Рени нахмурилась:
– Ты права. Извините. Давайте продолжим.
– Я тоже хочу проголосовать, – вдруг заявила Эмили. – Я, конечно, не принадлежу к вашим друзьям, но мне некуда идти, и я хочу проголосовать.
Это прозвучало как предложение.
Рени не понравилась мысль поставить наравне с остальными кого-то, кто, может быть, и не был полностью реален.
– Но, Эмили, ты же не знаешь всего, что знаем мы, ты не была с нами…
– Не придирайся! – ответила девушка. – Я слышала все, о чем вы здесь говорили. Я не дура.
– Пусть голосует, – выкрикнул Т-четыре-Б. Он впервые заговорил после неприятного момента со снятием шлема. – Не доверяешь или что?
Рени вздохнула. Она не хотела даже начинать обсуждение статуса Эмили, потому что это происходило бы в присутствии самой девушки.
– Что все думают о голосовании Эмили?
Флоримель и Мартина кивнули.
– Ты помнишь, что я сказал, – спокойно напомнил ей !Ксаббу.
«Это значит, что он считает ее реальной, – подумала Рени. – С этим стоит считаться, в конце концов, он редко ошибается».
– Хорошо, – сказала она вслух. – Что ты думаешь, Эмили?
– Выбираться отсюда, – быстро ответила та. – Я ненавижу это место. Оно неправильное. Здесь нет еды.
Рени не могла не заметить, что пыталась отвергнуть голос в свою пользу, но все равно источник голоса ее беспокоил.
– Хорошо. Кто следующий?
– Боюсь, что я поддерживаю Флоримель, – сказала Мартина. – Мне нужен отдых, мы пережили столько ужасов.
– Мы все многое пережили. – Рени спохватилась. – Извините. Я опять не сдержалась.
– Я тоже так думаю, – сказала Мартина Флоримель. – Я пока не хочу никуда идти, больше всего мне нужно восстановить силы. Вспомни, Рени, мы пришли сюда на день раньше вас. Возможно, когда мы все отдохнем, получше узнаем это место…
– Теперь твоя очередь, Т-четыре-Б, – Рени повернулась к покрытой шипами блестящей фигуре. – Ты что скажешь?
– Отстой, эта штука пыталась нас здесь запереть. По мне, надо ее поймать и дать ей по мозгам. – Т-четыре-Б сжал одетый в перчатку кулак. – Не дадим ей уйти, вот так.
– Я даже не уверена, что это «она», – сказала Рени, но в душе была довольна: четверо против двух хотят преследовать шпиона и, что еще важнее, зажигалку Азадора. – Вот и все.
– Нет, – поднял руку !Ксаббу. – Я еще не голосовал. Флоримель предположила, что я проголосую, как ты. Но это не так.
– Не так? – она изумилась не меньше, чем если бы не Квон Ли, а он оказался незнакомцем-убийцей.
– Я вижу, что все очень устали, и я хочу, чтобы они отдохнули, прежде чем мы снова подвергнем себя опасности. И еще: кто бы ни скрывался под маской Квон Ли, я боюсь его.
– Конечно, боишься, – сказала Рени. – Думаешь, я не боюсь?
!Ксаббу отрицательно покачал головой:
– Я не это хотел сказать. Я кое-что почувствовал. Мне это не передать словами. Мне показалось, что я ощутил дыхание Гиены из сказок, а то и того хуже. Внутри этого существа глубокая алчная темнота. Я не хочу за ним гнаться. По крайней мере, не сейчас. Мне надо подумать о том, что я видел, что чувствовал. Я голосую за то, чтобы подождать.
Рени была поражена.
– Таким образом, три против трех… Что же нам делать? – Она прищурилась. – Значит ли это, что голосование не состоялось? Получается нечестно.
– Это значит, что скоро мы будем снова голосовать. – Мартина похлопала Рени по руке. – Возможно, результат будет другим, если мы отдохнем еще одну ночь.
– Ночь? – сухо рассмеялась Флоримель. – Я думаю, просто поспать будет достаточно.
Мартина грустно улыбнулась:
– Конечно, Флоримель, я забыла, что для остальных ночь не длится бесконечно.
ГЛАВА 2
СТАРОМОДНАЯ ИСТОРИЯ
СЕТЕПЕРЕДАЧА: Грухов отрицает, что он вживил имплант русскому президенту.
(изображение: Грухов выходит из ресторана быстрого питания)
ГОЛОС: Хотя известный бихевиорист доктор Константин Грухов обычно избегает представителей прессы, однако в этот раз он выступил с заявлением. Доктор Грухов категорически отрицает, что он вживил контрольный чип российскому президенту Николаю Полянину по приказу, якобы поступившему от высокопоставленных членов уходящего в отставку правительства. Грухов утверждает, что его неожиданный вызов в Кремль во время последней болезни президента является чистым совпадением…
(изображение: Грухов в университетском саду, ранее снятый сюжет)
ГРУХОВ: «…Это действительно абсурдно. Если очень трудно удержать людей даже от магазинных краж, как можно говорить о контроле над политиком?..»
Джозеф Сулавейо вдруг осознал, что ожидание смерти удивительно похоже на ожидание чего угодно другого: через какое-то время ваши мысли начинают блуждать.
Длинный Джозеф провел, по меньшей мере, час на полу автомобиля в полной темноте с мешком на голове, пока похитители медленно везли его по улицам Дурбана. Твердая нога человека, который схватил Джозефа на выходе из больницы, прижимала его руку к туловищу, а еще более твердое дуло пистолета, напоминающее клюв хищной птицы, приставили к голове. Мешок был грязным и узким, с аммиачным запахом старой потной одежды.
В жизни Джозефа это был не первый случай похищения вооруженными людьми. Двадцать лет назад один сосед из суровых парней прослышал об измене своей жены и вместе с двоюродными братьями вытащил Джозефа из дома, швырнул в грузовик и отвез в придорожный кабак на окраине Пайнтауна, принадлежавший одному из них. Перед его лицом трясли оружием, несколько раз ударили, но тогда была дюжина свидетелей, видевших, как его тащили и кто тащил. Все мероприятие было предпринято для сохранения лица мужа жены, о которой болтают. Джозеф больше боялся тогда побоев, чем смерти.
«Только не в этот раз, – думал он, трясясь от страха. – Только не с этими людьми. Люди, с которыми связалась Рени, не станут утруждаться битьем и воплями. Отвезут за город и пристрелят».
Кроме коротких, по большей части шепотом переговоров, когда его брали, похитители молчали. Тот, что был за рулем, явно не торопился или не хотел привлекать к себе внимание. Сначала Джозеф здорово перепугался, но постепенно страх уменьшился: когда он прокрутил в голове мысль о неизбежности смерти несколько десятков раз, то впал в состояние сна наяву.
«Интересно, что ощущает Рени в темноте? – Он заворочался на полу машины из-за боли в спине. Человек с пистолетом раздраженно толкнул его. – Как хочется снова ее увидеть, хоть один разок. Сказать ей, что она хорошая девочка, хоть и выводит меня из себя своим ворчанием».
Он подумал о матери Рени, Ивонне, которая тоже на него ворчала, но и любила его. Однажды, когда они впервые были вместе, он разделся догола и ждал ее на диване в комнате. Она рассмеялась, когда вошла и увидела его, а потом сказала: «Что я буду делать с таким сумасшедшим? А если бы со мной была моя мать?»
«Извини, – сказал он, – ты должна сказать ей, что мне ничего не надо от нее».