Европа. Естественная история. От возникновения до настоящего и немного дальше

Наши глаза перемещаются с суши на лазурное море: прибрежная полоса усыпана чем-то похожим на блестящие покрышки грузовиков с рифлеными протекторами. Они сияют странной красотой под тропическим солнцем. Где-то далеко в океане шторм убил стаю аммонитов – созданий, напоминающих наутилусов, с раковинами диаметром до метра, – и волны, ветры и течения вынесли эти раковины на берег Хацега.

Шагая дальше по сверкающему песку, мы ощущаем смрад. Впереди огромная обросшая ракушками глыба, оставшаяся на берегу после прилива. Это плезиозавр. Четыре плавника, которые когда-то двигали тушу, теперь неподвижно распростерлись на песке. Из бочкообразного тела торчит необычайно длинная шея, на конце которой сидит крошечная голова, все еще покачивающаяся на волнах.

Из леса выбираются три вампироподобных фигуры, словно закутанные в кожаные плащи, каждая с жирафа высотой. Зловещая, невероятно мускулистая троица окружает тушу, и самая крупная из тварей без труда обезглавливает плезиозавра своим трехметровым клювом. Падальщики вертятся вокруг животного, яростно отрывая куски плоти. Отрезвленные жутким зрелищем, мы возвращаемся обратно в безопасную машину времени.

Увиденное подсказывает, каким странным местом является Хацег. Вампироподобные твари – это хацегоптериксы (Hatzegopteryx), разновидность гигантских птерозавров. Именно они, а не какие-то зубастые динозавры, были высшими хищниками на острове. Если бы мы отважились двинуться вглубь острова, мы могли бы столкнуться с их обычной добычей – многочисленными карликовыми динозаврами. Хацег был вдвойне странным местом: странным для нас, потому что существовал в эпоху, когда Землей правили ящеры, но странным и для того времени – как и весь остальной Европейский архипелаг, он был изолированной сушей с крайне необычной экологией и фауной.

Глава 2. Первый исследователь Хацега

История нашего знакомства с Хацегом и его обитателями почти так же удивительна, как и сама эта земля. В 1895 году, когда ирландский романист Брэм Стокер писал «Дракулу», реальный трансильванский дворянин Франц Нопча фон Фельшё-Сильваш, барон Сачал, сидел в своем замке, одержимый не кровью, а костями. Кости подарила его сестра Илона, которая нашла их, прогуливаясь по речному берегу в семейном поместье Нопча. Очевидно было, что они очень-очень старые. Сегодня семейный замок Нопча в Сачале лежит в руинах, но в 1895 году это был элегантный двухэтажный особняк, обставленный мебелью из ореха, располагавший большой библиотекой и огромным холлом, интерьер которого все еще можно разглядеть через разбитые окна. Хотя по высоким европейским стандартам поместье было скромным, оно давало достаточный доход, чтобы молодой Нопча удовлетворял свою страсть к старым костям.

Нопча станет одним из самых выдающихся палеонтологов в истории, но сегодня он практически забыт. Его интеллектуальный путь начался, когда он покинул свой замок, забрав с собой подаренные кости, и занялся учебой в Венском университете. Работая в основном в одиночку, он вскоре установил, что найденные его сестрой фрагменты принадлежали черепу небольшого примитивного утконосого динозавра?

. Очарованный аристократ приступил к работе всей своей жизни – воскрешению Хацега.

Будучи одиноким и эксцентричным эрудитом, Нопча яснее других видел многие вещи, однако писал, что страдает от «расшатанных нервов». В 1992 году доктор Юджин Гаффни, непревзойденный эксперт по ископаемым черепахам, писал о Нопче, что «в периоды просветления он направлял свой разум на изучение динозавров и других ископаемых рептилий», но эти мгновения блеска разделяли периоды тьмы и эксцентричности?

. Возможно, сегодня палеонтологу поставили бы диагноз «биполярное расстройство». Какой бы ни была его болезнь, она лишала его всякого чувства этикета. Фактически он слишком часто демонстрировал «колоссальный талант к грубости»

.

Яркий пример привела основательница палеоневрологии доктор Тилли Эдингер, которая занималась Нопчей в 1950-е годы. На первом курсе университета ученый опубликовал описание черепа динозавра, что было значительным достижением. Когда он встретил самого выдающегося палеонтолога того времени Луи Долло, тоже аристократа, юный дворянин похвалился: «Не чудо ли, что я, столь молодой, написал такой превосходный мемуар?»

Позднее Долло выскажет двусмысленный комплимент, назвав Нопчу «кометой, несущейся по нашему палеонтологическому небу, распространяя всего лишь рассеянный свет»

.

Похоже, в Венском университете Нопча по большей части оставался без присмотра. Его изолированность от других людей доходила до того, что он изобрел клей для ремонта окаменелостей. Однако был один коллега, профессор Отенио Абель, который разделял его интерес к палеобиологии. Абель был фашистом, создавшим тайную группу из 18 профессоров, работавших над разрушением исследовательских карьер «коммунистов, социал-демократов и евреев». Он едва не погиб, когда его пытался застрелить один из сотрудников, профессор Шнайдер. Когда нацисты пришли к власти, Абель эмигрировал в Германию. Посетив Вену после аншлюса в 1939 году, он увидел нацистский флаг над университетом и заявил, что это счастливейший день в его жизни. Нопча общался с Абелем по-своему. Однажды прихворав, он позвал Абеля к себе на квартиру, требуя, чтобы один из ведущих палеонтологов Европы (который тем не менее был из простонародья) принес пару перчаток и плащ для любовника Нопчи?

.

Пока Нопча изучал своих динозавров, у него появилась вторая страсть. Во время поездок по трансильванской провинции он повстречал и полюбил графа Драшковича. На два года старше Нопчи, Драшкович был искателем приключений в Албании – месте, которое спустя век после посещения Байрона оставалось экзотичным и мрачным, кланово-племенным. Заинтригованный рассказами любовника, Нопча совершил туда несколько поездок с частным финансированием, жил там среди местных, изучал их языки и традиции и даже участвовал в их спорах. Одна фотография показывает его в пышном наряде с оружием и отличительными племенными регалиями албанского воина. Даже будучи безумным романтиком, Нопча оставался также любознательным и дотошным документалистом, которого вскоре стали считать лучшим в Европе специалистом по албанской истории, языку и культуре.

Путешествуя по Албании, в 1906 году Нопча встретил жившего в горном массиве Проклетие пастуха Баязида Эльмаза Доду. Нопча нанял его в качестве секретаря и признавался в дневнике, что Дода был «единственным человеком после Драшковича, который по-настоящему любил меня»

. Его отношения с Додой длились почти 30 лет, а в 1923 году Нопча увековечил имя своего любовника, назвав в его честь ископаемую черепаху Kallokibotion bajazidi – то есть «красивая и круглая черепаха Баязида».

Кости этой черепахи были найдены вместе с останками динозавров в семейном поместье. Имея полметра в длину, каллокиботион был полуводной рептилией среднего размера, очень похожей на пресноводных черепах, живущих в Европе и сегодня. Однако анатомия костей этой черепахи доказывала, что животное сильно отличалось от всех существующих видов, относясь к древней и уже вымершей группе примитивных черепах, последними представителями которой были удивительные мейоланииды[18 - Исследования последних лет показали, что каллокиботион не относился, как некогда считалось, к архаичной группе Meiolaniformes, включающей семейство Meiolaniidae, а был ближе как раз-таки к современным черепахам. Так что он определенно не являлся предком мейоланиид Австралазии, о которых идет речь в следующем абзаце. – Прим. ред.].

Мейоланииды дожили в Австралии до появления первых аборигенов около 45 000 лет назад[19 - В научной литературе последних лет встречаются свидетельства и более раннего заселения Австралии, уже к моменту 65 000 лет назад. – Прим. ред.]. Это были колоссальные сухопутные существа размером с небольшой автомобиль, хвосты которых превратились в костяные дубинки, а на головах имелись искривленные рога, как у быков. Похоже, что первые австралийцы избавились от едва ли не последних потомков «красивой и круглой» черепахи Баязида. Однако некоторые из них перебрались через море к теплым, влажным, тектонически активным островам Вануату. Уединившиеся в своем царстве мейоланииды выживали, пока и эти земли не были обнаружены, на этот раз предками ни-вануату – народа, который сегодня населяет эти острова. О прибытии людей примерно 3000 лет назад возвещает плотный слой разломанных костей черепах, несущих следы употребления в пищу. Так была обрезана единственная оставшаяся нить связи с островами Модак – практически последний отзвук с того исчезнувшего архипелага.

Баязид, Албания и окаменелости были главными константами в жизни Нопчи, и из этих трех своих привязанностей он разлюбил только одну. Его отношения с Албанией достигли пика незадолго до начала Первой мировой войны, когда он разработал дерзкий и безнадежный план вторжения в страну с намерением стать ее первым монархом[20 - Албания постепенно обретала независимость от умирающей Османской империи, и в 1913 году великие европейские державы провели в Триесте конгресс с целью определения короля. Нопча написал начальнику штаба австро-венгерской армии в Триесте письмо, в котором просил 500 солдат в гражданской одежде и артиллерию. Он намеревался купить два небольших быстроходных парохода, вторгнуться в страну и установить там режим, дружественный Австро-Венгрии. Кампания, как писал Нопча генералу, была бы стремительной и завершилась триумфальным парадом по улицам Тираны, который возглавлял бы Нопча на белом коне. Не все мотивы Нопчи выглядели благородными, в дневнике он признавался: «Став правящим европейским монархом, я бы без труда нашел дополнительные средства, необходимые для женитьбы на богатой американской наследнице, стремящейся к королевской власти, – шага, который при других обстоятельствах мне бы не хотелось делать». Британское министерство иностранных дел не согласилось с Нопчей в этом вопросе и настояло на избрании в качестве первого албанского короля немецкого принца Вильгельма Вида. Когда разразилась Первая мировая война и Албания отказалась отправить войска в помощь Австро-Венгрии, короля Вильгельма лишили финансирования и он был вынужден бежать. Албания осталась без короля до 1928 года, когда на трон взошел Зогу I. «Моя Албания умерла», – писал крайне разочарованный Нопча палеонтологу Артуру Смиту Вудворду, своему коллеге по Британскому музею (ныне Музей естественной истории).]. Несмотря на фиаско, Нопча продолжал заниматься палеонтологией и в 1914 году выпустил работу об образе жизни трансильванских динозавров, которая произвела революцию в представлениях о ранней Европе

. Особенность его методов заключалась в том, что он анализировал окаменелости как останки живых существ, которые обитали в конкретных условиях и реагировали на требования окружающей среды. По сути, Нопча был первым палеобиологом.

Ученый продемонстрировал, что на Хацеге жили всего десять видов крупных существ. Среди них – мелкий хищный динозавр, известный по двум зубам (оба впоследствии были утрачены), которого Нопча назвал Megalosaurus hungaricus. Останки мегалозавров действительно распространены в Европе, но в более древних отложениях. Присутствие этого хищника на Хацеге выглядело аномальным, и молодой специалист вскоре показал, что Megalosaurus hungaricus, очевидно, был случайной ошибкой.

Небольшого отступления заслуживает странный научный факт: первоначальное название мегалозавра – Scrotum, то есть «мошонка». Эта история началась в 1677 году, когда профессор Роберт Плот описал и нарисовал первую известную кость динозавра?

. Его труд «Естественная история Оксфордшира» был, видимо, первой книгой по естествознанию на английском языке, и по обычаям того времени она охватывала все – от растений, животных и горных пород Оксфордшира до его примечательных зданий и даже знаменитых проповедей в местных церквях. Плот верно определил, что окаменелость является концом бедренной кости, но проблема была в ее размере. Вероятно, размышлял натуралист, кость принадлежала слону, привезенному в Британию во время предполагаемого визита императора Клавдия в Глостер, когда (согласно Плоту) он перестроил город «в память о браке своей дочери Гениссы с Арвирагом, тогдашним королем Британии, куда он, возможно, привез с собой несколько слонов». Но, к сожалению, самые близкие к Глостеру слоны, о которых Плоту удалось найти записи, находились в Марселе[21 - Увы, эта захватывающая история полностью вымышлена.].

После долгих ученых рассуждений Плот пришел к выводу, что кость, найденная близ кладбища, могла принадлежать какому-то великану. Как и многие его современники, Плот полагал, что созданный в XII веке труд Гальфрида Монмутского «История королей Британии» описывает достоверные факты. Столь сильна была тяга к великому античному «времени сновидений», что Гальфрид Монмутский начинает свой рассказ с отсылок к Вергилию: Брут, потомок Энея, прибыл на берег Альбиона, где отвоевал землю у местных жителей, «гигантов Альбиона», и вместе с ними положил начало британскому народу.

Плот не дал находке никакого научного названия, и такое положение оставалось неизменным до 1763 года, когда некий Ричард Брукс воспроизвел иллюстрацию Плота в своей собственной книге «Новая и точная система естественной истории»

. Брукс, похоже, тоже доверял Гальфриду Монмутскому[22 - Вероятно, это можно простить. Сомневаться в королевском родословии всегда было рискованным делом.] и решил, что изображенный у Плота фрагмент относится не к кости. Он определил его как пару исполинских человеческих тестикул. Помня о гигантах Альбиона и, возможно, пребывая в священном трепете при мысли, что обнаружил те самые тестикулы, которые породили первую королеву Британии, Брукс назвал окаменелость Scrotum humanum, то есть «мошонка человеческая»[23 - По-английски мошонка тоже scrotum, как и на латыни, так что для англоязычных людей эта история выглядит еще забавнее. – Прим. пер.]. Поскольку он следовал системе Линнея, это наименование остается верным с научной точки зрения. Идентификация Брукса была явно убедительной: французский философ-натуралист Жан-Батист Робине утверждал, что в окаменевшей массе может различить мускулатуру яичек и даже остатки уретры.

К XIX веку вера в правдивость Гальфрида Монмутского ослабла, и начались научные исследования динозавров. В 1842 году анатом сэр Ричард Оуэн, ревниво относившийся к научным достижениям других людей и не стеснявшийся игнорировать более ранние названия интересных окаменелостей, предложил термин «динозавр» и имя Dinosauria для всех таких рептилий. Неясно, знал ли он о Scrotum, но вокруг «открытия» Оуэна было столько шума, что описание Брукса затерялось на век с лишним. Исчезла даже сама кость. Однако рисунок Плота позволил идентифицировать ее как часть скелета хищного динозавра Megalosaurus, останки которого нередко встречаются в Британии в отложениях юрского периода.

У науки таксономии собственная история, и для обсуждения валидности научного названия потеря реального образца значения не имеет. Ключевой для таксономии является маленькая зеленая книжка «Международный кодекс зоологической номенклатуры»16. Подобно порядку престолонаследия, в таксономии действует принцип приоритета, который гласит, что первое правильно предложенное научное название имеет приоритет над остальными[24 - Хотя кодекс может предписывать, что мегалозавра нужно называть Scrotum, то есть мошонкой, он ничего не говорит о более высоких уровнях классификации (например, о группе Dinosauria), названия которых остаются на усмотрение исследователей.]. К несчастью для тех, кому не по душе идея называть динозавров мошонками, кодекс не запрещает использовать названия частей тела. Сам великий Линней назвал одно тропическое растение клиторией (Clitorea) за форму ярко-синих цветков. Впрочем, в кодексе есть оговорка: если какое-то название не использовалось с 1899 года, оно считается nomen oblitum, то есть «забытым именем», и от него можно отказаться. Однако такое обозначение остается на усмотрение ученых[25 - В 1970-х годах два моих британских коллеги всерьез рассматривали возможность публикации научной работы о воскрешении имени Scrotum и соответственном переименовании группы Dinosauria в Scrotalia. Тот факт, что их звали Билл Болл и Барри Кокс, полагаю, не имел ничего общего с их интересом к этой теме. (В английском языке слово ball может означать мужское яичко, а слово cox похоже на cock – «половой член». – Прим. пер.)].

Когда в 1970 году палеонтолог Ламберт Беверли Халстед указал, что именно Scrotum является валидным научным названием, впервые предложенным для динозавра, обычно бесстрастное таксономическое сообщество содрогнулось. Ситуации никак не помогал тот факт, что Халстед, похоже, был одержим сексом динозавров. Его самая памятная работа – иллюстрированный сборник позиций спаривающихся динозавров, своего рода «Камасутра» для рептилий. Он включал позу «нога сверху» для зауроподов (самых больших динозавров), которую многие считают крайне сомнительной. Минимум дважды Халстед выходил с женой на сцену и демонстрировал некоторые из самых сокровенных поз[26 - Научный журналист Робин Уильямс, присутствовавший в зале во время одного из выступлений, отметил, что Халстед явно нуждался в подкреплении алкоголем, и заказал в баре пинту джина с тоником.].

В конце Первой мировой войны Австро-Венгрия передала Трансильванию Румынии, и барон Нопча потерял и поместье, и состояние. В качестве компенсации ему предложили должность директора в роскошном Геологическом институте в Бухаресте. Однако утраты были слишком велики, и большую часть времени он тратил на призывы к правительству вернуть его владения. В 1919 году он добился своего, но вскоре после возвращения в Сачал бывшие слуги серьезно его избили, вынудив повторно отказаться от родового имения.

Какое-то время Нопча провел в инвалидной коляске и, ощутив, что силы покидают его, подверг себя «штейнахеризации». Эта операция, включавшая крайнюю форму односторонней вазэктомии, была разработана австрийским физиологом Эйгеном Штейнахом в качестве средства от усталости и пониженной мужской потенции[27 - Штейнах был знаменит тем, что трансплантировал семенники самцов морской свинки самкам, тем самым побуждая самок сексуально домогаться других особей. Физиолога шесть раз выдвигали на Нобелевскую премию.]. Хотя Нопча наслаждался чудесным влиянием операции на его сексуальные возможности, она не омолодила прочие части его тела, что было заметно на собрании немецкого палеонтологического общества в 1928 году, где Нопча произнес «блестящую речь» о щитовидной железе различных вымерших животных. Тилли Эдингер, присутствовавшая на том собрании, вспоминала: «Его толкали мимо нас, лежащего в инвалидном кресле, парализованного с головы до ног… Он закончил словами: «Слабой рукой я сегодня пытаюсь отодвинуть тяжелую штору, чтобы показать вам новый рассвет. Молодые, тяните сильнее; вы увидите утренний свет и станете свидетелем нового восхода»

.

Не в силах реформировать свой институт, Нопча ушел с поста директора и обеднел еще сильнее. Он продал свою коллекцию окаменелостей Британскому музею и начал путешествовать по Европе на мотоцикле с Баязидом на заднем сиденье. Все закончилось, когда Нопча изучал землетрясения и они с Додой жили в Вене по адресу: Зингерштрассе, 12. Выдающийся специалист по динозаврам Эдвин Колберт описал это так:

«25 апреля 1933 года в Нопче что-то треснуло. Он дал своему другу Баязиду чашку чая, хорошо заправленную снотворным. Затем убил спящего Баязида, выстрелив ему в голову из пистолета»

.

Нопча написал записку и застрелился, положив конец своему дворянскому роду. В записке говорилось, что он страдает от «полного разрушения нервной системы». Будучи эксцентричным до самого финала, он оставил полиции инструкции, что нужно строго-настрого воспретить венгерским ученым его оплакивать. Его кремировали в мотоциклетной кожаной одежде – подобно какому-нибудь вождю викингов?

. Напротив, Баязид был похоронен в мусульманской части местного кладбища.

Глава 3. Карликовые, выродившиеся динозавры

Среди костей, собранных Нопчей в своем родовом поместье, были останки какого-то зауропода – массивного длинношеего динозавра, сходного с бронтозавром[28 - Зауроподы (завроподы) – группа крупных четвероногих растительноядных динозавров, куда входят бронтозавры, апатозавры, брахиозавры, диплодоки и другие. – Прим. пер.]. Вот только по сравнению со своими родственниками он был миниатюрным, размером всего лишь с лошадь. Самыми многочисленными ящерами были небольшой закованный в панцирь струтиозавр (Struthiosaurus) и коренастый утконосый тельматозавр (Telmatosaurus) длиной всего пять метров и массой 500 килограммов. На острове Хацег также обитали ныне вымерший трехметровый крокодил и, конечно же, красивая черепаха Баязида.

Динозавры Нопчи были не только небольшими, но и примитивными. Описывая их, он использует термины «захудалый» и «выродившийся»

. В начале XX века такой язык был необычным. Другие европейские ученые заявляли, что окаменелости из их страны – самые лучшие, самые большие или самые старые (иногда прибегая к обману, как это было в случае с пилтдаунским человеком[29 - Пилтдаунский человек – мистификация начала XX века. Предполагалось, что найденные в 1912 году в Пилтдауне (Англия) останки принадлежат некоему древнему человеку – недостающему промежуточному звену между обезьяной и человеком. Находка всегда вызывала споры, и в середине XX века было окончательно доказано, что это подделка. – Прим. пер.]). Например, незадолго до начала Первой мировой войны в немецких колониях Восточной Африки был обнаружен гигантский скелет зауропода. Он был установлен в берлинском Музее естествознания, и еще в 1960-е годы старый зоолог музея Клаус Циммерман во время визитов американцев с удовольствием сообщал им, что у тех нет более крупного?

.

В самом деле, в эпоху империй не было ничего необычного в принижении другой нации утверждениями о том, что ее создания – мелкие и примитивные. Когда в 1781 году Жорж-Луи Бюффон, отец современного естествознания, встретился в Париже с Томасом Джефферсоном, натуралист заявил, что олени и прочие звери Америки являются низкорослыми, жалкими и вырождающимися, равно как и люди, там обитающие, о которых он писал: «Органы размножения маленькие и слабые. Нет ни волос, ни бород, ни страсти к женщинам»

. Джефферсон был в ярости. Полный решимости доказать превосходство всего американского, он послал в Вермонт за шкурой лося и парой рогов самого большого размера и был огорчен, когда ему доставили тело, со шкуры которого слетела большая часть шерсти, а рога принадлежали меньшему экземпляру; к тому же туша, вероятно, была протухшей[30 - Все было не настолько драматично. На самом деле еще до этого на взгляды Бюффона повлиял Бенджамин Франклин, да и Джефферсон к описываемому моменту уже присылал Бюффону и шкуру крупной пантеры, и свою книгу «Заметки о штате Виргиния», в которой он, в частности, сравнивал размеры американских и европейских животных. Позже Джефферсон писал: «В моих беседах с графом Бюффоном… я обнаружил, что он совершенно незнаком с нашим лосем и нашим оленем. До сих пор он считал, что у наших оленей длина рогов не превышает одного фута [около 30 см. – Прим. пер.]». Джефферсон написал Джону Салливану, губернатору Нью-Гэмпшира, с просьбой прислать ему крупный экземпляр, указав, что кости головы и ног нужно оставить, чтобы можно было установить зверя в натуральном виде. Лось «высотой семь футов» был собран в Вермонте и отправлен в Париж (вместе с ним были присланы рога различных оленей). По словам Джефферсона, в итоге Бюффон «пообещал в следующем томе исправить эти вещи… но вскоре умер». На самом деле во время прибытия лося Бюффона вообще не было в Париже, и Джефферсон отправил зверя сотруднику Бюффона, натуралисту Луи Жан-Мари Добантону, «в надежде, что месье де Бюффон сможет набить чучело и поставить его в кабинете короля». – Прим. пер.].

Похоже, что у Нопчи такого ложного национализма не было. Он внимательно работал со своими образцами, пытаясь понять, почему они меньше, чем динозавры, найденные в других местах, и первым из ученых стал делать срезы окаменевших костей, установив, что трансильванские динозавры росли очень медленно. Наука зоогеография находилась в зачаточном состоянии, но было известно, что острова могут служить прибежищем для пережиточных медленнорастущих животных и что ограниченные ресурсы островов со временем приводят к уменьшению размеров обитающих там созданий. Вот почему Нопча пришел к выводу, что характерные особенности обнаруженных им окаменелостей можно объяснить простым фактом: это остантки животных, которые жили на острове. Затем он продолжил анализировать динозавров Европы, обнаруживая признаки «захудалости и вырождения» во всем регионе. На этом основании ученый заявил, что во времена динозавров вся Европа была архипелагом. Эта глубокая идея стала краеугольным камнем, на котором строятся все исследования европейских окаменелостей конца мезозоя. И тем не менее Нопчу проигнорировали. Несомненно, путь к признанию дополнительно осложняли отсутствие еврошовинизма, открытый гомосексуализм и неустойчивый характер.

Не все динозавры Европы были карликами. Те, что жили в юрском периоде (до динозавров Нопчи), бывали очень крупными. Но они обитали в Европе в то время, когда она была частью суперконтинента. Динозавры, которые попали на европейские острова, переплыв через море, также могли быть большими, но их потомки по мере адаптации к островному проживанию за тысячи поколений мельчали.

Прекрасным примером полноразмерного европейского динозавра является двуногий травоядный Iguanodon bernissartensis. В 1878 году в Бельгии, в угольной шахте около Берниссара на глубине 322 метра было найдено 38 скелетов этих массивных созданий до 10 метров длиной. Кости, соединенные палеонтологом Луи Долло (тем самым, перед кем Нопча хвалился своей первой публикацией), первоначально были выставлены в построенной в XV веке капелле Святого Георгия в Брюсселе – богато украшенной церкви, некогда принадлежавшей королевской династии. Экспозиция была настолько впечатляющей, что после оккупации Бельгии во время Первой мировой войны немцы возобновили раскопки в угольной шахте и уже почти достигли костеносного слоя, когда союзники вернули себе Берниссар. Работы прекратились, и, хотя были предприняты и другие попытки добраться до окаменелостей, в 1921 году шахту затопило и все надежды были потеряны.