Ноги из глины

– Видимо, не выдержал восторга, – сказала Ангва. – Хопкинсон? Это вроде не гномье имя.

– Он человек, – сказал Моркоу и переступил порог. – Но выдающийся специалист. Хлеб – это его жизнь. Он написал самую полную работу по наступательной выпечке. Что ж… раз его нет на месте, я просто возьму два билета и оставлю монетку на кассе.

Было не похоже, что к господину Хопкинсону часто захаживают посетители. На полу лежала пыль, на витринах лежала пыль, а самый толстый слой пыли лежал на экспонатах. Большинство из них были традиционной формы и напоминали коровью лепешку, что отлично гармонировало с их вкусом. Но были также представлены пончики, булочки для ближнего боя, смертоносные метательные тосты и обширная запыленная коллекция других изделий, созданных народом, который не щадил ничьего живота.

– И каков гвоздь программы? – спросила Ангва. Она принюхалась. В воздухе висел омерзительно знакомый резкий запах.

– Это… Ты готова? Это… Боевой Батон Б’хриана Кровавого Топора! – сказал Моркоу. Он что-то искал в ящике у входа.

– Батон хлеба? Ты привел меня сюда, чтобы показать батон хлеба?

Она снова принюхалась. Точно. Кровь. Свежая кровь.

– Все верно, – сказал Моркоу. – Его привезли всего на пару недель, на выставку. Этим самым хлебом Кровавый Топор в битве при Кумской долине самолично сразил пятьдесят семь троллей… – и тут голос Моркоу, преисполненный восторга, преисполнился гражданской ответственности, – хотя, конечно, это было очень давно, а сейчас на дворе век Летучей Мыши, мы живем в полиэтническом обществе и не должны позволять событиям минувших дней застить нам глаза.

Скрипнула дверь.

Потом Ангва глухо спросила:

– Этот боевой батон – он черный, да? Намного больше обычного батона?

– Да, верно, – сказал Моркоу.

– А господин Хопкинсон – невысокий, с острой белой бородкой?

– Да, это он.

– И с пробитой головой?

– Что?

– Лучше сам посмотри, – сказала Ангва и отошла.

Дракон, Король Гербов, сидел в одиночестве среди свечей.

«Так вот он какой, командор Сэмюэль Ваймс, – думал он. – Глупец. Не видит дальше собственного сморщенного носа. И подобные люди сейчас занимают высокие посты! Впрочем, от таких людей бывает польза – предполагаю, потому Витинари его и возвысил. Глупцы зачастую способны на вещи, о которых те, кто поумнее, и помыслить не отважатся…»

Он вздохнул и пододвинул к себе очередную книгу. Та не сильно превосходила размером остальные тома в кабинете – и это стало бы неожиданностью для любого, знакомого с ее содержанием.

Он немало гордился этой книгой. Это был весьма необычный труд, но Дракон удивился – вернее, удивился бы, если бы удивлялся хоть чему-нибудь в последние лет эдак сто, – тому, насколько легко он ему дался. Сейчас даже не было нужды его читать. Он знал эту книгу наизусть. Семейные древа были высажены в подходящую почву, слова улеглись на страницах, и оставалось только вторить их голосам.

Первая страница была озаглавлена: «Наследник престола Моркоу I, милостью божьей король Анк-Морпорка». Следующую дюжину страниц занимало длинное и сложное генеалогическое древо, которое оканчивалось надписью: «Женат…» Здесь слова были едва намечены карандашом.

– …«на Дельфине Ангве фон Убервальд, – вслух прочитал Дракон. – Отец – и, ах-ха, сэр – барон Гай фон Убервальд, также известный как Серебровост; мать – мадам Серафина Сокс-Блунбергская, также известная как Желтоклык, родом из Орлеи…»

Эта часть составляла предмет его особой гордости. Он ожидал, что у его агентов возникнут затруднения, когда дело дойдет до волчьей родословной Ангвы, но оказалось, что горные волки тоже проявляли к подобным материям немалый интерес. Предки Ангвы определенно числились среди вожаков стаи.

Дракон, Король Гербов, усмехнулся. Он был убежден, что видовая принадлежность – дело второстепенное. Главное – хорошая порода.

Ну что ж. Так выглядело несбывшееся будущее.

Он отодвинул книгу. Одно из преимуществ по-настоящему долгой жизни – возможность убедиться, какое оно на самом деле хрупкое, это будущее. Люди говорят: «Мир для нашего времени», или: «Империя, которая простоит тысячу лет», но проходит полпоколения, и никто уже не помнит, кто они были такие, не говоря уже о том, что они говорили или где разъяренная толпа зарыла их останки. Историю меняют менее масштабные вещи. Порой достаточно нескольких росчерков пера.

Он притянул к себе другую книгу. На титульном листе значилось: «Наследник престола…» Как же назовется этот тип? Это, в отличие от много другого, просчитать было невозможно. Что ж, пускай…

Дракон взял карандаш и написал: «Шноббс».

Он улыбнулся пламени свечей.

Люди никогда не прекращали судачить об истинном короле Анк-Морпорка. Но жестокий урок, преподнесенный историей и записанный кровью, гласил, что истинный король – тот, кого короновали.

Книг была полна и другая комната. Входящий в нее сразу ощущал тяжелый, гнетущий дух книжности.

Покойный отец Трубчек распростерся на ковре из осыпавшихся книг. Он определенно был мертв. Невозможно потерять столько крови и остаться в живых. Или продержаться столько времени с головой, похожей на сдутый мяч. По ней как будто ударили кувалдой.

– Из дома с криками выбежала старушка, – сказал констебль Посети и отсалютовал. – Так что я зашел и увидел ровно такую картину.

– Ровно такую, констебль Посети?

– Да, сэр. И меня зовут Посети-Неверующего-С-Разъяснительной-Брошюрой, сэр.

– Что это была за старушка?

– Говорит, ее зовут миссис Канаки, сэр. Говорит, что всегда приносит ему еду, сэр. Говорит, что заботится о нем.

– Заботится?

– Ну знаете, убирает комнаты и так далее.

На полу действительно лежал поднос – рядом с разбитой миской и пролитой кашей. Старушку, что заботилась о покойном, наверняка потрясло, что кто-то успел о нем позаботиться раньше ее.

– Она к нему прикасалась? – спросил Ваймс.

– Говорит, что нет, сэр.

Значит, пожилой священник ухитрился умереть самой благообразной смертью, которую Ваймс когда-либо видел. Его руки были скрещены на груди. Его глаза были закрыты.

А изо рта у него что-то торчало. Что-то вроде свернутой бумажки. Она придавала трупу неуместно залихватский вид, как будто после смерти он решил выкурить последнюю сигарету.

Ваймс осторожно вынул из губ у покойного крошечный свиток и развернул. Бумажку покрывали тщательно выписанные, но неизвестные символы. Особенно примечательными их делало то, что автор записки явно воспользовался единственными чернилами, которых в комнате было в избытке.

– Фу ты, – сказал Ваймс. – Написано кровью. Кому-то эти письмена о чем-нибудь говорят?

– Да, сэр!

Ваймс закатил глаза.

– Да, констебль Посети?