Солнце, луна и хлебное поле

Уходя, я предупредил Манушак:

– Не закрывай окно, может, приду поздно ночью.

– Что значит «может»? Приходи.

Выйдя на улицу, я взглянул в сторону чердака. В темноте были видны только очертания крыши.

«Интересно, что сейчас делает Хаим? – подумал я и решил: – Сегодня не лягу, пока не увижусь с ним».

7

Через два часа я стоял перед школой и глядел вверх. Кабинет директора находился на втором этаже, перед ним был маленький железный балкон. Я взобрался на платан и огляделся. На улице не было ни души. Прополз по ветке и спрыгнул на балкон. Форточка была приоткрыта, и если бы дверь оказалась запертой, я бы залез через нее. Но дверь была открыта.

Когда я вошел в кабинет, фосфоресцирующие стрелки часов показывали двадцать минут первого. Достал из кармана листки, перенес проектор на стол, и через десять минут он уже заработал. На выкрашенной белой краской стене вначале замерцал освещенный квадрат, затем появилось расплывчатое изображение, я поправил фокус, и вот что я увидел.

На подносе рядком лежали двадцать штук стодолларовых купюр, камера поочередно фиксировала их, отчетливо были видны цифры и надписи. А затем случилось нечто странное: руки поднесли поднос к камину, в камине горел огонь, и стряхнули долларовые купюры прямо в огонь. Купюры съежились, их охватило пламя. Камера развернулась, и в кадре вновь появился поднос с новыми купюрами. И опять все в точности повторилось.

Я глазам своим не верил! Восемь рук и четыре разного цвета подноса сменяли друг друга. Камера быстро фиксировала купюры, которые затем бросали в огонь. За минуту жгли приблизительно двадцать тысяч долларов, и съемка продолжалась в течение десяти минут. Затем кассета кончилась, и я вставил другую.

На ней было то же самое: руки, доллары, огонь. Ничего не менялось: снимали на камеру доллары и жгли их. По моим подсчетам, сожгли приблизительно четыреста тысяч долларов. И это только на тех кассетах, что я видел, а ведь в той сумке, которая хранилась у Манушак, было по меньшей мере сто пятьдесят кассет.

«Боже мой, это сколько ж миллионов?» – подумал и как будто очнулся. Испугавшись, я быстро выключил кинопроектор. Светящийся белый квадрат исчез со стены.

Некоторое время я сидел, не двигаясь. «Откуда эти суки взяли столько долларов? – размышлял я. – Собрали и сожгли». В моем представлении это было самое настоящее сумасшествие: «В чем же дело?»

Я вернул проектор на место, вышел на балкон, забрался на перила, дотянулся до ветки, дополз до ствола, спустился на землю и направился в сторону дома Манушак. Поднялся на чердак, Хаим зажег синюю свечу. Я знал, что Сурен собирал цветные свечи, и не удивился, я присел на ящик.

У Хаима было уставшее лицо, глаза покраснели.

– Ты что, не спал? – спросил я.

– Нет.

Еще там, в кабинете директора, я решил, что ничего не скажу Хаиму об увиденном. Нетрудно было понять, что я поневоле вляпался в очень серьезное и опасное дело.

– Что там происходит, у голубятни?

– Никто не появлялся, – ответил Хаим.

– Ну, значит, держатся.

Иногда, только в те редкие моменты, когда он сильно нервничал, у него лицо менялось до неузнаваемости. Мне стало жаль его.

– Завтра еду в Ленинград, – сказал он.

– Знаю, ты уже говорил.

– К четырем часам тебе надо принести ту сумку на вокзал.

– Без проблем.

– Пусть все так и лежит в мешке.

Я кивнул.

– А теперь выслушай меня, – сказал он и умолк.

– Слушаю, – сказал я.

– У меня к тебе одна просьба, – сказал и опять умолк. Я весь напрягся:

– Говори.

– Если вдруг случится так, что я не приду, эту сумку в Ленинград придется отвезти тебе.

Я задумался.

– Надеюсь, ты сам сядешь в поезд и испаришься.

Он как-то странно взглянул на меня, и мне стало неловко.

– Ну а если нет, так я отвезу, что ж поделаешь, раз надо.

Он сунул руку в карман, достал деньги и два билета на поезд:

– Тут двести рублей, возьми.

Я взял, затем он протянул мне железнодорожные билеты:

– Когда на перрон придет поезд Баку – Ленинград, поднимешься в пятый вагон, сядешь в купе и будешь меня ждать.

Я взглянул на билеты:

– С тобой кто-нибудь едет?

– Нет, купе двухместное. Будет лучше, если я буду один.

Деньги и билеты я положил в карман.

– Если до Хашури появлюсь – хорошо. А нет – ты продолжишь путь и отвезешь сумку в Ленинград.

– Да, но там-то что я буду делать? К кому пойду?

– Вот, смотри, – он протянул листок, на нем было написано два слова: «Парк Купчино».

– И что это? – спросил я.

– Место встречи. Войдешь в парк с того входа, где стоит каменный лев, пойдешь по первой же дорожке справа, присядешь перед статуей барабанщика. Сумку следует положить на скамейку со стороны льва. Не забудь. Это очень важно.