– А помнишь, в марте, где-то в конце, наняли мы, неделю у нас прожил, со шрамом на лбу… Как его, Фредди?
– Сейчас… А, Ричард. Да, это был настоящий плотник. Но…
– В этом «но» и всё дело. Не ужился он ни с кем. Помнишь?
– Ещё бы! – Фредди усмехнулся. – Пришлось между ними пулю пустить, чтоб разошлись. И оставили мы Сэмми.
– Да. Сэмми и умом не блещет, и без команды не шевельнётся. Всё ему разжуй, в рот положи и глотать прикажи.
– И языком болтает легко.
– Да, всё так. Но он покладистый. Если б его Дилли не подкручивала, так бы совсем не трепыхался. И Мамми… А Стефа мы за что выбрали, помнишь?
– Я всё помню, Джонни, меня можешь не убеждать. Мир в команде…
– Без мира это не команда, а… – Джонатан забористо выругался по-ковбойски. – Да самый… добрый надзиратель… В заваруху его не тронули, но работать с цветными сейчас он не может. Лет так через пять, десять…
– А нам нужен надзиратель, Джонни?
– Кем бы его ни взяли, Фредди, в команде с цветными он неизбежно станет надзирателем.
– Да, – кивнул Фредди. – Я такое видел на перегоне.
– И результат? Нет, жизнь надзирателя меня, сам понимаешь, насколько волнует. Дело…
– Дела при такой команде нет, – твёрдо ответил Фредди. – И кто по-настоящему хочет поворота, так это они. Даже нашей Системе поворот не нужен. А эти…
– Шваль, – резко бросил Джонатан. – Но ты прав, Фредди, крови они не боятся.
– Чужой, Джонни.
– Тоже правильно. Ну что ж… – они вышли на людную улицу. – В «Артур-Холл», Фредди, – негромко бросил Джонатан.
В «Артур-Холле» игра по-крупному, там работают серьёзно. Фредди молча кивнул и еле заметно повёл плечом, проверяя, насколько удобно прилажена кобура.
Аристов убрал бумаги, оглядел стол. Ну что ж. До дежурства он успеет заглянуть в палаты. Благо, там сейчас немного. Мулат, которого привезли в этот трижды проклятый День Империи, и ещё трое. Ещё один тайный Палас накрыли. Никак эту дрянь не выкорчуют. У мулата острый период уже закончился. У троих… всё-таки очень индивидуализированный процесс. Практически одного возраста, гореть начали в один день и как по-разному…
Он прошёл в стационар, в полупустой отсек. Сначала к мулату. Если острый период закончился, надо будет перевести к тем троим. Ну-ка…
Молоденький мулат лежал на спине, закинув руки за голову и слегка раздвинув ноги. Обычная поза. На стук двери даже головы не повернул, не вздрогнул, как раньше. Простыня, одеяло – откинуты к стене, подушка смята. Опять бился?
– Здравствуй.
– Здравствуйте, сэр, – тусклый безжизненный голос, неподвижное лицо, полуприкрытые глаза.
Аристов переставил стул, сел рядом с кроватью.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, сэр.
– Болит?
– Боль прошла, сэр.
Слова «нет», как и остальные, старательно, привычно старательно избегает. Явный автоматизм.
– Сильно болело?
– Как всегда, сэр.
– Дай руку.
Вялое послушное движение. Даже нет обычного крика: «Не надо!». Да, недаром сами парни называют это состояние «чёрным туманом».
Аристов взял запястье, нащупал пульс. Слабые редкие удары. Когда он отпустил руку, та с полминуты держалась в воздухе, а потом бессильно упала на постель рядом с телом.
– Ну-ка, встань. Пройдись до окна и обратно.
Медленные заторможенные движения. Идёт, расставляя ноги. Дошёл, повернулся, даже не поглядев за окно. И такое же медленное обратное движение. Подошёл к кровати и остановился в ожидании новых приказаний. Аристов молчал, молчал долго. Наконец парень осторожно сел и лёг, принял прежнюю позу.
– Было больно?
После паузы тихий ответ:
– Боли не было, сэр.
– Почему ты не укрываешься?
Ответ известен, но надо заставить парня говорить.
– Давит, сэр.
– Ты ел?
– Да, сэр.
– Что ты ел?
Глаза на секунду оживают, быстрый взгляд искоса, и веки опущены уже по-другому.
– Я… я не помню, сэр.
Значит, еду принёс кто-то из парней, и теперь мальчишка его прикрывает. На всякий случай.
– Ты сыт?
Неуверенное: