Солнце, луна и хлебное поле

– Если хочешь, скажи, что попал, и она свалилась на другой стороне в лес.

Он вернул мне пистолеты и тут вспомнил:

– Обращаться умеешь?

– Нет, – ответил я.

Минут десять по меньшей мере он объяснял мне, что означает каждая деталь, зачем она и как надо заряжать пистолет и стрелять. Я напряженно слушал его.

– Попробуй, – предложил он под конец. Я попробовал, и он остался доволен. Сел на тахту и потер здоровый глаз.

Показания, которые я впоследствии дал ментам, полностью были придуманы Тамазом. Он довольно точно угадал, какие вопросы они зададут, когда, как и что будет со мной. Затем он объяснил мне, как вести себя в тюрьме, что важно и что – нет, когда и чего следует опасаться, как вести себя с другими заключенными. Проговорил почти два часа и закончил так:

– Попавший туда должен помнить две вещи: не ждать ничего хорошего и быть довольным тем, что дела его идут не хуже, чем есть на самом деле. – Потом добавил: – Завтра пораньше пойду на Святую гору, найду Трокадэро, нужно, чтобы твои показания и показания Кусы и Романоза совпадали.

Мне показалось, он был доволен, что ему подвернулся шанс услужить Трокадэро, и мне стало неприятно. «И этот порядочная сука!» – подумал я. Но, наверное, я был не прав.

– Тебе главное успеть дать показания, а уж после этого – будь спокоен.

Светало, когда я ушел от Тамаза, от напряжения у меня болело в затылке, я боялся напороться на Трокадэро или его парней: они могли появиться из-за любого угла или вырасти передо мной из-под земли – по сравнению с этим страхом все остальное почти теряло смысл.

Я подошел к двору Манушак с задней стороны, света не было ни во дворе, ни в доме, стояла полная тишина. Перелез через забор и забрался в дом через кухонное окно, прошел коридор и тихонько отворил дверь в комнату Манушак.

Манушак лежала, свернувшись калачиком, голова была на краю постели. Опустившись на колени, я рассматривал ее, не разбудил, не посмел, чувствовал почему-то, что виноват перед ней. Жалость к ней пронзила меня, что же она теперь будет делать, кто станет о ней заботиться, кто защитит. Наконец я осторожно поцеловал ее в голову и щеку и поднялся с колен. Дойдя до двери, я обернулся, она мирно сопела во сне. Я уходил, еле отрывая ноги от пола.

Шел узкими улочками, спустился вниз, позади остался еврейский квартал, и возле Метехского моста ворвался в здание милиции, ворвался и перевел дыхание. Поднялся по деревянной лестнице, открыл дверь дежурной комнаты, встал перед заспанным лейтенантом с покрасневшими глазами.

– Я Джудэ Андроникашвили, а точнее, Иосиф Андроникашвили. Знаешь, наверное, что случилось вчера утром на Кукии, ну так этих двух сук я порешил.

Достал пистолеты и положил на стол.

15

На другой день меня допросил следователь. Кроме главного, я рассказал все так, как и произошло, почти ничего не изменил.

– Да, но почему они не привели того парня с собой?

– Стали бы они его показывать, пока денег не получили, – ответил я.

– А когда получили, что потом?

– Потом сказали нам, где его прятали.

– А сами чем были заняты?

– Деньги стали снова пересчитывать.

Следователь потер лоб.

– Они медленно считали, под кайфом были, а мы торопились, нас люди ждали.

Он постучал ручкой по столу, я понял, мой ответ его не удовлетворил.

– А как бы нашли эту суку так быстро? В тех развалинах найти того, кто прячется, не так-то просто. Что тут удивительного.

На секунду он задумался, потом наклонил голову, записывая мои ответы на желтых листах бумаги.

– Я доволен, что все так произошло, при наших я бы не смог выстрелить, они не дали бы мне.

– Когда ты выстрелил?

– Когда они закончили считать деньги.

– Чего ждал-то?

– Хотел, чтобы они убедились в нашей честности.

Это было придумано Тамазом, и я почти слово в слово все повторил.

– А ты бы как поступил, если б оскорбили семью друга? – спросил я.

– А вот это не твоего ума дело.

Он смотрел на меня слегка удивленно и задумчиво. Я пытался угадать, верит он мне или нет, но не смог. Тамаз предупредил меня: знай, как бы они ни меняли вопрос, не теряйся, что сказал вначале, то и повторяй, даже если сто раз придется отвечать. Но тогда следователь больше ничего о том парне не спросил.

Через три дня утром меня отвели к прокурору. Помощник положил перед ним мои показания, и тот начал читать, время от времени поглядывая на меня, закончив чтение, спросил:

– Кто тебе дал пистолеты?

– Два месяца назад я ограбил машину одних азербайджанцев около железнодорожного вокзала, там в бардачке и напоролся.

Прокурор был крепко сбитый человек, чисто выбритый и аккуратно причесанный. Выражение лица его наводило на мысль, будто он только-только наступил на дерьмо и озабочен этим.

– Ну, давай, слушаю, расскажи, как все было.

Я сказал, что там все написано. Но он повторил, нет, говорит, рассказывай. Он ни разу не прервал, внимательно глядя на меня. Когда я закончил и замолчал, он сказал:

– Ты не похож на убийцу, тем более на такого, который с легкостью уложит двух человек.

– Вы правы, я не убийца, я мститель, думаю, это благородное дело, я отомстил за оскорбление семьи моего друга.

– А зачем тебе понадобились два пистолета, почему из одного не выстрелил в обоих?

– У меня два пистолета было, из обоих и выстрелил, не вижу в этом ничего плохого.

– Раньше стрелял в человека или в животное?

– Иногда в ворон стрелял, да и в тот день тоже, когда это случилось, я все оставшиеся пули на ворон пустил.