Виридитерра: начало пути

– Ой, а я и забыла, какой ты чистюля, – раздражённо буркнула Никки, и близнецы стали собачиться, как в старые добрые времена. – Это не бардак, а искусство. У каждой вещи свое место.

И пока Рикки и Никки спорили, Ноа улучил момент, чтобы незаметно шепнуть Махаону:

– Нам надо поговорить.

И тот еле заметно кивнул Ноа в ответ.

Ребята почти сразу отделились от компании, чем были удостоены непонимающего взгляда Шенга, и отправились на поиски укромного места, чтобы поговорить. Махаон предложил для этого свою комнату, и Ноа почти было согласился, но тут из-за угла, отрезая путь к лестнице, появились Вайдманы. Общежитие студентов было вполне обычным прямоугольным строением в шесть этажей. Этаж старост располагался в пристройке над шестым с южной части здания, где так удачно и появились Вайдманы, а на северной части возвели оранжерею для каких-то редких цветов, что росли на землях Мепаиса и нуждались в особом климате.

Вайдманы шли не спеша. Хельга держала брата под руку, и они о чем-то беседовали. При виде ребят их глаза сверкнули недобрым огнем, а губы изогнулись в противной ухмылке.

Ноа и Махаону пришлось изменить свои планы. Ребята, стараясь сохранять невозмутимый вид, развернулись и направились к другой лестнице.

– Ну, или пойдем в твою комнату, – прошептал Махаон.

– Нельзя, там Кайл, – ответил Ноа.

В поисках тихого безлюдного места ребята обследовали каждый уголок в Хэксенштадте, куда только был разрешен вход. Но между соревнованиями у студентов появилось больше свободного времени, и теперь все они вывалились на улицу. Грелись в солнечных лучах, радовались теплому шелковистому ветру и просто беззаботно проводили время.

– Библиотека, – хлопнул себя по лбу Махаон. – Там точно никого не будет.

Ноа послушно поплелся за Махаоном, хоть его и не радовала мысль о новой встрече с Алатеей.

Проходя по Залу Славы, Махаон остановился:

– Знаешь, а ведь тут даже нет его портрета, – грустно произнес Махаон, – ну, моего дяди. А ведь в Хэксенштадте он был любимым студентом. Прилежный, образованный, ответственный, вежливый, его команда всегда побеждала на играх и ему пророчили великое будущее. Они окрестили его предателем, а позже и вовсе убили. И все почему? Потому что он бился не за те идеалы, которые были угодны императору, – парень горько усмехнулся. – А теперь его судьба ждет и меня. Вельтерн прогнил. Вся Виридитерра прогнила. Люди только и думают о том, как бы поплотнее набить свои карманы и подчинить себе тех, кого не понимают, кого боятся.

– Ты не умрешь, – попытался утешить его Ноа. – Я тут узнал, что у тебя есть время до третьего соревнования, – начал Ноа, хоть в библиотеку они так и не попали, но в Зале Славы тоже не было ни души. – Так что ты можешь решить все свои дела, а затем сбежать.

– Но откуда ты знаешь?

Ноа боялся этого вопроса. Не хотел рассказывать, что должен стать соучастником в его убийстве. И пусть любой другой студент жизнь отдал бы за то, чтобы стать помощником имперского мага, Ноа это было совсем не нужно. Ему было стыдно лишь от одной мысли о том, что Энгстелиг хочет приобщить его к чему-то настолько нечестному и грязному, как убийство невинного. Да, Ноа желал смерти Ройвану. Да, он каждую ночь мечтал о том, как пронзает сердце этого чудовища своим мечом. Но то была месть – холодная, благородная, дарующая покой. А в убийстве Махаона не было ничего из этого.

– Энгстелиг мне рассказала, – неуверенно проговорил Ноа и удостоился вопросительного взгляда Махаона. – Точнее, приказала ей помочь.

Стеклянный взгляд Махаона не показывал ни единой эмоции, и Ноа приходилось лишь гадать, о чем он думает.

– Значит, у меня есть еще шесть дней, – то ли для себя, то ли для Ноа сказал Махаон и замолчал.

Они стояли в Зале Славы, где с портретов на них смотрели незнакомые Ноа люди со своей историей. Мертвенная тишина была теперь единственным свидетелем их былого величия – тишина и память тех, кто не забыл. Махаон долго смотрел в одну точку перед собой, а Ноа, чтобы не таращиться на него и как-то скрасить это неловкое молчание, стал заново разглядывать портреты. Он вспомнил слова Вайдманов про какого-то парня – теперь уже мужчину – и пытался его отыскать здесь.

– Когда-то именно здесь был портрет моего дяди, – нарушил тишину Махаон, кивком головы указывая на небольшую полку, где стояли маленькие портреты выпускников.

Ноа присмотрелся и увидел на портрете очень много людей, среди которых смог различить невысокую светловолосую девушку, в которой узнавались черты – более молодой – Неи. Из груди само собой вырвалось надрывное «Мама», но Махаон ничего не произнес. Ноа хотел задержаться, но Махаон уже шагал вперед и не останавливался. Тем более, за общим портретом шли отдельные, где он вновь нашел улыбающееся лицо мамы.

Грудь еще сильнее сдавило, и Ноа едва сдержал приступ слез. Его мама была такой счастливой здесь, так почему же она убежала? Это все из-за нрава дедушки и бабушки? Или случилось что-то нехорошее? Почему она оставила свой дом, свою жизнь и почему совсем ничего не рассказала об этом Ноа?

Парень переходил от портрета к портрету, читал каждую табличку, еще раз внимательно осмотрел изображение некоего Киллиана Никифори, пока его не привлек один образ. Нет, это уже был не студент, а кто-то более важный. В толстой золотой раме притаился потрет мужчины с длинной седой бородой. Он был похож на мужчину, портрет которого он видел в кабинете директора, но здесь он был более величественный. Он казался Ноа знакомым, хотя парень точно был уверен, что здесь, в Хэксенштадте, он его точно не встречал.

И тут парня осенило. Его кошмар, который не давал покоя с детства. Тот самый со страшным огнем. Этот мужчина был там, именно он помог женщине из сна сбежать. Его прошибло холодным потом, ведь Ноа всю жизнь думал, что сны это всего лишь сны.

– Кто же ты? – вслух проговорил парень, он уже успел забыть, что находится здесь не один.

– Это бывший директор школы. Его звали Алдрик Аберкон, – безразлично ответил Махаон. – Он пропал почти семнадцать лет назад. Никто не знает, что произошло, но, если он хотел скрыться, то у него всегда это получалось.

Ноа почувствовал себя нехорошо. Возможно, он себя накручивал, возможно, выдумывал, но какова вероятность, что девушкой из его снов была мама, а помогал бежать ей именно этот директор?

После разговора с Махаоном в Зале Славы, парень снова поплелся в лазарет. Там он вместе с Эли еще раз обошел студентов, которых все же не успели выписать ко второму этапу, сложил сумку с препаратами на завтра и даже успел вздремнуть в подсобке – плохой ночной сон давал о себе знать – пока его не нашла Корнелия. Она очень разозлилась и устроила Ноа хорошую взбучку. Потом она еще час шушукалась с другими эльфийками и стреляла взглядом сторону парня. Эли всё это время держалась в стороне – складывала чистое постельное белье – и лукаво улыбалась.

В общем, день выдался вполне обычный, и Ноа даже ненадолго смог забыть, что этой ночью придется провернуть самый коварный трюк – помочь сбежать Осо и Персивалю.

***

Персиваль и Эли уже ждали ребят у черного входа, когда Ноа, Осо и Махаон спустились к назначенному месту. Эли скромно улыбнулась Ноа, а Персиваль только закатил глаза – он-то наверняка ожидал, что ребята опоздают, но они пришли заранее. Все они были облачены в черную одежду, даже Ноа, который наконец-то набрался опыта в ночных похождениях. Эли, оглядываясь и прислушиваясь точно лиса в поисках добычи, вывела всех на улицу. И короткими перебежками, прячась то за зданиями, то за деревьями, то в зарослях кустов, ребята последовали по двору Хэксенштадта. Ноа даже не предполагал, куда они идут, пока Эли, обогнув огород – тот самый, на котором Ноа в свой первый день в лазарете видел диковинные растения – не остановилась рядом с башней ригарди.

Хэксенштадт с трех сторон окружали башни – ригарди, вуа и шевалье – которые магическим потоком были соединены между собой. В самом центре двора находилась четвёртая башня тейтов, подпитываемая силой трех башен вокруг. Под ней и находился вход в Абсолют. Тейты были самыми чувствительными к малейшим колебаниям Абсолюта, потому он был и расположен именно под их башней: в сохранности и недосягаемости для тех, чьи помыслы нечисты.

Между башней ригарди и огородом росло огромное, просто исполинских размеров, дерево. Оно не было похоже ни на одно из леса проводников, поэтому Ноа сразу отмел мысль о том, что им для побега может понадобиться еще и Блюблик, пусть он и прятался в ворохе одежд Осо, ведь та просто не могла покинуть Хэксенштадт без своего первого друга на Виридитерре.

Они двинулись к этому дереву, окруженному настолько высокой некошеной травой, что Ноа утопал в ней почти по пояс. Эли аккуратно разгребла траву у толстых корней дерева и достала медальон. Ноа не смог хорошо разглядеть украшение в темноте, но заметил, что камень был необычного синего цвета – слишком яркого для чего-то, сотворенного природой – в серебрянной огранке. Он вновь показался смутно знакомым Ноа, но он не смог вспомнить, где уже видел его. Эльфийка зажала медальон между ладоней и, закрыв глаза, медленно и глубоко задышала. В тот момент произошло нечто странное: украшение засветилось, его сияние пробивалось сквозь тонкие пальцы Эли, а корни дерева постепенно начали раздвигаться, открывая яму, похожую на лисью нору.

Ноа и Махаон от удивления раскрыли рты.

– Ничего себе, это же портал! – не удержалась и восхитилась Осо. – А я думала, что только Проводники так могут!

– Мы называем их Лисьими норами, – объяснила Эли и на выдохе добавила: – Ну, пора.

И тут Ноа окончательно понял – он больше никогда не увидит Осо. Поэтому хотел ей сказать столько всего. Извиниться, за то, что ее избегал. Поблагодарить за то, что она его не бросила. Сказать, что там ее ждет лучшее будущее, хоть и не совсем был уверен в этом. Но времени было в обрез, а правильные слова все не подбирались.

Осо, коротко попрощавшись с Эли и обняв Махаона, первая подошла к Ноа. Парень видел, как старательно она пытается сохранять спокойствие, пряча всю бурю чувств за натянутой улыбкой. Девушка крепко обняла его, и Ноа показалось, будто его душу достали из тела и связали в тугой узел.

– Береги себя, – хрипло сказал парень на прощание.

Осо кивнула и добавила:

– И ты себя.

Она хотела сказать что-то еще – Ноа видел это в ее бегающем взгляде, в том, как она закусывает губу, не зная, какое слово можно было бы подобрать. Ее страх перед смертью стал страхом неизвестного, далекого и непостижимого. Если он может быть уверен в том, что Вельтерн – Виридитерра – примет его со всеми этими титулами, принадлежащим его семье и этой такой обычной для этого мира магией, то что сказать о ней? Ее дом, ее семья, ее жизнь остались на Земле, и она не может быть уверена в завтрашнем дне. Все, что ей остается, это только бегство. Бегство от этого мира, от себя и от этой пугающей силы, с которой она не может справляться.

– Ноа, – вдруг заговорила она тихо, – обещай… обещай, что когда-нибудь найдешь меня. Или… что просто не забудешь. – Она смахнула маленькие капельки слез, собравшиеся в уголках глаз. – Просто хочется, чтобы кто-то помнил обо мне.

– Обещаю, – выдохнул Ноа и обнял ее. – Я обязательно разыщу тебя.

И Ноа понимал, что это не пустые слова. Здесь так много людей, которым нельзя довериться, что Осо представлялась одним из немногих островков безопасности, которым можно рассказать абсолютно все.

Осо вжалась лицом в его грудь и крепко обхватила руками. Ноа почувствовал, как сильно она сжала пальцами плащ на его спине, будто он – единственная и последняя опора в этом мире. Ноа хотел бы сказать ей, чтобы она ничего не боялась, но он совершенно не знал, что ее ждет. Они разорвали объятие, и Ноа в последний раз взглянул на нее. Это была все та же девчонка, которая ворвалась в комнату со словами «Ты пропустил самое интересное!». Это была все та же девчонка со смуглой кожей, непослушными кучерявыми волосами, делающими ее похожей на большой одуванчик, и с большими восторженными глазами ребенка. Но все-таки теперь она была другой. Она узнала о неприятной подноготной мира, которым так восхищалась и который спешила любить просто за то, что он есть. Она стала не жестче, но будто бы взрослее.

Мир, который она хотела любить, теперь отвергал ее.