Ноги из глины

– Того самого, который был незаконорожденным сыном Эдварда Сен-Джона де Шноббса, графа Анкского, и, ах-ха, горничной неизвестного происхождения?

– Святые угодники!

– Граф умер, не оставив наследников, кроме того, ах-ха, того самого Сляпа. Нам так и не удалось пролить свет на местонахождение его потомка – по крайней мере, до сей поры.

– Святые угодники!..

– Вам знаком этот господин?

Ваймс изумленно замер, впервые в жизни столкнувшись с тем, как Шноббса кто-то всерьёз называет «господином».

– Э-э-э… да, – ответил он.

– Он человек при деньгах?

– Разве что при чужих.

– Ну что ж, ах-ха, передайте ему новость. О землях и состоянии, конечно же, речи давно не идет, но титул до сих пор действует.

– Так, простите… хочу убедиться, что я верно все понял. Капрал Шноббс, мой Шнобби… на самом деле герцог Анкский?

– Ему нужно будет предоставить нам подтверждение своей родословной, но да, судя по всему, так и есть.

Ваймс уставился в темноту. Капралу Шноббсу было бы затруднительно подтвердить кому-то даже свою принадлежность к человеческому роду.

– Святые угодники! – повторил он наконец. – И что же, у него будет герб?

– Будет, и преотличный.

– Ох.

Ваймс даже не хотел себе герб. Час назад он бы с радостью отвертелся от этой встречи, как проделывал уже не раз. Но…

– Шнобби? – переспросил он. – Святые угодники!

– Что ж, это была чрезвычайно приятная встреча! – сказал Дракон. – Очень важно время от времени освежать свои записи. Ах-ха. К слову, как поживает юный капитан Моркоу? Я слышал, его дама сердца – вервольф. Ах-ха.

– Так и есть, – подтвердил Ваймс.

– Ах-ха. – Дракон сделал в полумраке какой-то жест – кажется, заговорщически постучал по носу. – Знаем, знаем мы эти шалости!

– У капитана Моркоу все в порядке, – сказал Ваймс так холодно, как только мог. – У капитана Моркоу всегда все в порядке.

Он вышел, хлопнув дверью. Огоньки свечей затрепетали.

Констебль Ангва вышла из переулка, застегивая ремень.

– По-моему, все прошло отлично, – сказал Моркоу. – Еще один шаг к общественному признанию!

– Тьфу, ну и мерзкий у него рукав! Интересно, он вообще знает, что такое прачечная? – сказала Ангва, вытирая рот.

Они автоматически перешли на энергосберегающий шаг, свойственный служителям правопорядка, – при такой ходьбе нога, словно маятник, сама тянет человека вперед, требуя от него минимальных усилий. Ваймс всегда говорил, что ходить по городу важно, а раз Ваймс говорил, то Моркоу верил. Ходить и разговаривать. Обойди достаточно улиц, разговори достаточно людей – и рано или поздно получишь ответ.

Общественное признание, подумала Ангва. Фирменная фраза Моркоу. То есть на самом деле это была фирменная фраза Ваймса, но сэр Сэмюэль обычно сопровождал ее смачным плевком. А Моркоу в это верил. Это Моркоу предложил патрицию отрядить закоренелых преступников «служить на благо общества» – ремонтировать дома старушек, что привело к новым треволнениям в жизни престарелых горожан и, учитывая уровень преступности в Анк-Морпорке, к тому, что как минимум одной пожилой даме столько раз за полгода клеили обои в гостиной, что теперь она могла входить туда только боком[6 - Командор Ваймс, с другой стороны, ратовал за то, чтобы преступников приговаривали к высшей мере наказания. То есть находили крышу повыше и привязывали их к громоотводу.].

– Я нашел кое-что очень интересное. Уверен, тебе будет ужасно интересно взглянуть! – сказал Моркоу какое-то время спустя.

– Как интересно! – откликнулась Ангва.

– Но я тебе не скажу, что это, потому что это сюрприз, – продолжил Моркоу.

– Вот как. Хорошо.

Ангва какое-то время шагала в задумчивости и потом спросила:

– А это сюрприз вроде той коллекции камней, которую ты мне показывал на прошлой неделе?

– Скажи, было здорово? – восторженно отозвался Моркоу. – Я столько раз ходил по той улице и даже не подозревал, что там есть музей минералов! Ты только вспомни, какие там силикаты!

– Просто невероятные! Удивительно, почему люди не сбегаются толпами на них посмотреть, правда?

– Ума не приложу почему!

Ангва напомнила себе, что в голове у Моркоу не было и намека на примесь иронии. В конце концов, не его вина, что он вырос в шахте среди гномов и взаправду считал, что куски камней – это интересно. Неделю назад они ходили в литейный цех. Тоже интересное место.

И все же… все же… его невозможно было не любить. Моркоу нравился даже тем, кого он арестовывал. Даже старушкам, которые по его милости постоянно дышали краской. Он нравился Ангве. Очень нравился. И потому от мысли, что от него придется уйти, было еще больнее.

Она была вервольфом. Вот и весь сказ. Если ты вервольф, у тебя не так уж много вариантов: либо стараться, чтобы люди не раскрыли твой секрет, либо наблюдать, как они держатся поодаль и шепчутся у тебя за спиной (хотя, конечно, чтобы это увидеть, надо обернуться).

Моркоу было все равно. Но ему было не все равно, что другим не все равно. Ему было не все равно, что даже вполне приветливые коллеги стараются на всякий случай носить с собой что-нибудь серебряное. Ангва видела, что это его удручает. Напряжение нарастало, а Моркоу не знал, как с ним справиться. Отец не зря говорил: связываться с людьми не ради обеда себе дороже – проще сразу прыгнуть в серебряные копи.

– Похоже, в следующем году на праздник будет много фейерверков, – сказал Моркоу. – Люблю фейерверки.

– Я никак не возьму в толк, почему в Анк-Морпорке хотят отпраздновать триста лет с окончания гражданской войны? – заметила Ангва, возвращаясь в здесь-и-сейчас.

– Почему бы и нет? Мы же победили, – сказал Моркоу.

– Да, но в то же время проиграли.

– Нужно во всем видеть светлую сторону – так я считаю. Ага, вот мы и пришли!

Ангва посмотрела на вывеску. Она уже научилась разбирать гномьи руны.

– «Музей гномьего хлеба», – прочитала она. – Вот это да! Не терпится попасть внутрь.

Моркоу радостно кивнул и толкнул дверь. Их обдало запахом застарелых хлебных корок.

– Эге-гей, господин Хопкинсон! – позвал Моркоу. Ответа не было. – Наверное, он куда-то отошел.