Жертва инквизиции

Аспурак направился, было, к выходу, но потом, передумав, вернулся в комнату больного. Дыхание Хуршуда с каждой минутой ослабевало, что предвещало его скорый конец. Юноша в нерешительности топтался на месте. Он вспомнил про пояс, которым обвязывался хозяин, когда отправлялся в долгое путешествие. В нём хранились золотые монеты. Подобные пояса часто использовали купцы, ибо такое хранилище было самым надёжным. Украсть золото могли, только лишив его хозяина жизни.

Аспурак несмело протянул руку к умирающему: боязнь заболеть чумой останавливала его. Наконец, стремление к наживе взяло верх над осторожностью, и он принялся лихорадочно расстёгивать одежду на агонирующем теле. Выхватив пояс хозяина он нацепил его на себя и тщательно прикрыл верхней одеждой. Затем, как ни в чём не бывало, снова вернулся в трактир.

– С кем из присутствующих общался твой хозяин? – спросил Якопо, увидев вновь Аспурака.

– Да с кем угодно, – ответил тот, – даже вон с той шлюхой, что сидит на коленях у Марко. Может, предупредим его?

Якопо посмотрел на бледную проститутку, которую Канелла похотливо поглаживал по спине. На лице лекаря появилась зловещая улыбка.

– Не стоит. Пусть развлекается, – цинично сказал он, – всё равно его уже ничто не спасёт. А ты бросай всё и беги из этого города.

– Куда? Если хозяин погибнет, я останусь совсем один.

Якопо внимательно присмотрелся к юноше. Тот стоял в полной растерянности. Лекарь долго сверлил его своим пронизывающим взглядом и, наконец, спросил:

– Это твой первый поход?

– Да, эким-ага.

– Через пустыню идти приходилось?

– Приходилось однажды.

– Покажи, в какой стороне Мекка.

Аспурак повертел головой и показал на Запад.

Якопо, не отводя с него взгляда, несколько призадумался.

– А ты, видать, смышлёный парень, – сказал он, довольный. – Слушай меня внимательно. Сделаешь, как велю, – может, и повезёт тебе в этой жизни.

– Я везучий, эким-ага, – воодушевился юноша. – Сделаю всё, как прикажешь…

Марко Канелла, обняв свою подружку, нетерпеливо повлёк её в покои. Он увидел стоящего одиноко Якопо и насмешливо произнёс:

– Ну что таращишься лекарь? Развлекайся, пока можешь. Жизнь ведь так коротка. Ну, чего стоишь? Видать индусы- монахи напрочь прирезали твоего петушка?

Марко разразился пошлым смехом, а Якопо продолжал равнодушно взирать на него.

– Ты прав, Марко, – ответил он леденящим душу тоном, – жизнь действительно очень коротка.

– Хозяин, – окликнул обиженно Микеле, – а как же мы?

– Позабавитесь после меня. Как говорят в народе, вода младшему, а удовольствия старшему, – справедливо рассудил купец.

Переход пустыни похож на странствие по морским волнам. Песчинки – что капли в океане, морские суда – верблюды. Всё тот же бескрайний простор: либо водной глади, либо выжженной пустыни. Но если в первом случае путник стремится достичь суши, то во втором, наоборот, пытается добраться до вожделенной воды. И только солнце неизменно властвует над путешественником, будь то морским или сухопутным.

Караван купца Марко Канеллы медленно шёл по Аравийской пустыне, держа путь в сторону Мекки. Весь товар качался на горбах верблюдов, погоняемых арабами-проводниками. Впереди на большом белом верблюде шёл старший погонщик. За ним остальные вместе с приказчиками. Замыкал шествие сам хозяин каравана, который постоянно держал свой товар в поле зрения. Опасаться ему было нечего. Никому и в голову бы не пришло стащить что-либо и скрыться, ибо тем самым он обрекал себя на медленную смерть.

Беспощадно солнце пустыни! От него здесь просто негде укрыться. Обычно днём караван не останавливался, ибо слезть с верблюда и ступить на раскалённый песок нет никакой возможности. Только ночью, когда солнце, наконец, скрывалось за песчаными холмами, путники делали привал.

В пустыне самым драгоценным считалась вода. Здесь её не могли заменить никакие богатства и сокровища. Она перевозилась в глубоких глиняных кувшинах, подвешенных на самых спокойных верблюдах. В кувшины добавляли листья особых растений, препятствующих протуханию воды. Распределялась влага очень строго и в минимальных количествах. Пить её больше чем надо не позволялось никому. Чтобы как-то уменьшить потребность в воде, приём пищи тоже был ограничен.

Вторым незаменимым условием для путешествия по пустыне является наличие верблюда. Неприхотливый в пище, безразличный к изнуряющей жаре и способный по нескольку дней обходиться без воды, это божье творение –самый надёжный караванный транспорт. Обычно перед походом верблюдов несколько дней интенсивно кормили и поили впрок и не подвергали физическим нагрузкам. От этого горбы затвердевали, и можно было отправляться в путь. В дороге за животными тщательно ухаживали погонщики, хорошо разбирающиеся в верблюжьих проблемах. Потеря хотя бы одного животного сильно сказывалось на темпах продвижения всего каравана. Если же среди верблюдов, не дай Бог, начинался мор, то и люди были обречены на мучительную смерть.

– Ну что, Гвидо? Тяжело, небось, с непривычки? – спросил Марко у приказчика.

Деревенскому парню, действительно, было трудно впервые преодолевать Аравийскую пустыню. Постоянная изнуряющая жара сильно угнетала его – уроженца прохладных альпийских предгорий. Вдобавок ко всему, у него началась лихорадка, и когда они к вечеру остановились на привал, то он вовсе занемог.

Марко стал его внимательно осматривать, однако, не выявив ничего странного, обратился к Якопо:

– Неужто, лихорадка? В пустыне ею не болеют.

– Всякое может быть, – многозначительно произнёс лекарь.

Ночь прошла тревожно. За юртой завывал песчаный ветер, грозя свалить временное убежище путников. Гвидо начал бредить и неустанно требовал пить. Воду ему подносили очень малыми порциями, которые едва увлажняли губы.

К утру буря унялась и первые солнечные лучи проникли в юрту. Марко подошёл к больному Гвидо и в ужасе разглядел его покрытое гнойниками почерневшее лицо.

– О, Мадонна, – воскликнул он в ужасе, – спаси и сохрани нас!

Венецианец как ошпаренный выскочил из юрты.

– Что случилось, хозяин? – спросил его встревожено Микеле.

– Мы все погибли! – воскликнул тот, – Гвидо болен чумой!

– Не может быть! – ужаснулся приказчик.

– Может, – отдёрнул холодно Якопо, который тоже видел больного. – Всех ждёт подобная участь.

– Как ты может так спокойно говорить об этом? – набросился на него Марко.

– От судьбы не уйдёшь, – ответил тот пророчески.

– Не уйдёшь? – сказал сердито купец. – Ты так считаешь, нехристь окаянный? А вот я тебе назло уйду. Вот увидишь, уйду. Ты сдохнешь, а мы все спасёмся.

Он достал медальон с изображением Святой Мадонны, поцеловал его и, встав на колени, начал самозабвенно молиться.

– Молись, молись своим святошам, – цинично произнёс лекарь. – Может, и спасут они твою грешную душу.

В течение последующих дней по очереди занемогли прочие члены каравана. В походе все они находились в тесном общении: пили воду из одного источника, питались из общего котла и спали под одной крышей. Не заразить друг друга они никак не могли, и потому шансов на спасение не было ни у кого. Чума, занесённая из далёкой Индии в арабский город Ормуз, поселившись в телах несчастных караванщиков, намерилась проделать свой смертоносный хадж в Мекку. Однако пустыня стала естественной преградой для проникновения туда этой страшной заразы. Путникам не суждено было достичь мусульманской святыни. Они были обречены на гибель.

Подобно шкиперу тонущего судна, последним уходил из жизни Марко. Он лежал на раскалённом песке и постоянно твердил в полузабытьи:

– Я не умру, нет. Марко ещё никому не удавалось свалить. Вот увидите, Марко ещё поплавает. Марко ещё поторгуется.

Якопо – единственный, кого не тронула чума – подошёл к нему и присел на корточки.