До самой смерти

Увы-увы… Пока она проверяет данные, я зажимаю подбородком трубку и машу руками Адаму и мальчишкам, чтобы помолчали хоть секунду и дали мне спокойно вести переговоры.

Признаю свою вину и полную несостоятельность. Должно быть, перепутала даты школьных каникул и забронировала не то время. Мне очень-очень жаль, а нельзя ли нам предоставить другой номер? Любой. Тем более что мы постоянные клиенты…

В трубке молчание. Мне уже было неоднократно сказано, что в дни каникул свободных мест нет. Пытаюсь предложить дополнительную плату, получаю вежливый отказ. Тогда спрашиваю, почему на прошлой неделе нас не хватились. И завершаю победным: «Кто, интересно, занимал наш полностью оплаченный семейный люкс?» Кажется, сработало. Мухи на ковре перестают сучить лапками и прислушиваются.

Наконец администратор предлагает мне отдельный домик, где слегка заедает дверь террасы.

– Официально он сейчас на ремонте, – поясняет она.

Я сообщаю девушке, что она спасла мне жизнь и брак. Записываю новый номер брони, кладу трубку и торжествующе вскидываю руки.

Наверное, в этот момент письмо и выпало. Провалилось за батарею. Поэтому до самого возвращения – до звонка Салли – я понятия не имею о неотвратимо надвигающемся событии, которое полностью перевернет и омрачит нашу жизнь.

* * *

– Что же нам теперь делать?

– Ты о чем?

– Бет, хватит дурачиться! Не до шуток.

– Прости, Салли. Ничего не понимаю. Мы только вернулись, я еще вещи не разобрала…

– Я про школу, Бет! Школу закрывают!

Я на кухне, жую бутерброд с тунцом и майонезом, болтаю с Салли с набитым ртом и созерцаю горы стирки. Я специально сложила накопившееся за поездку грязное белье в одну кучу, чтобы она напоминала Килиманджаро и те дни, когда слово «гора» не ассоциировалось исключительно со стиркой. Неужели мы столько перепачкали за четыре дня? По-моему, некоторые вещи я вообще вижу впервые.

На вершине «Килиманджаро» незнакомый желтый носок. Я отворачиваюсь, чтобы сосредоточиться на разговоре с Салли. Не пойму, о чем она толкует, что последнее время, впрочем, не редкость. Она сама себя не всегда понимает.

– О чем ты? Какую школу?

На ум сразу приходит школа моих мальчишек, но тогда Салли наверняка ошиблась – я услышала бы об этом первой. Нажимаю кнопку на чайнике.

В трубке долгое странное молчание. Затем Салли вдруг начинает тараторить:

– Монастырь закрывают! Тебе разве не прислали письмо? Господи, Бет, усмири уже свою дурацкую гордыню и вернись в «Фейсбук»! Это правда! Везде уже написали. В «Твиттере» тоже! Монахинь не хватает. Участок продают, здания сносят. Старшие классы, спальни – все. Будет большая прощальная вечеринка. Ты даже на сайте есть! Почему они тебе-то не написали?

Ворчит чайник, я вспоминаю про кремовый конверт с почтовым индексом графства Сассекс – я ведь действительно держала его в руках, когда мы под дождем вели детей обратно в дом.

– Прости. Такая суета была… Кажется, потеряла письмо.

Салли досадливо цокает языком. Стиль ее жизни после развода разительно отличается от моего. Я очень надеялась, что за столько лет она успеет встретить правильного мужчину. Однако этого не произошло. Салли живет упорядоченно, в ее квартире слишком чисто и слишком тихо, и она давным-давно ничего не теряла, если не считать рассудка, которого она, по моему мнению, давно лишилась.

Я заталкиваю в рот последний кусок бутерброда с тунцом и чувствую, как невольно сходятся на переносице брови. Сводит живот. Я запрещала себе думать об обители Святого Колмана. Вот уже много лет.

Салли замолкает, и я пользуюсь паузой, чтобы достать молоко из холодильника. Не успеваю глотнуть, как Салли снова принимается трещать. Интересно, сколько монахинь осталось. Кто из знакомых жив. Салли говорит слишком быстро и неестественно громко, а живот сводит все сильнее.

– Ради бога, скажи что-нибудь, Элизабет! – просит Салли уже тише и без прежней напускной бодрости.

Элизабет. Она никогда не называет меня полным именем.

– Что будем делать? – еле слышно спрашивает Салли.

До меня доходит. Осознание накрывает холодной волной, словно я была под действием обезболивающего, а теперь оно прекращается, и судорога сковывает мышцу за мышцей – я бросаю грязное белье и застываю на месте.

Я настолько привыкла не думать об этом, что потрясение ощущается всем телом. Пульсирует в кончиках пальцев. Струится по жилам. Я напряжена целиком, все чувства обострены.

– Думаешь, она прочтет новости?

Я не произношу имени.

Кэрол.

Это имя запрещено произносить.

– Не знаю, Бет… Вполне возможно. Ну, а ты что думаешь? Лучше ничего не предпринимать, верно? Пусть сама решает.

Я молчу дольше прежнего, прижимаю трубку к щеке, слушаю дыхание Салли и стук крови в ушах – все громче и громче.

Кэрол.

Закрываю глаза в надежде приглушить стук и дыхание. Не помогает.

– Думаешь, прочтет?

– Не знаю… не знаю. Есть же соцсети… Возможно. Ты согласна, да? Не будем ничего делать? Да?

Я сажусь. Боже мой…

Кэрол.

Сколько лет прошло!

– Бет, умоляю, скажи что-нибудь…

Проходит три дня, прежде чем мы с Салли решаемся посмотреть друг другу в глаза – три дня я живу словно во сне. Совершаю необходимые действия на автопилоте. Покормить детей завтраком. Загрузить посудомойку. Обед. Разгрузить посудомойку. И так далее.

Вечером смотрю новости и поглядываю на Адама. Представляю, как на экране роют землю экскаваторы, а затем диктор объявляет: «Было найдено тело».

– Бет, ты хорошо себя чувствуешь? Белая, как полотно…

– Все в порядке, Адам.

Ложь. Сколько лжи!

Я совершенно измотана – не сплю ночами. Салли наконец готова увидеться. Предлагает встречу в баре «У Джулио» на Хай-стрит, и я понимаю почему. Мы с Салли там завсегдатаи, «У Джулио» будет, как обычно, шумно и людно, словно ничего и не произошло, что совершенно не сочетается с тем, как мне сейчас плохо.

«У Джулио» – лучший в мире бар, старенький и уютный, оплывающие свечи в пустых бутылках из-под вина «Фраскати», на стенах потертые виды Италии в дешевых рамках. Много фотографий Джулио с членами семьи и любимыми клиентами. Попадаются фото полузабытых знаменитостей, которые на закате актерской карьеры иногда заскакивают после детских рождественских представлений в местном театре. В самом центре – мы с Салли с розовыми от вспышки глазами сияем улыбками над именинным тортом – тоже розовым.