Матушка Ветровоск внимательно выслушала.
– Это по-заграничному, да?
– Мой внучок Шейн – моряк, – сказала Нянюшка Ягг. – Ты просто не представляешь, каких слов он набрался в этих заграницах.
– Почему же, представляю, – сказала Матушка. – И надеюсь, они ему помогли больше, чем нам.
Она снова постучала в дверь. И на сей раз та открылась – очень медленно. Из нее высунулось бледное лицо.
– Извините… – начала было Маграт.
Матушка пихнула дверь. Оказалось, что обладатель лица к ней прислонялся; его ботинки скрипнули по полу, когда он мягко повалился навзничь.
– Мир вашему дому, – как бы невзначай обронила Матушка. Для ведьмы это всегда отличное приветствие. Оно заставляет людей задуматься, чего еще она могла бы принести этому дому. Люди сразу вспоминают про свежеиспеченные пироги и хлеб, и про груды старой, но еще целой одежды, про которую они могли случайно позабыть.
Но дом выглядел так, будто альтернативы миру в нем уже побывали.
В каком-то смысле это была таверна. Правда, три ведьмы в жизни еще не видели такого унылого заведения. Зато тут было людно. Более десятка бледных людей хмуро взирали на них со скамеек у стен.
Нянюшка Ягг принюхалась.
– Ого! – сказала она. – Тут уйма чеснока! – И действительно, связки чеснока висели на каждой балке. – А я всегда говорила, чеснока много не бывает. Чувствую, мне тут понравится.
Она кивнула белому как мел мужику за стойкой.
– Гутен день, майне добрый хозяин! Драй пиво нам пор фавор, живу при.
– При чем ты там живешь? – вмешалась Матушка.
– Так по-ихнему «будьте любезны».
– Ни за что не поверю, – сказала Матушка. – Ты просто выдумываешь все это на ходу.
Трактирщик, исходя из простой логики, что любой, кто к нему заходит, хочет выпить, налил три пива.
– Видали? – торжествовала Нянюшка.
– Не нравится мне, как все на нас пялятся, – сказала Маграт, пока Нянюшка бормотала с недоумевающим трактирщиком на своем неповторимом эсперанто. – А вон тот парень на меня даже ухмыляется.
Матушка Ветровоск устроилась на скамье так, чтобы как можно меньшая часть ее тела соприкасалась с сиденьем, на тот случай, если заграничностью можно заразиться.
– Я ж говорила, – сказала Нянюшка, притащив поднос, – ничего сложного. Просто ори на него, пока не поймет.
– Выглядит ужасно, – сказала Матушка.
– Чесночные колбаски с чесночным хлебом, – сказала Нянюшка. – Все как я люблю.
– Надо было заказать свежих овощей, – сказала известный диетолог Маграт.
– Я и заказала. Тут есть чеснок, – Нянюшка щедро отрезала кусок колбасы, от запаха которой накатывали слезы. – И кажется, я видела у них маринованный лук на полке.
– Правда? Тогда на ночлег нам понадобится минимум две комнаты, – проворчала Матушка.
– Три, – спешно добавила Маграт.
Она рискнула снова оглядеть зал. Молчаливые крестьяне пристально глазели на них, и в их глазах читалось нечто вроде печальной надежды. Конечно, любой, кто проводит много времени в компании Матушки Ветровоск и Нянюшки Ягг, должен привыкнуть, что на него глазеют: подобные им люди заполняют любое пространство от края до края. В этой лесной глуши наверняка нечасто бывают иностранцы. А один только вид Нянюшки Ягг, с аппетитом пожирающей колбасу, в любых краях считался бы шоу номер один, покруче ее фокуса с маринованным луком.
И все же… они так глазели…
Снаружи в чаще леса завыл волк.
Собравшиеся крестьяне поежились так синхронно, будто давно тренировались. Хозяин что-то им пробормотал. Они неохотно поднялись и вышли за дверь, стараясь держаться вместе. Старушка на миг положила руку на плечо Маграт, грустно покачала головой, вздохнула и уковыляла прочь. Но как раз к такому Маграт привыкла. Люди часто ее жалели, когда видели в компании Матушки.
Наконец к ним подошел сам хозяин с зажженным факелом и жестом позвал за собой.
– Как вам удалось объяснить ему про ночлег? – спросила Маграт.
– Я просто сказала: «Эй, сударь, шпилли-вилли престо, как обычно, номер три», – ответила Нянюшка Ягг.
Матушка Ветровоск шепотом повторила это и кивнула.
– Твой внучок Шейн, похоже, и правда немало повидал, – заметила она.
– Говорил, после этого постель обеспечена, – сказала Нянюшка Ягг.
Оказалось, тут имелось всего две комнаты, к которым вела длинная и скрипучая винтовая лестница. Одну Маграт получила себе. Даже трактирщик, похоже, на этом настаивал. Он был очень любезен.
Правда, она бы предпочла, чтобы он не запирал ставни. Маграт любила спать с открытым окном. А так в комнате стало темно и тесно.
«Ладно, – подумала она. – В конце концов, это я тут фея-крестная. Остальные меня просто сопровождают».
Она тоскливо осмотрела себя в крохотное потрескавшееся зеркальце, а затем легла и прислушалась к тому, что творилось за тонкой, как бумага, стенкой.
– Зачем отворачивать зеркало к стене, Эсме?
– Не люблю я зеркала, вечно они на меня пялятся.
– Только когда ты пялишься на них, Эсме.
После паузы раздалось:
– Так, а эта круглая штука для чего?
– Полагаю, это должна быть подушка, Эсме.
– Ха! Лично я такое не считаю подушками. Даже нормальных одеял нет. Как, говоришь, оно тут зовется?
– Полагаю, это называется дювэ, Эсме.