– До общих десяти, – заявила Женя не терпящим возражений голосом.
Эркин и Алиса переглянулись и одновременно кивнули.
Играли в одну руку, и счёт рос медленно, тем более, что Эркин немного тянул время, подстраиваясь под Алису. Больше ничьих – больше времени. Женя как раз закончила убирать, счёт стал семь-три в пользу Эркина. Алиса получила положенные ей четыре щелчка в лоб и очень довольная – ей случалось проигрывать и ноль-десять – пошла в уборную.
– Ещё чаю, Эркин?
– Как всегда, – улыбнулся он.
Вторая «разговорная» чашка. Святое время – костровой час. Женя уложила Алису, поцеловала, подоткнула одеяльце и села к столу, устало взяла чашку.
– Женя, – нерешительно начал Эркин, – а у тебя, ну, на работе, как?
– Всё нормально, – улыбнулась Женя. – У меня простая работа. Сижу, на машинке печатаю.
Эркин кивнул.
– Да, я это в питомнике видел. А… а вторая работа очень нужна? Ты устаёшь там сильно. А деньги… я заработаю, Женя, правда.
– Я там не из-за денег, – помрачнела Женя. – Понимаешь, пошла я туда из-за денег, конечно, но давно, ещё прошлой осенью, нет, уже зима началась. Как раз перед капитуляцией или сразу после… Не помню, неразбериха была. А вообще-то удобно. Ни контракта, ни договора. Пришла, отработала и получила, – Эркин слушал внимательно, напряжённо сведя брови. – А летом, ну, в День Империи, я их увидела, ну, тех, кто там работал. Норман, Перри, Рассел… Я рассказывала тебе.
– Я помню, – кивнул он. Лицо его потемнело, напряглось.
– Ну вот, я и решила бросить эту работу. Но Норман, он там за главного, он встретил меня и… ну, он не то что угрожал, но… но я испугалась, Эркин. Вот я и хожу туда два раза в неделю, печатаю.
Эркин медленно кивнул.
– Понятно. Значит, не из-за денег.
– Да. И устаю не от работы, – Женя невесело улыбнулась, вертя в руках чашку с остывшим чаем. – Я от них устаю, оттого, что с ними в одной комнате сижу, их разговоры слушаю, – она почти бросила чашку и закрыла лицо ладонями.
Эркин очень легко передвинулся со стулом к ней, чтобы сидеть рядом. Осторожно обнял. Женя положила голову к нему на плечо, вздохнула.
– Женя, – у Эркина перехватило горло. – Что, ну, что мне сделать для тебя? Скажи, Женя.
– Ничего, – всхлипнула Женя. – Ты… ты будь осторожным, Эркин. Я так боюсь за тебя.
– Ты не бойся, – он плотнее обнял её, накрывая своими руками. – Я сильный. И глаза держать книзу умею. Я… я всё выдержу, Женя. Женя… тебе никак нельзя уйти оттуда?
Она молча покачала головой.
– Ну… ну, тогда не слушай их. Женя, – он взял обеими руками её голову с боков, приподнял, чтобы быть с ней лицом к лицу. – Женя, обещай мне.
– Что?
Она впервые видела его таким.
– Обещай.
– Ну, обещаю, – она улыбнулась, но он не ответил на её улыбку, лицо его оставалось строгим, даже ожесточённым.
– Обещай. Что бы ты ни услышала. Про меня, про… таких, как я, – он заставил себя выговорить: – про спальников, про индейцев, просто про цветных, ты… ты не ответишь. Надо будет – согласишься. Бить нас, меня… ну, что бы ни было, ты смолчишь, не вмешаешься.
– Эркин…!
– Не надо, Женя. Дважды, как тогда, с клеткой, не везёт. Я… я всё сделаю, чтобы тебя, чтобы вас с Алисой прикрыть. А ты меня не прикроешь. Я же, – он усмехнулся, дёрнув шрамом, – я Меченый, с номером. А с Алисой если…
Он не договорил. Потому что Женя заплакала, и он стал успокаивать её, целуя в мокрые глаза и щёки, посадил к себе на колени, покачивал, обнимая. И чувствовал, что сам плачет.
Сонно вздохнула, заворочалась Алиса, и Женя сразу метнулась к ней. Эркин вытер лицо ладонями и встал. Собрал и унёс на кухню их чашки и чайник. Сложил чашки в тазик и стал мыть. Прибежала Женя.
– Нет, спит. Я к окну подошла, так холодом тянет, уже подтапливать можно.
– Я тогда с утра больше дров принесу. И на плиту, и на печь.