Никто не видел Мандей

Никто не видел Мандей
Тиффани Джексон

Супер черный триллер
Мрачный психологический триллер об исчезновении подростка и ужасающей правде, стоящей за этим. Книга, способная свести с ума сложным переплетением сюжетных линий и холодящим финалом. Будучи дебютным романом американской писательницы бестселлеров NYT Тиффани Джексон, «Никто не видел Мандей» добился высоких положительных рецензий со стороны критиков и СМИ. Сама писательница является обладателем премии «Новые таланты».

Это история исчезновения моей лучшей подруги. История того, как никто, кроме меня, не заметил этого исчезновения. И как никому не было до этого дела, пока ее не нашли… год спустя.

Мандей не пришла в школу. Ни на этой неделе. Ни на следующей. Исчезла, не сказав ничего даже Клодии – своей лучшей подруге. А ведь они ближе, чем сестры – между ними нет и не было никаких секретов. Тем более, Мандей никогда не бросила бы ее вот так – после той фотографии и сплетен, один на один с заклятыми врагами…

Учителям и социальным службам все равно, от родителей помощи не дождешься… Никто даже не помнит, когда девушку видели в последний раз. Кажется, только Клодия понимает, что случилось нечто ужасное. Она должна найти подругу, пока не стало слишком поздно…

Пронзительный психологический триллер о дружбе, жестокости, унижении и травмирующих последствиях правды. В чем тайна исчезновения девушки? И почему никто ничего не замечает?

«Реалистичный и буквально испепеляющий». – Kirkus Reviews

«Сложные персонажи, тревожная ситуация и безнадежно размытая грань между добром и злом. Хорошо продуманный и прописанный, этот дебютный роман исключителен». – Publishers Weekly

«Напряженный, но без эмоционального манипулирования, убедительный, но без пустого нагнетания, это жестко закрученный дебют, который борется с сильными идеями и заканчивается резким поворотом, заставляющим вернуться к началу». – Booklist

Тиффани Джексон

Никто не видел Мандей

Посвящается Т. К.

Сентябрь

Это история исчезновения моей лучшей подруги. Того, как никто, кроме меня, не заметил этого исчезновения. И того, как никому не было дела до этого, пока ее не нашли… год спустя.

Я знаю, о чем вы подумали. Как может исчезнуть целый человек, тем более подросток, и чтобы никто не сказал ни слова? Допустим, если б в один ужасный день солнце взошло, а потом пропало с неба, кто-нибудь уж точно поднял бы тревогу, верно? Но, как говорит моя мама, не все вращаются вокруг одного и того же солнца. Я никогда не понимала значения этой фразы, пока Мандей не исчезла.

Вы ни за что не подумали бы, будто нечто подобное может случиться в Вашингтоне, городе, полном самых могущественных людей в мире. Никто даже вообразить не мог, что такое может произойти буквально на заднем дворе президента. Именно так думали мы, жители юго-восточной части Вашингтона, округ Колумбия. Если все твердят, что мы живем в тени государственной столицы, то как может одна-единственная пропавшая девушка перевернуть все вверх дном?

Мой врач утверждает, что я не должна больше об этом говорить. Но потом вышел подкаст, заново пересматривающий все произошедшее и ставящий это под сомнение. Кто-нибудь всегда способен увидеть ту или иную историю по-другому – как это бывает с розовым цветом. Одни видят арбузный и фуксиевый, другие – коралловый и лососевый. Но в конечном итоге это оказывается старый добрый розовый.

Для меня эта история началась за день до первого дня учебы в восьмом классе. Нашего последнего года в средней школе – я думала, что это будет лучший год в нашей жизни…

Прежде

– Мам, ты не видела Мандей? – спросила я, едва выйдя из терминала в Вашингтонском национальном аэропорту имени Рейгана. Мои волосы все еще были заплетены в афрокосички, а кожа опалена южным солнцем до коричневого цвета.

– Ну ты даешь! Не могла хотя бы поздороваться сначала? Я тебя тоже все лето не видела, – хмыкнула мама, широко раскинув худые руки, и я радостно бросилась в ее объятия.

Каждое лето мама отправляла меня на два месяца в Джорджию к бабушке. Мы с Мандей обменивались письмами с забавными рисунками и статьями, вырезанными из газет, делились последними сплетнями и рассказывали друг другу, какую музыку слушаем сейчас. Но это лето было другим. Мандей так и не ответила мне ни разу. Без ее писем лето ползло медленно, словно сбежавшая из террариума черепаха. Я любила бабушку, но очень скучала по своей комнате, своему телевизору, а больше всего по Мандей.

Отражения огней мерцали в воде Анакостии[1 - Анакостия – правый приток реки Потомак, протекающий в штате Мэриленд.], когда мы проезжали по мосту на авеню Мартина Лютера Кинга-младшего, а вдали виднелся бейсбольный стадион «Нейшнлс»[2 - Стадион команды «Вашингтон нейшнлс», выступающей в Главной бейсбольной лиге.]. Когда мы сворачивали на Гуд-Хоуп-роуд, я заметила старые плакаты, все еще висевшие на заброшенном здании на перекрестке: «Сохраним «Эд Боро»! Это наша община! Это наш дом!»

Мама заблокировала дверцы машины, напряженно выпрямив спину. Как истинная южанка, она никогда не чувствовала себя в безопасности в большом городе, хоть и жила здесь с моего рождения. Чтобы отвлечь ее, я рассказала про письма без ответа. Она пожала плечами, целиком сосредоточившись на управлении машиной, – вечером движение на дороге было очень плотным, – и пробормотала:

– Может быть, она просто не дошла до почты…

Но для меня это прозвучало как полная бессмыслица. Мы специально копили деньги и купили достаточно почтовых марок, чтобы нам хватило их на восемь недель разлуки. Моя бабушка не любила, когда дети играли с ее телефоном, а моя кузина постоянно занимала линию, болтая со своим парнем. Мандей знала, что я терпеть не могу писать, но мы обещали друг другу поддерживать связь, а обещание нельзя вот так просто взять и нарушить. Особенно если даешь его своей лучшей подруге, которую знаешь с первого класса.

– Я не знаю, Горошинка, – сказала мама, остановившись на светофоре возле винного магазина и нервно махнув рукой через окно машины кому-то знакомому. – Наверное, она была чем-то очень занята. Но когда она узнает, что ты вернулась, то наверняка сразу же примчится.

Зажегся зеленый свет, мама резко нажала на газ и спустя два квартала круто свернула налево к библиотеке Анакостии, потом направо, на улицу Ю-плейс. К нашему дому. Мы припарковались на улице. Я выскочила из машины, прихватив сумку с книгами, и бросилась к двери. Честно говоря, каждое лето у меня была надежда по возвращении обнаружить какое-нибудь чудесное преображение. Не то чтобы я не любила наш дом – мне просто нравились сюрпризы. Допустим, сбегая вниз по лестнице рождественским утром, я всегда ожидала увидеть свежий слой терракотовой краски на стенах, новый диван взамен бежевого набора мягкой мебели, кухонные приборы из нержавеющей стали вместо наших старых мельхиоровых или новые лестничные перила, которые не будут скрипеть, когда на них опираешься.

Войдя в дом и обнаружив, что ничего не изменилось, я бросила сумку и принялась звонить Мандей с телефона возле лестницы. Может, этим летом она была так занята присмотром за своими младшими братишкой и сестренкой, что не хватило времени написать мне… Какова бы ни была причина, я не хотела даже думать об этом: меня буквально разрывало на части от всего, что я хотела рассказать Мандей. Спустя один короткий гудок автоматический женский голос сообщил мне, что набран неверный номер. Я знала наизусть только два телефонных номера: Мандей и свой собственный.

– Детка, уже висишь на телефоне? – пропыхтела мама, затаскивая мой чемодан в дом. – Ты времени зря не теряешь…

– У Мандей телефон не работает.

– Наверное, забыли повесить трубку или сломали аппарат, – предположила она, запирая входную дверь. – А теперь иди и быстро найди свою расческу. Нам нужно что-то сделать с твоими волосами. Какой кошмар! Я же говорила маме, чтобы она расплела тебе косички перед отъездом!

Я взбежала по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и открыла первую дверь справа. Моя комната осталась в точности такой, какой я ее оставила, – в полном хаосе. Точнее, моя двуспальная кровать была аккуратно застелена темно-баклажановым покрывалом, а мои рисунки, музыкальные плакаты и кинопостеры, развешенные на сиреневых стенах, остались на месте. Но у меня не было времени убрать палатку, которую мы с Мандей сделали из старых простыней и диванных подушек, когда она ночевала у меня перед моим отъездом. Палатка все еще стояла под полкой возле окна, выходящего на задний фасад библиотеки через дорогу.

– Клодия! Быстрее! – раздался крик снизу.

– Иду, мам!

Я схватила расческу с белого туалетного столика, заметив, что на стуле лежат новая раскраска и набор карандашей. Должно быть, папа оставил их прежде, чем уехал доставлять очередную партию груза.

– Клодия, давай уже! Мы так до утра провозимся!

Остаток вечера мы с мамой занимались тем, что расплетали мои косички, потом мыли и выпрямляли волосы. Ближе к полуночи я наконец-то рухнула в кровать настолько измотанная, что даже не обратила внимание на бурчание в животе. Что-то явно было не так, но я не могла понять, что именно.

* * *

– Клодия! – раздалось на следующее утро из кухни. – Ты опоздаешь к первому учебному дню!

Каждый год повторялось одно и то же: мама хотела, чтобы я, как сумасшедшая, сбежала по лестнице и изумилась грандиозному завтраку в честь первого дня нового учебного года: блинчики, на которых сиропом была выведена улыбающаяся рожица, омлет с сыром, каша и говяжьи сосиски.

Поэтому пришлось подыграть ей. Я перепрыгнула через последние две ступеньки и вбежала на кухню, одетая в школьную форму и новые кроссовки. Меня уже ждал накрытый к завтраку стол.

– Сюрприз! – сказала мама, выскакивая из укрытия. Ее короткие каштановые волосы все еще были накручены на бигуди. Иногда на свету в этих волосах среди золотистых бликов начинали проступать серебристые.

– Спасибо, мам! – засмеялась я, плюхаясь на стул.

– Не могу поверить, Кло, что на следующий год ты пойдешь в старшую школу. Я уже такая старая!

– Мам, ты ведешь себя так, будто не старше меня.

Она усмехнулась и потрепала меня за щеку.

– Так с матерью не разговаривают… Ладно, Горошинка, быстро ешь свой завтрак. Ты же не хочешь опоздать в школу и заставить Мандей ждать тебя?

Мама знала, какие слова нужно подобрать, чтобы ускорить меня. Что я скажу Мандей, когда наконец-то увижу ее? Я имею в виду – как она могла молчать все лето?