Мир Гаора. Коррант. 3 книга

Гаор успел, сделал всё, как задумал и как рассчитал. Развёз заказанное, описав малый круг, ночью гнал через непроглядно чёрный лес и серебряные от лунного света росные луга и поля. Когда до поворота в заведение осталось не больше метки (?1,152 км), забился в чащобу и, молясь всем Матерям, Силам, Судьбе и Огню, достал из бардачка конверт, приспособил подставкой сумку – как, скажи, знал, что такое будет, когда отыскивал в кладовке старый планшет и на пальцах объяснял Джадду, что и как ему надо зашить и перешить – вынул из конверта и развернул лист и достал ручку. Ну… мысленно развяжем тесёмки на заветной папке и достанем лист. «Серый Коршун». И подзаголовком. «Вести из другого мира».

Как и тогда, Гаор писал уверенно, без помарок и раздумий. Как написано, так и написано, ничего он переделывать сейчас не будет, если длинно, в редакции укоротят. А о чём не сказано, так впереди ещё статьи, целый цикл. Дописав до конца, он вернулся к началу и в верхнем левом углу поставил «№ 2», быстро не так перечитал, как просмотрел, и подписался: «Никто». Ну… Гаор поглядел на часы на приборной доске и тряхнул головой: пора! Он вложил плотно исписанный с двух сторон лист в конверт, провёл языком по клейкому краю клапана и прижал его. Всё, обратного хода нет. Теперь конверт в бардачок и в заведение. А там… Мать-Вода, пронеси меня, Огонь Великий, освети дорогу.

Заведение работает круглосуточно, и его появление в голубом рассветном сумраке никого не удивило. Зевающий охранник у входа небрежно обыскал его, сонный смотритель указал место на стоянке. Он заправил и поставил машину и пошёл в рабскую зону.

Там тоже было тихо и пустынно. Дежурившая в эту ночь Мать налила ему горячего чая и положила каши.

– Спать будешь?

– Хорошо бы, Мать. Койка есть?

– А с чего ей не быть? – усмехнулась Мать. – Или тебе персональная нужна? Ну, чтоб не одному.

– А это уж как получится, – ответно улыбнулся Гаор, – но не откажусь.

– Котяра ты, – ласково покачала головой Мать. – Неужто поселковых тебе мало? Или дома хозяин не разрешает, в рейсах душу отводишь?

– Душу отвести, Мать, великое дело, – ответил Гаор. – А слышал я, как про гемы говорят, что много их не бывает. Или нет совсем, или не хватает.

– Ага, – засмеялась Мать, – не деньги, так девки, что ли ча?

– А чо ж нет?

Он подмигнул и повернулся на стук раскрывающейся двери казармы. На пороге, в одной мужской рубашке стояла и потягивалась Летовка.

– Здорово, Летовка, – улыбнулся ей Гаор. – Чего не спишь? Душно или холодно? Чем помочь?

– Экий ты дикой да охочий, – засмеялась Летовка, – глаза с недосыпу как у кроля, а туда же. Ты ж начнёшь, да заснёшь, не кончив.

– Я?! – возмутился почти искренне Гаор. – А ну, проверим?

– Иди уж, ложись, – легонько подтолкнула его в плечо Мать. – Когда будить-то тебя?

– Периода через два, – серьёзно ответил Гаор, вставая. – Которая койка, Мать?

– На мою ложись, – Летовка зевнула, пришлепнув рот ладошкой. – Иди, я сейчас. Ты только не засни тама, дождись, – и засмеялась, – а то тебя потом не растолкаешь, а от сонного никакого удовольствия нету.

– Ты только не тяни, – попросил Гаор, идя в казарму. – Мне через два периода в рейс.

– Слышала я, – Летовка посторонилась, пропуская его в дверь так, чтобы, протискиваясь, он потёрся своей грудью о её. – Моя третья слева. Не перепутай.

– Помню, – ответил Гаор, отвешивая ей шлепка так, чтобы рубашка задралась и его ладонь легла на голое тело.

– Ну, Кривин сын, – фыркнула Летовка.

– А ну, Рыжий, не озорничай, – рассердилась Мать. – Вздумал прям на дворе играться. В койку хочешь, так иди, а то… вот я тебя! А ты не заводи его, беги, куды надоть.

– Иди, я скоренько, – шепнула ему Летовка, вталкивая в тёмную сонно храпящую и сопящую спальню.

Отсчитывая ладонью стояки, Гаор нашёл нужный закуток, разделся и лег. Заснуть он не боялся: почему-то после бессонной ночи сна у него сейчас ни в одном глазу не было. Потому что не на отдыхе он – сообразил вдруг Гаор – а на задании. Ну, и где её носит?

Летовка появилась внезапно, ловко поправила его развешенную в изножье кровати одежду, скинула рубашку и нырнула под одеяло.

– Чего так долго? – прошептал Гаор, прижимая её к себе.

– А то ты соскучился? – засмеялась Летовка, ловко устраиваясь под ним.

Когда по доброму согласию… а когда по необходимости, для маскировки? То всё есть, кроме удовольствия. Но Летовка, похоже, ничего не заметила, и он успокоено заснул с чувством выполненного долга и даже не проснулся, когда Летовка встала на свою смену.

Как Гаор и просил, его разбудили, тряхнув за плечо. Он опять поел, выпил свежего горячего чая, купил в ларьке сигарет и длинную карамельку для Летовки – хорошо, были чаевые, получил от одного управляющего. Правда, касса была ещё закрыта, но сидящая в ларьке Любимушка взяла у него гемы, сказав, что сама потом поменяет. Обнялся на прощание с Летовкой, сунув ей в карман конфету под завистливым взглядом Лиски, поблагодарил Мать и забрал свою карточку. Обыск на выходе из зоны. Фургон стоит на месте, прогреть мотор, на выезд, обыск на выезде, охранники, смотрители – все уже сменились, обычный выезд… Гаор уговаривал себя, что всё как обычно, как всегда, и, неимоверным усилием удержавшись, открыл бардачок, только отъехав от заведения за поворот, где его уже никак не могли увидеть. Конверта не было! Всё точно. Ну, удачи всем и мне тоже!

Гаор резко бросил фургон вперёд. Теперь по оставшимся посёлкам и домой. Улетела мина в болото, будем ждать кругов. А заезжать в центральное заведение теперь в каждом рейсе надо. И, выехав, проверять бардачок. Кто знает, может, ещё что положат. А за перерасход бензина ему вломят, как пить дать. Ну что ж, боишься карцера, не ходи в самоволку. А в карцер не за то попал, что в самоволку ходил, а за то, что от патруля не удрал. Так что, мужайся, журналюга, худшее впереди!

6 декада

Лето шло своим чередом. Миновало Заклинание Мать-Земли по-нашенски и Торжество Небесного Огня по-ихнему. Все отпраздновали кому как положено. И опять рйсы, работа в саду и огороде, занятия с Лутошкой и обычные человеческие радости и горести.

Затяжелела Цветна. Гаор с невольным интересом ждал выяснений, чей ребенок, готовый к любому, ведь Цветна и у него – было дело – ночевала. Но, к его удивлению, об этом и речи не было, а обсуждали совсем другое: отправит хозяин Цветну в какой посёлок, чтоб там выносила, родила и до года кормила, а потом заберёт обратно, или так и оставит. Решили, что оставит: Цветна же не в доме, а другой работе пузо не мешает. В посёлках вон до остатнего работают, прям и рожают в поле. И ещё говорили, что если не отправят Цветну в посёлок, то, скорее всего, и после года ребёнка с ней оставят.

– А хорошо бы, чтоб и хозяйка затяжелела, – сказала Красава, штопая рубашку Лузги. – Цветну бы в кормилки взяли, вот и совсем ладно бы было.

– А чо ж нет? – кивнула Цветна, горделиво проводя руками по заметно набухшей груди. – Я двоих бы запросто выкормила.

Гаор слушал все эти рассуждения с интересом, но своего мнения он не имел и потому не высказывался. Он вообще с беременными никаких дел раньше не имел. Нет, кое-что он знал, ещё в училище ходили по рукам затрёпанные листы из медицинской энциклопедии, беременных видел на улицах, но этим его познания ограничивались. Прислуга в Орртене не беременела, отцовских жён он видел изредка и издали, а у Сторрама… Гаор вспомнил слышанное тогда, на предпродажном осмотре и усмехнулся. Сторрам разведением рабов не занимался. А вообще… неужели всё это, да, в учебнике геополитики, который дал ему ещё тогда почитать Жук, потому что на солдатском отделении геополитику не изучали, там это назвалось «воспроизводством и обеспечением человеческих ресурсов», да, так, и, говоря по-ихнему, размножение рабов, или расплод, сконцентрировано в посёлках? Этой стороны рабской жизни он пока не касался. В своих рассуждениях, потому что практикой – он снова невесело усмехнулся – занимается постоянно.

– Рыжий, ты чего? – с интересом спросил Лутошка, – смотришь на лампу и лыбишься?

– Ничего, так просто, – ответил Гаор, взмахом головы отбрасывая отросшие волосы и ненужные сейчас мысли. – Решил? Давай, проверю.

Он взял тетрадь по арифметике и стал проверять задачи. С тетрадями повезло. Приехал старший бастард, и Лутошка похвастался ему, что теперь грамотный. А тот, само собой, всё отцу рассказал. И хозяин вечером пришёл на кухню, устроил Лутошке экзамен, а на следующий день разрешил Гарду отдать Лутошке свои старые учебники и сам дал тетрадок. И для письма, и для задач. Так что читает теперь Лутошка не военные сводки в старых газетах, а «Родную речь», и Гаору больше не надо линовать тетради и перед рейсом писать в них задания, только номера задач и упражнений из учебников.

– Оброс ты, – сказала Нянька, глядя, как он наклоняет голову, чтобы волосы не мешали читать. – Завтра подкорочу тебя.

– Бороду не надоть, – сразу сказала Большуха, – она у него вон как в завиток, не мешает ничему и смотрится ладно.

– А заодно и Лутошку, чай, надоть, – кивнула Красава. – Вона на шею уж ложатся.

– А чо, Старшая Мать, – улыбнулась Милуша, – тады и остальных мужиков заодно.

– Джадд опять не дастся, – засмеялась Басёна.

– Ему хозяин разрешил так ходить, – отмахнулась Нянька. – Об нём и разговора нет. А так-то в сам-деле всех надоть.

На следующий день Нянька вооружилась ножницами и, к удивлению Гаора, очень ловко и ровно подкоротила всем мужчинам волосы. Чтоб спереди до бровей, а сзади на шею не ложились, а то под ошейник забиваться будут, натирать, а из-под ошейника потёртость плохо лечится. Лузге и Сивко, как самым лохматым, она даже шеи сзади подбрила, а спереди они уж сами.

– Борода у тебя и впрямь в аккурате, – сказала она Гаору, – а усы сам ровняй. Вон у Сизаря ножнички возьми.

У запасливого Сизаря нашлось даже зеркальце, и он показал Гаору, как подравнивать усы и бороду.