У озера на рассвете

Варя выпрямилась, и только теперь Буров заметил, что она была бледнее снега, а в глазах блестели слезы.

– Ну ты че, Варь? Нормально ж все. Никто не помер. – Мужик, в габаритах не уступающий Антону, сгреб девушку в охапку и нежно чмокнул в макушку. – Они ж у нас вечно куда-нибудь влезают. Когда ты уже привыкнешь и перестанешь так остро реагировать? Так тебе никаких нервов не хватит.

«У нас». Пелена гнева окончательно застлала Бурову глаза, он кашлянул, привлекая к себе внимание. Варвара встрепенулась, будто только сейчас о нем вспоминала.

– Мужик, тебе чего? – поинтересовался спутник Вари.

– Да так, хотел поинтересоваться. Какого это: обнимать шлюху? Не противно? – процедил сквозь зубы Антон.

– Ты охуел, так про нее говорить? Извинился, живо! Пока я твоей мордой витрину не разбил, – прорычал мужчина и грозно шагнул к Бурову, сжав огромные кулачищи.

– Извиниться? – Антон хохотнул. – Твоя баба ебется со всеми налево и направо без зазрения совести, а я должен извиниться? Я тебе услугу оказываю, приятель. Вали от нее, пока рога за потолок цеплять не начали.

Варя побледнела еще сильней и прижала к себе малыша, стоящего в тележке, когда тот попытался из нее вылезти. Она смотрела на Бурова глазами, в которых плескалось такое отвращение и боль, что на секунду ему сделалось не по себе. Но лишь на секунду. Он не собирался жалеть эту шалаву и проникаться к ней сочувствием. Возможно, он даже будет рад, если после его слов муженек Варвары хорошенько ее отметелит. Эта девчонка всего за пару часов, проведенных вместе, смогла пробраться к нему под кожу, и за это он теперь ненавидел ее еще больше. Лживая дрянь, изображающая святую невинность!

– Ты чего несешь, мудила? Я от тебя мокрого места не оставлю, ушлепок! – Здоровяк замахнулся. Кто-то из детей вскрикнул.

Буров приготовился отразить удар, но его не последовало. Варя повисла у верзилы на руке и залепетала:

– Вадим, не надо. Не трогай его. Он не в себе. Я тебе потом все объясню.

– Он тебя шлюхой назвал! – рявкнул Вадим. – А мне это просто проигнорировать?!

Вокруг них уже начал собираться любопытствующий народ.

– Пусть думает что хочет. – Варя опустила голову и помассировала виски, а потом равнодушно посмотрела прямо в глаза Антону, хоть и обращалась к Вадиму. – Мне плевать на его мнение и на него самого плевать. Пусть катится на все четыре стороны. А тебе я дома все объясню.

– Тебе повезло, урод, – бросил здоровяк. – Слышал, что она сказала? Проваливай. Попадешься мне на глаза еще раз, я тебе голову оторву.

– Да я в ваш гадюшник больше ни ногой. Блядей и в городе хватает. А ты будешь просто настоящим дебилом, если останешься с ней после того, как узнал, что она тебе рога наставляет. Счастливо оставаться. – Буров пошел прочь, махнув на прощание рукой.

У него не было никакого желания затевать драку из-за какой-то деревенской потаскухи. Антон чувствовал себя опустошенным и отчего-то преданным, будто это ему только что изменила жена, а не этому идиоту Вадиму, который, судя по всему, с радостью проглотит любую ложь, скормленную ему Варей.

Глава 6. И снова здравствуй

Полтора месяца спустя.

Буров закатал рукава черной рубашки, заправленной в такие же черные брюки, поправил часы на запястье, еще раз взглянул на себя в огромное зеркало во всю стену, висящее в прихожей первого этажа, и довольно хмыкнул. Как всегда, безупречно. Не слишком строго, но достаточно представительно и изыскано, чтобы произвести нужное впечатление.

Сегодня было первое сентября, и ему предстояло отвести Нику в новую частную школу. Из предыдущих пяти ее отчислили за неподобающее поведение. Дочь Бурова довела всех настолько, что даже деньги и связи не помогли в урегулировании конфликтов с руководством учебных заведений.

В свои тринадцать с небольшим Ника уже не раз попадала в полицию за распитие спиртных напитков, воровство, драки, не говоря уже о мелочах вроде курения и съемке неподобающих роликов на фоне религиозных объектов и памятников участникам Великой Отечественной войны. Буров едва ли не наизусть знал личные номера всех пднщиков в городе и бывал в детской комнате полиции чуть ли не чаще, чем на рабочих встречах. Будь на месте Антона кто-нибудь другой, Нику уже давно поставили бы на учет. Но как бы Буров ни злился на дочь, сколько бы обидных, едких слов они ни наговорили друг другу за все эти годы, он просто не мог не защищать ее. В глубине души мужчина надеялся, что однажды Ника оттает, все поймет и простит его, но пока ему оставалось лишь смириться с нескончаемыми скандалами, которые девочка закатывала практически каждый день, и исполнять роль «монстра», как она его называла, наказывая взбалмошного подростка за сумасбродные выходки домашним арестом, лишением гаджетов и денег на ежедневные расходы. После каждой такой выволочки Ника затихала на пару месяцев, но потом все начиналось сначала.

Сегодня Вероника, похоже, решила в очередной раз вытрепать Бурову нервы, потому что до сих пор не спустилась со второго этажа, где располагалась ее комната, хотя они должны были выйти из дома десять минут назад. Антон бросил суровый взгляд на домработницу, все это время стоящую рядом с ним.

– Антон Павлович, клянусь, я ее разбудила и убедилась, что она встала и отправилась в душ, – пролепетала Нина Ивановна, приземистая, полноватая женщина пятидесяти лет со светло-русыми волосами, заплетенными в косу, перекинутую через плечо.

– Ника! – рявкнул Буров, подходя к лестнице, ведущей на второй этаж. – Мы опаздываем! Спускайся немедленно! Не вынуждай меня подниматься!

– Да иду я, иду, – раздалось из глубины коридора. – Хватит орать.

Вероника показалась на лестнице в… пижаме. Пижаме, мать вашу! Антон заскрежетал зубами, глядя на заспанную дочь с растрепавшимися в беспорядке пшеничными волосами – такими же, как у ее матери. Девочка с вызовом смотрела на отца глазами теплого медового оттенка, в которых не было ни капли раскаяния или беспокойства по поводу того, что они могут опоздать в первый же день в новой школе.

Буров мысленно сосчитал до десяти, а потом произнес как можно спокойнее:

– Полагаю, школьная форма первого сентября была бы куда уместней, но и в этой пижаме с пингвинами ты выглядишь очаровательно. Бери рюкзак и поехали.

– Что, прости? – Глаза Ники округлились от удивления, и она сложила руки на груди, надменно вздернув подбородок. – Никуда я в таком виде не поеду. Подожди, пока я переоденусь.

Девочка нахально ухмыльнулась и собиралась уйти, но голос отца, в котором послышались металлические нотки, заставил ее остановиться.

– Бери. Рюкзак. И. Поехали. Живо.

Ника может и была во всех отношениях несносной, но как бы ни ненавидела Антона и ни старалась его доконать, всегда четко улавливала, когда перегнула палку и нарвалась на настоящие неприятности. Отец многое спускал ей с рук из-за чувства вины за смерть мамы, но бесхребетным никогда не был. В последний раз, когда Вероника решила испытать на прочность его нервы, он договорился со своим знакомым, который был директором дома престарелых, и целых три месяца Нике пришлось ухаживать за стариками после школы. Она еще долго будет помнить, как выносила и мыла утки и драила туалеты. Это впервые заставило ее всерьез задуматься о том, что терпение Антона не безгранично.

– Но, пап, – запоздало одумалась девочка. – Я ж не могу и правда явиться в школу в пижаме, там строгий дресс-код. Меня засмеют одноклассники. Я мигом переоденусь. Дай мне всего пять минут.

Мысленно Вероника прокляла себя за то, что решила в очередной раз насолить отцу именно сегодня. Очевидно, кто-то уже успел изрядно подпортить ему настроение с утра пораньше. Если он не уступит, то она станет посмешищем всей школы.

– Время, Ника, – отрезал Буров, прожигая дочь взглядом и лишая всякой надежды на помилование, а потом ткнул указательным пальцем в сторону двери. – Либо ты немедленно идешь в машину, либо в этот раз я отправлю тебя ухаживать за больными в хоспис. Поверь, у меня и там есть хорошие знакомые. Такому избалованному ребенку явно пойдет на пользу увидеть, как выглядят настоящие людские страдания, чтобы осознать, насколько беззаботна на самом деле твоя жизнь. Возможно, после этого ты наконец повзрослеешь и перестанешь вести себя, словно неразумная трехлетка.

Вероника нервно сглотнула, по выражению лица Антона поняв, что он не блефует. Так сдержанно и спокойно отец говорил только тогда, когда по-настоящему пребывал в ярости. Куда лучше, если он просто кричал. В таких случаях, выпустив пар, Буров в итоге сваливал из дома, громко хлопнув дверью, и оставлял Нику в блаженном и столь желанном одиночестве.

Сбегав в комнату за рюкзаком с учебниками, девочка поплелась в машину под сочувствующим взглядом домработницы. После возвращения с дачи в июле отец стал до ужаса раздражительным и зверел от ее закидонов больше обычного. Нике было безумно интересно узнать, что же такого там произошло, но она бы никогда не стала ни о чем его расспрашивать. Ведь девочка старательно убеждала себя: ей плевать на Антона и его проблемы.

Когда они наконец приехали в школу, Буров выдохнул с облегчением и мысленно попросил у вселенной пощады в надежде, что после этого остаток дня пройдет без происшествий. Антон снова всю ночь мучился от бессонницы, а если ему удавалось хоть ненадолго провалиться в сон, он непременно видел девушку с озера. С тех самых пор как мужчина вернулся в город, она не шла у него из головы.

Варя стала гребаным наваждением, от которого он никак не мог избавиться, и это приводило его в бешенство. Маленькая очаровательная сучка так плотно засела в его мозгу, что, казалось, вытравить ее оттуда можно, лишь отрубив себе голову. Ее большие серые глазищи, будь они прокляты, мерещились Антону повсюду, воспоминания о губах, припухших от поцелуев, и острых ноготках, отставивших множество царапин на его спине, заставляли сердце биться чаще, а член каменеть в самый неподходящий момент. Но поистине раздражающим было то, что с того утра на озере Буров не прикоснулся больше ни к одной женщине, и его яйца уже звенели от напряжения. Привыкший все контролировать и анализировать Антон никак не мог найти логического объяснения своему идиотскому поведению и от этого злился еще больше.

Глядя, как Ника, вжав голову в плечи, бредет от стоянки в сторону школы в пижаме с мультяшными пингвинами, Антон пожалел, что был так резок с утра, но гордость не позволила ему признаться дочери в своей неправоте. В конце концов, она сама виновата в сложившейся ситуации. У нее было достаточно времени на сборы и завтрак.

Новая школа Ники Бурову нравилась. Еще в свой первый визит сюда он отметил, какой уютной была территория учебного заведения. Идеально ровные газоны, украшенные узорами тропинок из серого камня; аккуратно подстриженные деревья, под которыми стояли уютные лавочки; милые клумбы, несколько беседок и небольшой прудик. Территория была обнесена высоким кованым забором, увешанным камерами видеонаблюдения, а у больших главных ворот со шлагбаумом дежурили охранники. Само здание было выстроено из темно-коричневого кирпича и больше походило на старинный викторианский особняк, чем на учебное заведение. Также Антону показали теннисный корт и большое футбольное поле, имелся здесь даже шикарный зимний сад, расположенный в отдельном здании.

Ника взирала на все это великолепие с абсолютным равнодушием и явно даже не задумывалась о том, сколько денег пришлось отвалить Бурову за ее обучение здесь. Идею отправить дочь в частную школу, где надзор за учащимися был куда строже, чем в государственных учреждениях, Антону подкинула одна его знакомая, которая имела схожие трудности с воспитанием сына-подростка.

– Антон Павлович, рада встрече!

Стоило отцу и дочери подойти к парадному входу, представляющему собой просторное крыльцо, навес которого поддерживали изящные колонны, увитые плющом, как навстречу им устремилась высокая худощавая женщина лет пятидесяти пяти на вид – Лидия Евгеньевна, директор школы. В обтягивающем темно-зеленом платье и туфлях на высоком каблуке она походила на жердь, а очки в толстой оправе выглядели слишком громоздкими на ее угловатом вытянутом лице.

– Лидия Евгеньевна. – Антон вежливо улыбнулся и пожал женщине руку.

Вокруг было полно других родителей и учеников, а также сотрудников школы, но директор все же решила лично поприветствовать именно их, что определенно польстило Бурову.

– А это, должно быть, Вероника? Добро пожаловать в нашу дружную семью, юная леди. – На секунду на лице женщины отразилось замешательство при виде одежды новой ученицы, но потом она снова приветливо улыбнулась. – Весьма необычный наряд, Вероника. Но впредь я попрошу вас носить на занятия исключительно школьную форму. – Директор многозначительно посмотрела на Антона.

– Уверяю вас, завтра она придет в форме, – ответил Буров тоном, на корню пресекающим любые дальнейшие разговоры о внешнем виде его дочери.

Лидия Евгеньевна невольно поежилась под тяжелым взглядом карих глаз. Этот мужчина вызывал в ней благоговейный трепет с первых минут знакомства, и приди Ника хоть голышом, она не посмела бы возразить.