Вкус яда

* * *

Несколько минут спустя мы с Астрид остаемся одни в спальне на самом верхнем этаже Отдела Похоти. Просторная комната с полом, устланным опалом огненного цвета, стенами, оклеенными розовыми обоями, и плюшевыми коврами, сотканными из рубиновой шерсти. Излучающие розовое сияние лампы ярко освещают кровать – единственный предмет мебели, если не считать двух узких тумбочек.

Все это свидетельствует о том, что эта комната предназначена только для одного.

Астрид, кажется, тоже это понимает, поскольку смеет посмотреть на все вокруг, кроме кровати. Она отходит от меня так далеко, как только позволяют наручники.

– Я так понимаю, спать тебе придется на полу.

Я издаю мрачный смешок и веду ее к кровати.

– Садись.

Она переводит взгляд с меня на кровать. Нотка паники появляется в ее аромате.

– Зачем?

Я киваю в сторону оставленного на тумбочке кувшина с теплой водой. Он стал последней просьбой, с которой я обратился к мадам Дезире.

– Ты ранена. Нужно привести тебя в порядок.

Она многозначительно смотрит на мою грудь взволнованным взглядом. Глазами, которые я все еще не могу разглядеть. Глазами, выражение которых я могу только понять.

– Ты тоже ранен. Почему бы тебе не привести себя в порядок?

– Я позабочусь о себе позже. Кроме того, я же чистокровный фейри. Мои раны уже зажили.

– Откуда ты знаешь, что мои не зажили? Я же не простой человек.

Я двигаю челюстью из стороны в сторону. Она что, обязана не соглашаться с каждым словом, что я говорю?

– Я знаю, что твои раны еще не зажили, потому что с твоего локтя до сих пор капает кровь.

Она опускает взгляд на свободную руку, на которой от запястья до предплечья тянется царапина. На локте рана глубже. С него и стекают алые струйки. Я могу только представлять, насколько хуже обстояло дело, прежде чем ее врожденный дар исцеления дал о себе знать. Или она еще даже не начала исцеляться? Как бы то ни было, раны не должны выглядеть так плохо на теле того, в ком течет кровь фейри.

Астрид наклоняется вперед и подносит руку к губам, словно подавляя рвотный позыв.

– О нет. Рана кровоточит.

– Я так и сказал, – приподнимаю я бровь. – Ты боишься вида крови?

Астрид кивает и, слегка покачиваясь, опускает дрожащую руку в карман юбки, чтобы извлечь маленький флакон. Я, прищурившись, смотрю, как она поворачивает крышку и достает стеклянную пипетку. От аромата пурпурного малуса, наполняющего воздух, у меня кровь стынет в жилах.

Яд.

Тот самый, который убил ее отца.

– Не осуждай меня, – просит она напряженным голосом. Астрид запрокидывает голову и дрожащими руками выжимает две капли себе под язык. После чего, казалось бы, передумав, она добавляет и третью.

Мои плечи напрягаются, а мышцы перекатываются от ярости. Пурпурный малус – мерзкий наркотик, который вредит не только людям, но и фейри. Эта настойка разрушает жизни. Семьи. И вот Астрид нагло глотает его, будто какой-то нектар. Как она могла быть настолько безрассудной, чтобы принять этот наркотик прямо у меня на глазах?

Девушка прячет флакон в карман и, прикрыв глаза, медленно выдыхает.

– Мне это действительно было нужно.

Ее аромат становится более приглушенным, мягким. Лимон, яблоко и утренняя роса сливаются в гармоничную смесь.

Напряженный, я стою рядом с кроватью, не зная, как реагировать. Не зная, как затушить гнев, овладевший моим сердцем… и воспоминания, которые он выталкивает на поверхность.

Мягкий голос, лишенный всяких чувств.

Спокойное, отсутствующее выражение.

Холодные, вялые руки…

Астрид мечтательно вздыхает, возвращая меня к реальности.

– Теперь я чувствую себя намного лучше, – говорит она с легкостью в голосе.

– Ты просто одурманена ядом, – отвечаю я сердито. Я смутно замечаю мягкую улыбку, играющую на ее губах, хотя ее рот, как и лицо, остается спрятанным за дымкой.

Астрид встречается со мной взглядом.

– Я же говорила тебе, что принимаю настойку, чтобы контролировать свое настроение.

– Я думал, ты принимаешь ее, чтобы контролировать впечатление, которое производишь при знакомстве.

– Верно, – говорит она с ноткой высокомерного негодования в голосе. После этого ее запах наполняется чувством вины. – Но я принимаю ее и для себя тоже.

– Почему?

Она переминается с ноги на ногу.

– С тех пор как умер мой отец, мне… нелегко справляться с эмоциями. Мне не нравится, что я чувствую, когда действие пурпурного малуса проходит.

– Вероятно, это связано с отказом от наркотика, вот и все.

– Нет, – поспешно возражает Астрид. – Это… Это… ты не поймешь. Ты думаешь, что я виновата в его смерти, поэтому не сможешь понять, какое горе я испытываю. – На последнем слове ее голос срывается.

Этого достаточно, чтобы лишить меня части самообладания, чтобы прорваться сквозь гнев, который я испытывал всего минуту назад. Правда в том, что мне известно, какое горе она переживает. Так же как и то, что она действительно страдает. Прямо под профилем ее аромата, там, где запах росы сливается с ароматом штормового моря, зависает темная нотка.

Нотка печали. Я слишком хорошо знаком с этой эмоцией, чтобы не распознать ее, независимо от того, каким именно образом она выражается в личном аромате Астрид.

– Садись уже, – говорю я, доставая тряпку из кувшина и макая ее в теплую воду.

На этот раз Астрид повинуется. Возможно, мне стоит быть благодарным за смягчающий эффект, который яд оказывает на нее. Я опускаюсь на одно колено и подношу ткань к ее руке. Прежде чем я успеваю прикоснуться к ране, Астрид отодвигается.

– Что ты делаешь?