Прошлое никогда не проходит

    Антуан де Сент-Экзюпери

1. Хатанга – город добрых надежд

А я иду по деревянным городам
Где мостовые скрипят как половицы.

    А. Городницкий

Самолёт резко встряхнуло, и он энергично запрыгал, а по салону прокатился шелест аплодисментов полусонных пассажиров. Женя открыла глаза и увидела в иллюминатор пробегающую мимо взлётную полосу. Она тряхнула золотисто-русыми локонами, отгоняя от себя сумбурные события последних дней, и её вновь охватило «щемящее чувство дороги». Позади дом, родные, каждодневные заботы… Будничная жизнь осталась где-то очень далеко, а они вскоре шагнут в неведомую и незнакомую большинству людей страну, в которой больше всего ценятся мужество и порядочность, неприхотливость и выносливость, дружба и верность долгу, а деньги – вот удивились бы банкиры – здесь абсолютно ничего не стоят. Эти бумажки в тундре бессмысленны, они не способны никого ни спасти, ни накормить, ни согреть, даже костёр ими не развести.

Немногочисленные пассажиры высыпали в здание крошечного аэропорта и стали лихорадочно натягивать на себя свитера и другие тёплые вещи. Пёс, огромная лохматая лайка светло-бежевого цвета, неторопливо направился к Жене, ласково заговорившей с ним, и улегся у её ног. Она провела рукой по его густой длинной шерсти, и тот осторожно положил морду ей на колени, устремив на девушку томный говорящий взгляд. Кусочек московской колбаски, который Женя вытащила из остатков дорожной закуси, скрепил их дружбу навеки, но вызвал ворчливое недовольство Фёдора. Недолго размышляя, она попросила ребят получить вещи и, строго сказав псу, «жди», направилась к начальнику аэропорта. Вдруг репродуктор, скрипя и дребезжа, невнятно пробурчал: «Евгения Леонова, прибывшая рейсом… из Москвы, срочно подойдите к начальнику аэропорта. Его кабинет находится на втором этаже». Этого можно было и не говорить, так как на первом этаже, кроме выдачи багажа, выхода на посадку и грязного туалета, ничего не было. Ребята удивлённо переглянулись и увидели, как Женя на минуту приостановилась, обернулась на коллег, пожав плечами, и продолжила свой путь. Через некоторое время она вернулась к ним вместе с высоким мужчиной в синий форме гражданской авиации. Встретив по дороге коллегу, летун приветливо пожал ему руку на ходу, заметив:

– Загорелый какой! И как в Сочах? Я когда-то в детстве там бывал с родителями, уже и забыл, что за край… Понравилось?

– Да ничего особенного… У нас лучше. Не мог дождаться, когда домой поедем. Так, ради детишек и жены…

Женя с удивлением слушала их разговор: неужели здесь, в этой мрачной холодной глуши, лучше, чем в Сочи!? Её новый лохматый друг неожиданно бросился к ним навстречу, будто он её сто лет не видел, поставил на плечи девушки крепкие передние лапы, чуть не сбив её с ног, и облизал щёку шершавым влажным языком.

– Да, это и есть наш Бренди. Вот чудеса, право! Два года никого не признавал, и от еды отказывался. Каждый самолёт встречал, всё своего хозяина ждал…. Ну, что же, забирайте его, если хотите. А потом – как же? Второй раз он предательства не выдержит!

– Нет, что Вы! Я с ним ни за что не расстанусь! Пустите его со мной по блату в салон самолёта? Ведь не в багажное же отделение его пихать! Конечно, в Москве полярной лайке будет не так комфортно, как здесь, но что же делать? Не переезжать же к вам!

– А почему, собственно, нет? У нас здесь холостяков много, а красивых девушек не хватает! А в самолёт, конечно, пустим, только с ошейником и в наморднике, он нам здесь порядком поднадоел. Идёмте со мной, и ты, Бренди, не отставай, пока от тебя не отказались.

– Бренди!? – переспросил Фёдор и одобрительно заметил, – Удивительно достойное у тебя имя, брат, – пёс переводил напряжённый взгляд с одного на другого, и, кажется, понял, что даже этот ворчун признал его «за своего», и в ответ радостно завилял хвостом.

Отряд, вслед за начальником аэропорта, вышел на улицу, где их уже ждал небольшой пикапчик, они поблагодарили лётчика, крепко пожав ему руку, и загрузили в машину полевое снаряжение.

Ребята встревожено стали расспрашивать Женю, что случилось. Она в ответ непринуждённо улыбнулась и сказала, что это Гриша чудит, прислал ей срочное сообщение с пожеланием удачи, чем рассмешил летунов. Говоря это, она боковым зрением наблюдала за реакцией своих спутников: Николай и Фёдор как-то очень испытывающее глянули на неё, а Денис одобрительно рассмеялся, одобрив розыгрыш авантюрного Гриши.

Матрос и Дениска сопровождали груз в машине, а Женя, Коля и их новый товарищ Бренди отправились пешком. По дороге Николай повторно настороженно спросил у Жени, не случилось ли чего-нибудь серьёзного. В ответ она рассказала об их с Гришей всевозможных хохмах: они действительно любили разыгрывать друг друга, унаследовав это от весёлых и неугомонных родителей обоих. Женя без умолку болтала, а у самой всё не выходил из головы странный текст, переданный ей на бумажке, мало напоминающей телеграмму: «Крысы сбиваются в стаи и начинают крестовый поход. Будь осторожна, они повсюду». Чтобы это могло значить!? Ну, крыса у них одна, Пасюк. Видимо, Гриша узнал что-то очень важное… У Виктора везде есть шестерки, он умел использовать других, в том числе, и в качестве доносчиков. Неужели Гриша намекает на кого-то из её ребят? Впрочем, зачем она-то Виктору? И почему крестовый? Она вспомнила о подарочном крестике, невольно дотронувшись до него рукой, и о слежке за ними на Чистых прудах. Да, но ведь никто не знал, что за подарок получила Женя! Николай заметил её жест, и тогда она указала ему на видневшуюся вдали маленькую прелестную церквушку, возвышающуюся на высоком берегу могучей реки Хатанги. Кажется, он поверил, или сделал вид…

Ребята шагали по скрипучим деревянным мостовым, с удивлением наблюдая, как буквально весь город гуляет, включая детей, а ведь было 2 часа ночи. Правда, на улицах светло, белесое холодное солнце и не собиралось уходить за горизонт, сутками неторопливо кружа вдоль него. Наши путешественники решили, что, наверное, полярной зимой, когда солнце не заглядывает сюда, они все, как медведи, погружаются в спячку, и ошиблись: и в полярную ночь людям не спится. Женя со смехом указала Николаю на дверь аптеки, казалось бы, со стандартной надписью: «Ближайшая аптека в г. Норильске». Действительно, совсем рядом, 600 км, на самолёте чуть больше часа – два лаптя по карте, как говорится в русской поговорке. В сё-таки удивительная у нас страна! Они вспомнили, как их польские коллеги мечтали «прогуляться» на недельку по Уралу, и заметьте, это были геологи. Тогда Женя ткнула им рукой на карту и заметила, что эта прогулочка протянется на всю оставшуюся жизнь: 2600 км в длину и до 150 км в ширину, инородцы так и замерли с открытым ртом на недоверчивом лице.

Вот из-за угла неожиданно появилась большая смеющаяся компания подростков с азиатским типом лица, и москвичи спросонья отскочили в сторону. Это были невысокие коренастые парни с раскосыми чёрными глазами и оранжевыми волосами, их смеющийся рот «украшали», как они, наверное, думали, золотые коронки на зубах: да, поистине, мода – жестокая штука! Это надо же, обтачивать здоровые зубы и терпеть такие муки ради весьма сомнительной красоты! Уж не говоря о стоимости такого «удовольствия»… Женя с грустью подумала: «Как мы не умеем ценить то, что нам дано господом Богом или природой, кто во что верит, а гонимся за какими-то неестественными украшениями, убивая свою собственную живую плоть!» Тут они услышали весёлый голос мужчины, обращённый к ним:

– Не пугайтесь, это наши долганские пижоны. Что же сделаешь? Вот такая ныне мода у нашей молодёжи. А вы, наверное, геологи, да? И в тундру отправитесь? Счастливые…

Слово – за слово, и знакомство с приветливым собеседником состоялось, его звали Ардай, он оказался долганином, и один из этих сияющих золотыми зубами парней – его внук. Геологи не успели оглянуться, как пересекли весь небольшой городок, пройдя неторопливо от аэропорта до окраины. А вот, наконец, и их новое жилье – полусгнивший деревянный домик на высоком крутом берегу раздольной мощной в разлив реки Хатанги, на которой ещё виднелись огромные куски грязных ледяных глыб, и это в конце июня! Женя с замиранием сердца заглянула вниз: спуститься к реке за водой по покрытой скользкой грязью многометровой террасе было невозможно. Осторожный пёс наблюдал за ней, бросая беспокойные взгляды то на девушку, то на глубокий обрыв над рекой, противоположный берег которой едва виднелся. Ардай посоветовал отойти от речной террасы от греха – мокрый ил скользкий – и показал трубу с краном на соседнем доме, из которой можно было брать питьевую воду.

Фёдор с Денисом разгружали машину и заносили вещи в накренившийся домик, шагая по скрипящим деревянным мостовым с дырами к его крылечку. Женя и Николай включились в работу, а Бренди сочувственно бегал от машины до дому, вертясь у них под ногами: ему очень хотелось показать свою нужность. На пороге дома он скромно замер и стоял до тех пор, пока его не пригласили войти. Ребята недолго осматривали своё новое жильё: они тут же надули резиновые матрасы и бросили их на цементный пол, псу положили кошму, а затем залезли в пуховые спальники, и крепко заснули.

Утром они закупили недостающие продукты и запаковали их, договорились с вертолётчиками о вылете на следующий день и о том, с какого места и когда их будут забирать обратно, в Хатангу. А вечером ребята неторопливо и с весёлым возбуждением приготовили ужин на электроплитки – сосед притащил им её без всяких просьб. Везде сопровождавший Женю Бренди, едва отряд уселся за сбитый из брёвен стол, скромно удалился в самый дальний угол, растрогав даже строгого Фёдора. Не успели наши путешественники завершить трапезу, как в дверь постучали: это были Ардай и их сосед, Степан Петрович. Они наперебой зазывали ребят к себе в гости, приговаривая, что славно угостят их, но те, поблагодарив, отказались (Сколько же можно есть!?) и пригласили их за свой скромный стол. Гости переглянулись, вышли, и через минуту вернулись с бутылкой водки и куском оленятины. В Хатанге не принято долго церемониться, её приветливые жители гостеприимны и общительны. Оказалось, оба их гостя охотники, и любят, и знают тундру. Бренди им обоим очень понравился, Жене это было приятно – она уже в нём души не чаяла, да и другие ребята успели привязаться к симпатяге-псу, хоть и ворчали, что в лодках и так вещей полно, а тут ещё придётся такого кабана катать.

Их сосед, Степан Петрович, рассказал, что когда-то очень давно, ещё совсем молодым, он приехал сюда из Воронежа, да как только началась «перестройка», лишился работы, а тут подошло время его ранней северной пенсии. Так и не успев получить в Хатанге квартиры – Заполярье перестали финансировать – он вынужден был отбыть на «большую землю». Дети завели семьи и уехали, жена умерла, а он вернулся в Воронеж, и копил, чудак, деньги, подрабатывая и экономя, где не попало, только для того, чтобы летом приехать в этот скромный заполярный городок на краю света, в неотапливаемую полуразвалившуюся конуру, откуда можно отправиться в горячо здесь любимую всеми тундру.

Весь вечер геологи с огромным интересом слушали простые и удивительные рассказы охотников. Степан Петрович рассказал, как однажды повёл французского журналиста в тундру: тот специально получил разрешение для приезда в пограничную Хатангу. Предлагал заплатить ему, только у них никто за деньги в тундру не поведёт – говорят, плохая примета, да и не по-человечески это как-то. Все, кроме него, курортника, как он себя теперь называл, заняты своими делами, вот он и согласился, считая, что это подарок судьбы, да и Ардай к ним присоединился. Охотников забросили на вертолёте (француз оплатил) в «одно шикарное местечко», и они с удовольствием показывали ему этот удивительный край. Трое суток спустя пришла пора возвращаться, а вертолёта всё нет и нет. В его ожидании прошло ещё четыре бесконечных дня, еда закончилась, охота с рыбалкой не заладилась из-за резкой смены погоды – сильно похолодало. Они промокли и здорово промёрзли с голодухи, и решили выпить для согрева. Спирт ещё оставался, его в тундре пытаются сохранять почти до конца, а вот закусить нечем. Охотники «махнули» немножко для согрева, да только есть ещё больше захотелось, а француз отказался пить, сидит, трясётся. Ну, хоть бы маленький кусочек мяса, а у них ни тушёнки, ни простого сухарика! – и тут вдруг Степан замер. Француз спрашивает, что с ним, а он как закричит от радости:

– Ой, смотрите, да не туда, вот здесь, прямо перед носом. Гляньте, гляньте, какой огромный, неужели мамонт!? На ловца и зверь бежит! Вот будет славная закусь! Интересно, откуда его приволокло? Ой, он ещё не до конца оттаял!

И Степан Петрович отрезал от туши большой кусок, обжарил его на костре, разрезал на три равные части и протянул по аппетитному кусочку Ардаю и иноземцу, вместе с кружками разведённого спирта.

– Вуаля, мусьё!

Возмущенный француз отодвинул от себя его руку и, делая ударения на последнем слоге, залепетал, картавя.

– Как он можно кушать!? Вы знаете, сколько он имеет лет? Мильён, нет, больше. Он давно есть мёртвый труп, очень давно! Этот мясо был протухнуть ещё 1000 лет назад!

– Со спиртом можно!

– И спирт пить не можно, это есть смерть. Вино есть очень хорошо! C'est tres bon!

– Может, ты видел в Хатанге виноградные плантации? Да и толку-то от твоего вина… Им разве согреешься? Я вообще не пью, но здесь – другое дело, – проворчал Ардай, а Степан Петрович аж подпрыгнул от возмущения:

– Ничего себе, труп! Дай Бог нам, живым, так сохраниться, как этот мертвец! Смотри, свежайшее мясо! Цвет темно-красный, пахнет, ой, как оно пахнет! Здесь же вечная мерзлота, всё, как в рефрижераторе! Ммм… тает во рту, это что-то! Да хватай же, пока я добрый! Ну, впрочем, как хочешь, мусьё, нам больше достанется, а ты иди лягушек лови. Очень мне нужно тебя уговаривать!

И они с Ардаем закусили сочными кусками мамонтятины, облизываясь, похваливая её и поддразнивая француза:

– Да, Петруха (так они называли Пьера), это тебе не парижский ресторан, там ты такое ни за какие деньги не купишь! Ах, до чего же хорошо! Тепло по телу разливается, вот оно, пошло, пошло… Лепота! Ты хоть глотни спирта-то, басурманин бестолковый! Да и вообще, многие ли на земном шаре пробовали мясо мамонта? Тебя и на Родине не поймут, точно говорю! Если поверят, конечно….

Молодой человек дрожал от холода, с вожделением и одновременно ужасом посматривая на кусок мяса с аппетитной корочкой. Не выдержав, взял кружку со спиртом, выдохнул, подражая охотникам, и опрокинул её, крякнув, а затем вцепился зубами в мамонтятину, и неожиданно для себя прокартавил:

– Tres bien! Корошё!

– Вот и молодец, а то бургундского ему с рокфором подавай, мать его!

Когда Пьер вернулся домой, он рассказал об этой удивительной находке и все действительно стали ругать его, требуя привести хоть кусочек мамонта во Францию, а лучше – целиком, обещали обогатить за такую находку. Журналист себе локти кусал, да поздно. Петрович горестно вздохнул:

– С тех пор прошло пять лет. Вот я и мечтаю о том, чтобы вновь найти того, ну, или какого-нибудь другого мамонта, а Пьер обещает прилететь с деньгами. Не пришлось бы мне целый год пенсию копить на дорогу в Хатангу! Без вертолёта туда не добраться, вокруг – непроходимая болотная топь и тундра… А это дорого. Может, его уже давно растащили звери…

– Такое везенье только раз бывает. Странно, что не разрушились клетки тканей, или, может быть, вы этого просто не заметили, – вытирая слёзы от смеха, заметила Женя.

– Да ведь я его на палке жарил, и мясо не распалось, видно, у нас какие-то особые условия для хранения.

– Жень, спой что-нибудь, – попросил её Денис, протягивая гитару.

Перебирая струны тоненькими пальчиками, она запела нежным серебряным голоском, гулко раздававшемся в пустом доме. Кампания подхватывала русские народные песни, нет, не псевдонародные, «а ля Русь», а настоящие, типа Лучины, прошедшие через века и несущие с собой всю мудрость и опыт наших предков, освоивших шестую часть света. В них звучал и степной ветер русских необъятных широт, и перезвон колокольчиков, и бесконечная, щемящая сердце тоска, и любовь к родному краю. Пела она и романсы бессмертного Вертинского, исполняя их по своему, артистично и проникновенно. Все притихли, тихонько подпевая ей, и только повторяли:

– Ещё, Женечка, пожалуйста, ещё.

Неожиданно её репертуар резко изменился. Поглядывая озорными глазами на моряка, она вдруг запела отрывисто и низким голосом песню Александра Городницкого: «Не женитесь, поэты».

– Какая хорошая песня, настоящая, мужская. Ты, Женечка, просто умница, и как ты её хорошо поняла, наверное, твой муж какой-нибудь дипломат или что-то в этом роде?

Все переглянулись, пораженные таким неожиданным выводом и ещё более тем, что он действительно угадал.

– Ну, причём тут мой муж, Степаныч? Кстати, он действительно дипломат, чем же это плохо?