Никто не видел Мандей

Пока она вела перекличку, я заметила, как плотно забита классная комната. Все места были заняты – не осталось ни одного пустого стола для Мандей. Где она будет сидеть, когда придет?

– Клодия Коулман?

– Здесь, – отозвалась я. Подняла руку и пошевелила пальцами так, чтобы свет играл на моем новом маникюре, сиреневом с розовыми полосками «под металл». Я добавила этот розовый ради Мандей.

– Карл Дэниэлс?

– Здесь.

Подождите, она что, не назвала Мандей Чарльз? Ее имя всегда шло перед моим. Неужели учительница взяла не тот список? Или Мандей перевели в другой класс? Может быть, но Мандей обязательно сказала бы мне об этом…

Правда?

* * *

– Привет, милая. Как прошел первый день? – спросила мама, вернувшись с работы и принеся несколько пакетов из бакалейного магазина.

– Мандей не пришла!

После школы я пять раз звонила Мандей. Автоответчик постоянно твердил мне, что номер набран неправильно. Днем мы сверяли классное расписание и распределяли шкафчики для вещей. После полудня я смотрела по телевизору повтор шоу «Дэнс мэшин[6 - «Dance Machine» – американское танцевальное телешоу, выходившее на экраны в 2008 г.]», рисовала в новой раскраске и пыталась успокоиться – но все равно сидела как на иголках.

– Правда? – Мама нахмурилась. – Ну, может быть, она придет завтра. Просто потерпи.

Я старалась терпеть. В конце концов, если я буду задавать слишком много вопросов, то могу привлечь внимание к тому, что у меня нет других подруг, – и тем самым положить начало бесконечной череде насмешек. Но Мандей не пришла ни во вторник, ни в среду, ни в четверг. В пятницу, когда мой желудок окончательно завязался в кучу тугих узлов, я набралась храбрости и спросила одного из ребят из ее квартала, не видел ли он Мандей.

– Не-а, – ответил Даррелл Синглтон, стоя у своего шкафчика и упаковывая в сумку пакет с остатками школьного обеда. – Не видел ее все лето.

Даррелл был самым крупным из учеников во всей школе. Он возвышался над всеми; его жирное круглое лицо было покрыто рытвинами, вмятинами и буграми. Школьная форма едва налезала на него, а от его шкафчика всегда несло испорченной едой, которую он прятал.

– Все лето? Ты уверен?

– Да. А что, она не гуляла с тобой?

Даррелл положил глаз на Мандей еще в четвертом классе, но она не обращала на него никакого внимания. Кто-кто, а уж он точно не проглядел бы ее. Я прижала к груди тетрадь по математике.

– Меня не было тут все лето.

– А-а, – пробормотал он, почесываясь сильнее, чем обычно. – Ну, я пару дней назад видел ее мать. Она стояла у соседнего дома… – Голос его прервался, а взгляд метнулся куда-то в сторону. Все знали, что дом по соседству с Синглтонами был тем, что Мандей называла «заправкой». Разные типы отовсюду, от Нью-Йорка до Флориды, заезжали туда, чтобы привезти или забрать особый груз.

На «заправке» можно было приобрести любые наркотики, какие только существовали.

– А ее брата или сестер не видел?

Он задумчиво почесал в затылке.

– Не знаю… может, и видел.

* * *

Мне не разрешали ходить к Мандей без взрослых, но я все равно поехала на своем фиолетовом велосипеде вдоль по тротуару – сунуться на оживленную дорогу мне духу не хватило. Мама работала в сдвоенную смену, а папа только ехал домой из своего последнего рейса. У меня было немного времени, позволяющего ускользнуть из дома. Чтобы за целую неделю от Мандей не было ни единой весточки? Что-то стряслось, и я должна была узнать, что именно. С помощью родителей или без нее.

Может быть, Мандей снова подхватила грипп? Она уже и раньше болела – и не ходила в школу целый месяц. Но почему тогда она не ответила ни на одно мое письмо? А если Мандей заболела, почему ее брат тоже не ходит в школу? Не могли же они все разом заболеть! И что с ее телефоном?

Мандей жила в комплексе «Эд Боро», одном из самых больших в Вашингтоне районов социального жилья. Это была целая деревня из одинаковых домов кремового цвета, сгрудившихся, словно домики в «Монополии», в тени гигантских деревьев вдоль реки. От соседних районов этот комплекс отделяли автострады. Он располагался примерно в пятнадцати минутах пути от моего дома. Мама с папой говорили, что «Эд Боро» – отстойник. Я имею в виду, ни одна часть Юго-Востока не была особо приятной, но «Эд Боро»… не хотелось бы мне оказаться там поздно вечером.

За все время знакомства с Мандей я никогда не бывала у нее дома – ни единого раза. Мама не разрешала мне этого, как и сама Мандей. Причину я поняла намного позже. Как-то мы подвозили Мандей до дома. Моя мама ждала, пока она не войдет внутрь, и при этом нервничала, каждую секунду оглядывалась через плечо и трижды проверяла, заблокированы ли дверцы машины.

Поэтому я старалась ехать побыстрее; миновав знак с надписью «Жилой комплекс “Эд Боро”», проехала два квартала мимо знаменитых баскетбольных площадок, где проходил турнир Летней лиги, и остановилась у дорожки, ведущей к дому Мандей. Прислонила свой велосипед к высокому дереву, нависшему над домом, и пошла по потрескавшейся бетонной дорожке. На неприглядной бурой двери с номером 804 не было кнопки звонка. Я дважды постучала. Кровь бурлила от тревоги; никогда раньше мне не приходилось быть так близко от ее дома.

Сквозь дверь грохотал телевизор. Кто-то смотрел «Симпсонов» – так громко, что слышно было, наверное, даже в Белом доме. Я постучала снова и начала сдирать с ногтей облупившийся лак, внезапно осознав: «А ведь Мандей ненавидит “Симпсонов”!»

– Кто там? – рявкнул через дверь неприветливый женский голос.

– Здравствуйте, миссис Чарльз. Это Клодия.

Наступила пауза. Кто-то шаркал ногами и ворчал, потом щелкнул замок, и дверь чуть-чуть приоткрылась. В щелку выглянул глаз с пожелтевшим белком.

– Кто?

– Э-э… К-клодия, – выдавила я.

Она смотрела так, как будто не узнавала меня – будто не знала меня почти всю мою жизнь. Моя кожа похолодела, а ладони вспотели. Миссис Чарльз открыла дверь наполовину и встала в проходе так, чтобы я не могла видеть, что там внутри. Она была высокой женщиной; каждая из ее грудей была размером с мою голову. На ней были мужская майка, черный спортивный лифчик и красные баскетбольные шорты; волосы закручены в узел и заколоты «невидимками». Я никогда раньше не замечала, что у нее такое же угловатое телосложение, как и у Мандей.

– Клодия? – В ее голосе звучало отвращение, словно от меня воняло. – Что ты здесь делаешь?

Телевизор, орущий у нее за спиной, мешал мне думать. Что я здесь делаю?

– Э-э… а Мандей дома?

Она дважды моргнула и сменила позу, уперев обе руки в бока.

– Ее нет дома.

– Э-э… ясно. А она придет в школу в понедельник?

Скривив почерневшие губы, женщина прорычала:

– Почему ты задаешь так много вопросов? Я же сказала: ее здесь нет! А теперь убирайся! Ты же знаешь, что твоя чертова мамаша не разрешает тебе ходить сюда.

Весь район слышал ее вопли, но никто, кроме меня, не мог почувствовать запах выпивки, которым несло у нее изо рта. Все волосы на моем теле встали дыбом. Мне хотелось развернуться и кинуться к своему велосипеду. Миссис Чарльз никогда раньше не разговаривала со мной так. Может быть, я перешла черту, когда заявилась сюда искать Мандей, стала задавать вопросы и разговаривать со взрослым человеком так нахально, как сказала бы моя мама… Но я не могла просто взять и уйти. Не могла этого сделать, не найдя вторую половинку себя.

– Но… где Мандей? Что случилось?

Миссис Чарльз рванулась ко мне. Я отпрянула назад, споткнулась о трещину в бетоне и с размаху рухнула на дорожку, ободрав ноги о разбросанные камешки и не имея духу вскрикнуть.

– Я же уже сказала – ее здесь нет! А ТЕПЕРЬ ВАЛИ ОТСЮДА!

В горле встал ком, когда она нависла надо мной, наклонившись так сильно, что мы чуть не столкнулись лбами. Ее руки сжались в кулаки, и она отвела одну ногу назад, собираясь пнуть меня в бок. В голове взвыла сирена, но я абсолютно не чувствовала ног, не могла хоть немного пошевелиться. Примерзнув к земле, я сжалась в ожидании удара. Но она вдруг остановилась и посмотрела мимо меня. В окне соседнего дома шевельнулась занавеска.