Мир Гаора. Начало. 1 книга

– Смотря как подать.

Он сидит верхом на стуле и курит, а Кервин быстро роется в бумажном хламе, отыскивая что-то, какой-то очередной аргумент.

– Нет, Гаор, если аккуратно, аргументировано…

– Знаешь, какой аргумент в тюрьме? – перебивает он Кервина.

– А ты знаешь? Ты же не сидел.

– В тюрьме нет, – уточняет он. – А на гауптвахте приходилось. Так что знаю.

В приоткрытую дверь снова заглядывает миловидная женщина. Кем она приходится Кервину, не совсем понятно, но она ведёт его дом, воспитывает детей, Кервин зовёт её по имени и позволяет всякие вольности, например, вмешиваться в их разговор.

– Иду, – сразу кивает ей Кервин, и ему: – Я сейчас.

Кервин выходит, а он берёт свою бутылку с остатком пива. Хороший парень Кервин, но жареный петух его не клевал…

…Гаор медленно аккуратно потянулся, проверяя мышцы. Аггел в Тарктаре, с этим сдвинутым режимом совсем чувство времени потерял. Интересно, сколько он здесь? Кервин ему ничего не должен, оплата шла по факту опубликования, так что с Кервина ничего отец с Братцем не содрали и не сдерут. На квартире у него… кое-какие вещи, но это всё пустяки. Вот только… комплект парадной формы с наградами и нашивками. Это жалко. Всё-таки кровью, своей кровью заработано. По закону отец – полный владелец имущества бастарда. Так что вещи, остаток от аванса за квартиру и… что ещё? Да, с ним должны были расплатиться в «Ветеране», он как раз сдал в журнал очередной кусок о боях за Малое Поле. Значит, ещё и это – всё передадут отцу. Странно, что его печатали в «Ветеране», хотя там он не безобразничал и не резвился, просто зарисовки «глазами очевидца». И сколько набирается? А не всё ли равно, расплатится он за год или десять лет, или не расплатится вообще, потому что успеет помереть? Ничего это не изменит. И даже если бы он не демобилизовался по праву ветерана, а остался на контракте, ничего бы это не изменило, приехали бы за ним не в редакцию, а в казарму, и никто бы не заступился. Против власти не попрёшь – тут уже не Ведомство Юстиции, а Ведомство Политического Управления – самая серьёзная организация, или, как все называют, Тихая Контора, взятые туда исчезают без следа, и желающих поинтересоваться нет, говорили, что исчезают целыми семьями. Но рабами, как он слышал, Политуправление не занимается, уже лучше. Хотя кто теперь скажет, что лучше, а что хуже? Ладно, думал о рабах, значит, не отвлекайся.

Но мысли непослушно уходили в сторону, всё-таки воспоминаний накопилось… есть в чём покопаться…

…Адрес Жука он знал, и нашёл быстро, но чего-то медлил, стоя на углу и рассматривая большой многоквартирный дом. Здесь он никогда не был. В этом квартале, в таком доме, вообще в чужом доме. Отцовский дом и училище – вот и всё. Ну, и куда их возили от училища. Наконец он решился, ещё раз обдёрнул и оправил форму, и, чуть ли не чеканя шаг, пересёк улицу, подошёл к сияющей протёртым стеклом двери. Рядом с дверью коробка внутреннего телефона. Как и рассказывал ему Жук, он нажал кнопку, подождал, пока вспыхнет зеленая лампочка, и тогда набрал номер квартиры Жука. Трижды пискнул сигнал и женский голос спросил.

– Вам кого?

– Жу… – чуть не ляпнул он и тут же поправился, вовремя вспомнив имя Жука, – Стига Файрона, пожалуйста.

– Малыш, к тебе, – приглушенно позвала женщина.

И тут же радостный почти вопль Жука.

– Гаор, ты? Поднимайся!

Он даже ответить не успел, как лампочка погасла, и щёлкнул, открываясь, замок…

…Был Жук доверчивым щенком, ничто его ничему не учило, таким видно и за Огнём останется…

…Жук жил на пятом этаже и ждал его у открытой двери. Он сразу увидел, что Жук по-домашнему, в штатских брюках и майке с тигриной мордой во всю грудь, очки блестят и даже отливают радугой, рот расплылся в улыбке.

– Молодец, что пришёл! – встретил его Жук. – Заходи! Я знал, что ты придёшь! Тебя на сколько отпустили? До вечера?! Вот здорово! Мама, отец, это Гаор, я говорил о нём, Сажен, смотри, кто пришел, Сай, Силни, правда, здорово! Тётя, это Гаор!

Его сразу окружило столько людей, веселых, смеющихся, о чем-то спрашивающих его, что он не сразу разобрался, кто кем приходится Жуку, а Жук шумел как первоклассник, хотя они уже на третьем курсе. Наконец, разобрались. И тут открытия посыпались одно за другим. Ну, отец Жука, понятно, но почему его представили матери, а Сай и Силни – сёстры Жука, а тётя… мать Сажена и Силни, так Сажен – бастард? А что он здесь делает? И у бастарда имя в два слога, а у законного в один?! И почему женщины говорят на равных? Женщине вообще положено помалкивать, даже бастард выше законной дочери, потому что он – мужчина, а она – женщина. А Сай… Мать Сай… нет, у Сай уже свой ребёнок, и Жук гордо хвастается своим племянником. Сын дочери-бастарда – племянник законного сына?! Всё шиворот-навыворот!

– Понимаешь, то я был самым младшим, а теперь, – радуется Жук, – теперь я дядя! Представляешь?!

– Да не трещи ты, – смеётся Сажен, высокий и очень похожий на отца Жука, парень лет двадцати с небольшим в форме спасателя. – Ты ж ему продыху не даёшь.

Это бастард так разговаривает с законным?! Ну, понятно, почему Жук такой. А чудеса продолжаются.

– Не тушуйся, парень, – одобряюще улыбается ему старик, которого все называют дедушкой, и который тоже оказывается бастардом, а отцу Жука приходится дядей.

Но после смерти отца бастард свободен. Или и здесь клятва? Спросить он не успевает, потому что его сажают за общий стол, рядом с Жуком и начинается шумный весёлый и немного бестолковый не то обед, не то второй завтрак. И женщины сидят тут же, и все на равных.

– Ешьте, ребята, – наперебой подкладывают им на тарелки мать и тётя, Сай и Силни.

– Давайте, давайте, – кивает дедушка, – голоднее курсанта только курсант в отпуске.

– Точно, дед! – хохочет Сажен.

Отец Жука поправляет очки, в такой же оправе, но стекла заметно толще, чем у Жука, и расспрашивает его об училищной библиотеке. Общий ли доступ, или у разных отделений разные фонды. И у него вырывается:

– Мне Жук с офицерского таскает.

– Жук? – удивляется мать Стига, подкладывая ему запеканки.

– Это меня так прозвали, – объясняет Жук. – Гаор придумал.

– А почему? – спрашивают в один голос Сай и Силни.

И он, густо покраснев: к нему так отнеслись, а он… но всё же объясняет:

– Из-за очков. Они, как глаза у стрекозы, когда он в подшлемнике.

– А что? – смеётся Сажен, – похоже.

Все смеются, и он переводит дыхание. Кажется, обошлось…

…И Кервин такой же. Чистокровный, не желающий заноситься перед полукровкой. Или это норма, а Юрденалы – выродки? Жаль, угораздило родиться у Юрденала, и теперь ничего не изменишь. Надо думать о рабах, а не хочется. В ту декаду, и ещё декаду перед выпускным курсом, он, считай, каждый день приходил к Жуку, переодевался в штатское, благо они с Жуком одного роста, чтобы дед мог их свободно провести в Центральный Музей, где работал реставратором. Или отец Жука водил их на концерт, в театр, да, перед выпускным отец разрешил ему приходить после десяти вечера, и он смог попасть в театр. Или сидели в комнате Жука, смотрели книги, Силни хорошо играла на гитаре, и они пела. Когда приходил Сажен, пели втроём. Жуку обычно велели молчать и не портить песню. Однажды Сай принесла своего малыша, и он, да, впервые увидел так близко младенца, а его и Жука учили пеленать и нянчить.

– Всё в жизни пригодится, – смеялась мать Жука.

И был как-то разговор с дедом. Ему всё-таки хотелось узнать и понять, как так получилось.

– Все люди разные, и семьи разные, – улыбнулся дед. – Дело прошлое.

– Вы дали клятву? – не выдержал он.

– Зачем? – удивился дед. – Просто детей много, содержание получилось маленькое. И хотели бы дать больше, да взять неоткуда. Вот в складчину и учили всех, одного за другим.

– Жука в военное, значит… – догадался он.

– Правильно, – кивнул дед. – На что другое большие средства нужны. А тут удалось, всё-таки старая семья, кое-какие связи сохранились.

– Но Жук не военный! – вырвалось у него.

Жук был тут же, но не обиделся, а кивнул, соглашаясь с очевидным, и очень серьёзно сказал:

– Общевойсковое даёт фундаментальную подготовку. Были бы мозги наполнены, а использование на моё усмотрение. Так, дед?