Прошлое никогда не проходит

– А Вы откуда знаете? – удивленно спросил Фёдор.

– Что именно? Что Вы моряк? Вот уж, великая тайна! Женская интуиция, ничего более, – гордо заявила Женя.

На стол были выставлены сушки, конфеты и кружки со свежезаваренным ароматным чаем – всё это нехитрое угощение во время беседы как-то быстро и незаметно разложил на пёстрой клеёнке Николай. Фёдор торжественно и немного смущенно достал из сумки бутылку коньяка и кусок обгрызенной колбасы, а затем выжидающе-молящими глазами поглядел на Женю. Все переглянулись и удовлетворённо замычали, а девушка сосредоточенно нахмурилась и быстро направилась к двери. Фёдор вдруг как-то сразу сжался, ожидая неприятностей, но при сладостном звуке щёлкнувшего изнутри замка, облегченно вздохнул. Он пообещал «порядок на камбузе», фирменные макароны по-флотски и витаминный кисель, а вот ставить палатки и править лодкой по бурным речкам не пробовал – ведь он моряк, а не речник. Из шкафа выплыли стопочки, и завязалось живое обсуждение предстоящего поля, как геологи называют экспедицию: что купить из продуктов, какое взять снаряжение и одежду, тащить ли печку с собой, сколько нужно лодок и т. д. На соседнем столе разложились геологические карты и топооснова, работа закипела.

– Ребята, так вы меня берёте? – взволнованно спросил Фёдор, засовывая в рот бутерброд.

– Мы – что? Начальника спрашивай!

– Евгения ммм, Анатольевна, ой, то есть, Андреевна, так?

– Можно просто Женя. А бутылку, что, в качестве взятки бородатому Евгению Леону притащил, да!?

Моряк смущённо посмотрел на неё и отрицательно замотал головой.

– Нее, что вы, ребята, её я, так, на всякий случай захватил, для знакомства. Очень хочется поехать в Заполярье…

– Добавьте ещё, всю жизнь мечтали. Да ладно, я не против, действительно, нам позарез нужен человек. А Вы-то сами понимаете, во что ввязываетесь? Вам это точно нужно? У нас ведь не туристская поездка. Там такие условия, что и баня, и просто отдых всегда оборачиваются тяжким трудом: холодно и неустроенно, и топать много приходится, и перекаты – перевернуться ничего не стоит, а вода ледяная, и гастроном с коньячком, да и без него, отсутствует. Меня и ребят придётся воспринимать такими, какие есть, ведь каждый из нас со своими тараканами в голове, ссор в отряде я не люблю, учтите. Так что, наберитесь терпения, а раздражительность и обидчивость дома оставьте. Одним словом, чтобы и после поля нам было приятно встретиться. Места там, действительно, дивные, и природа нетронутая, за много километров вокруг нет ни одного человека, правда, и помочь некому, в случае чего: у нас нет никакой связи с «большой землёй». Я не пугаю, не подумайте, просто там очень важно, кто с тобой рядом. Да и обратно, моряк, пока вертолёт не прилетит, «берега» не увидишь.

– А разве на судне есть куда деваться?

– На корабле всё-таки цивильные условия, и людей побольше, ни как у нас. Да и не заработаешь с нами теперь ничего, не то, что при Советской власти. Вся страна живёт за счёт полезных ископаемых, а геологи ей почему-то оказались не нужны.

– Правда!? А я думал, что это только мы, моряки, лишними оказались…

– Никто господам дерьмократам не нужен! А мы, мил человек, даже вредны. В стране Советов всё на 20 лет вперед планировали: открыли, к примеру, месторождение, провели разведку, подсчитали запасы, а потом законсервировали для лучших, ой, то есть, для худших времён.

– Зачем?

В это время в дверь настойчиво постучали. Николай её осторожно приоткрыл, посмотрел, затем быстро «запустил» в комнату ещё двух человек, и вновь запер. Один из них взял стул и беззастенчиво подсел к столу, другой, молодой, остался стоять в стороне. Первый из них имел неприятное, хищное лицо с острым крючковатым носом, на котором громоздились дорогие очки в золотой оправе с толстыми стёклами. Небольшие близко посаженные глаза навыкат слегка косили, но, тем не менее, были на редкость пронзительны, рентген, а не глаза, говорила о нём Женя. Он широко и приветливо улыбался, обнажая ухоженные зубы, но взгляд при этом оставался холодным и злым. Это был Виктор Моисеевич Пасикис, которого в институте прозвали удавом за его умение вытрясать из молодежи все перспективные находки и идеи, а затем использовать их материал в своих интересах. Коли заикнуться они об этом хотя бы и ненароком – и их жизнь в институте, после прилюдного унижения и оскорбления, закончится. Правда, к девушкам он относился намного лучше, однако это их нисколько не радовало: задаром Пасикис ничего не делал. С особенным вожделением он поглядывал на стройную Женю, но как-либо зацепить её ему не удавалось: они почти не пересекались по работе. В тоже время, он очень боялся её влияния на своего спутника, красивого загорелого Гришу, и всячески пытался их изолировать, что у него частично получалось. Женя, приветливо махнув им головой, продолжила:

– Ну, например, страна обеспечена полиметаллами, обнаруженными на новом месторождении, да и содержание их на нём ниже кондиции, и обогащение дороже, чем на аналогичных действующих объектах, вот его и консервировали. Хозяйское отношение к ресурсам было. А теперь нам это боком обернулось: мешаем распродавать всё за копейки. Так, например, Норильский никель был продан за такую сумму, которую он за день зарабатывает, представляете? Цифра, вроде бы, большая, а на самом деле – чистый обман.

– Да и у нас так же, все корабли отдали просто за такие копейки, которых и на ржавый якорь не хватило бы!

– Опять вы о политике! Ну её, Женечка, Ты, как всегда, очаровательна! Как тебе идёт это платьице! – сладко и нараспев произнёс Пасикис, целуя ей руку. Женя вежливо улыбнулась и поблагодарила его за галантность, а он тут же состроил удивлённое лицо и добавил, – Ой, да у них тут пьянка! Кажется, мы вовремя.

– Не делайте вид, что только что заметили! – пробурчал Николай. А гость продолжил:

– Мы с тобой всегда вовремя, уж такое у нас хобби, Гриша.

– Это точно, по крайней мере, у Вас, Виктор Моисеевич. Садись, Гриша, не стой столбом. Где это ты так загорел? – спросил Николай.

– Отвозил жену с сыном в Коктебель, и сам там пару деньков понежился. Правда, море ещё прохладное – градусов 17–18, не больше. Ребята, мы не с пустыми руками, – продолжил немного смущённый синеглазый Гриша, доставая из-за спины тортик и бутылку виски.

– Вот с этого и надо было начинать! Сначала следовало просунуть торт с бутылкой, чтоб мы не сомневались, что это свои люди пришли, а потом уж самим вваливаться, – заявил Николай, вызвав своим замечанием улыбки и возбуждение.

– Хорошие ребята! – констатировал моряк, с интересом рассматривая бутылку, этим занялись и остальные – в то время виски только появились в продаже и так дорого стоили, что их никто из присутствующих не пробовал и даже не видел толком.

– Ну, вы даёте! Разбогатели? Неужто в Моссад или в ЦРУ пристроились? – с добродушной издёвкой поинтересовалась Женя. Все, кроме пришедших, рассмеялись, а те почему-то смутились.

– Скажете, тоже… Ладно, давайте ещё 2 рюмки для нас.

Николай молча показал глазами на уже наполненные коньяком стопки, которые достал сразу же при появлении гостей.

– Это наш новый полевой сотрудник, Фёдор Степанович, прошу любить и жаловать, а это Гриша и Виктор Моисеевич, наши местные либералы – лавочники.

– Почему сразу лавочники, Женечка? Да, к тому же, я-то – какой либерал!? Вообще стараюсь не лезть в политику, – обиженно заметил Гриша, устремляя на девушку ласковый взгляд. Женя, взглянув в его красивые тёмно-синие на смуглом лице глаза, сказала:

– Вот это и есть либерализм, только пассивный. Знаешь, как пассивный гомосексуализм.

– Ну, и язычок у тебя, Женечка, совершенно не совпадает с ангельской внешностью! Не слушай её, Гриша, это она из зависти! Гордая и нищая геологиня, ха-ха-ха!

– Не она, а Женя, о присутствующих в третьем лице не говорят! А Вы себя уже к таковым не относите, вежливый Вы наш!? – резко спросил Николай, и Виктор моментально отпарировал:

– Старшим замечания не делают, воспитанный ты наш. Ладно, давайте не будем ссориться, а лучше выпьем за нашу прелестную Женечку, за самую красивую и независимую девушку в институте! Знаешь, как о тебе твой начальник говорит? Мол, он за всю свою долгую жизнь много видел в геологии красивых женщин, но все они были плохими геологами, много встречал и хороших геологинь, но те толком не были женщинами. А вот тебе, Женечка, это удалось совместить. За тебя! И удачи вам в поле, орлы!

Женя поблагодарила, рюмки взлетели над столом и соединились с приглушенным звоном, а затем все сосредоточенно зажевали. Кампания оживились и расслабились, и разговор стал крутиться сначала вокруг текущих институтских дел, а затем и об отношении к науке и её рыцарям, Николай зло произнёс

– Интересно, вспомнит хоть кто-нибудь, что учёные тоже хотят есть и – о наглость! – иметь возможность прокормить своих детей! Да и на исследования нужны хоть какие-нибудь деньги, а в академических институтах уже забыли, как они выглядят!

Виктор растянул тонкие губы в улыбке, неторопливо наполнил рюмки и гордо, даже с некоторым вызовом, произнес:

– Просто нужно уметь устраиваться, ребята, нечего на власть пенять. Уравниловка и халява ушли в прошлое, пора самим о себе позаботиться. Кстати, и нам пожелайте удачи, она за океаном ох как пригодится!

Все переглянулись в раздумье, поставили рюмки и как-то сразу притихли: стало понятно, что они ни в поле, и ни в отпуск собрались. Наконец, Женя процедила, недобро поглядывая на Виктора:

– Ну, что, уматываете, и Гришку прихватили? К янкам убегаете с нашего корабля, Пасюк?»

– Я не Пасюк, а Пасикис, Женя, сколько раз тебе говорить, и потом, ну и что? Все об этом мечтают, а я делаю. У меня в этой стране дети погибают. Манька факультет восточных языков закончила, Илюша – Бауманку, и оба без работы, да и куда идти-то, везде копейки платят!

– В этой стране!? А не вы ли её упорно разрушали!? И теперь мы, кандидаты и доктора наук, получаем меньше уборщицы в метро, только у нас, в отличие от Вас, других доходов не имеется! Без вашей дурацкой перестройки мы все имели бы нормальную зарплату, и ваших детей распределили бы, как надо. А ты, Григорий, кому там нужен без степени!? Разве не понимаешь, для чего тебя сэр Пасюк берёт? Будешь на него работать, так, Виктор Моисеевич, я не ошиблась?

– Пасикис, запомни, пожалуйста, я родом из Литвы, как тебе известно. Зря ты так, Женечка, я бы и тебя с удовольствием пристроил, только слово скажи. Я знаю, ты считаешь меня делягой, а не учёным. Впрочем, может, это так и есть, но ведь и без денег не обойтись! И потом, у каждого свой талант, что Бог дал, тому и радуйся. О будущем детей тоже нужно подумать, ведь мы с женой нечистокровные евреи, по отцам, к тому же, а в США это – как знак качества, сами они потом не устроятся.

Он ловко отрезал себе большой кусок торта, и, вслед за непрожёванным бутербродом с колбасой, стал быстро запихивать его в рот, энергично откусывая от целого куска. Женя укоризненно взглянула на Гришу, который, покраснев, отвёл глаза в сторону, под её взглядом.

– А у нас – что, детей нет!? Ведь это вы, господа либералы, развалили страну, залили её кровью, устроили для всех невозможную жизнь, а теперь бежите из неё, обобрав её до нитки. Вы всё по митингам бегали, а потом твердили, что без шоковой терапии не выжить, мол, потерпеть нужно, а как только всё до конца разрушили, сматываете. Мы-то никуда не можем уехать, у нас одна Родина, а у вас – где больше платят. Да и не ждёт нас там никто, нет у нас еврейских корней. Помните, как Вы Гришку пытались заставить в партию вступить, а потом первым побежали партбилет сдавать? Были Вы и украинцем из Одессы, и литовцем, освобождающим Прибалтику от коммунистического ига, и борцом за реабилитацию предателей, а теперь новоиспечённый бостонец. Не удивлюсь, если в благодарность, и там всё развалите и обратно к нам прибежите, с поджатым хвостом и всё с теми же недобрыми помыслами?

– Ну, я же и тебе предлагал, и вот Гришку беру с собой… Разве плохо, что теперь у нас такие широкие возможности появились!? Ладно, Женя, не нужно ссориться, давай без политики, надоело.

– Теперь надоело!!? А расхлёбывать ваш погром мы да наши дети будут? – поддержал Женю Николай.

Виктор Пасикис посмотрел на часы, молча вылил себе в кружку оставшиеся виски, залпом, без тоста и чоканья, опрокинул их и сказал:

– Ну ладно, коллеги, мы пойдем, а то нам ещё собираться! Вставай, Гриша.

Гриша не отреагировал на его зов, он виновато посмотрел на Женю и тихо сказал: