Период распада. Триумф смерти

Период распада. Триумф смерти
Тим Волков

Апокалипсис-СТ
Журналист Константин Махров хотел отыскать правду, но не предполагал, насколько горькой та окажется. В игре, невольным участником которой он стал, все просто: правил нет, а ставки – жизни миллионов людей, и его в том числе.

Что стало причиной гибели мира? Кто те загадочные люди в черных масках, открывшие жестокую охоту на выживших? Как связаны журналист из прошлого, ведущий расследование в Зоне, и старик из будущего, где практически все человечество погибло от страшной эпидемии?

Только Зона знает ответы на эти вопросы. Но захочет ли она их раскрывать?

Тим Волков

Период распада. Триумф смерти

Черный ворон, черный ворон,
Что ж ты вьешься надо мной?
Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой.

Что ж ты когти распускаешь
Над моею головой?
Ты добычу себе чаешь,
Черный ворон, я не твой.

    Народная песня

Пролог Стая

Молчаливой хищной стаей довольно низко по небу летели вороны. Опираясь на ветер, вспарывали крыльями морозный воздух. Мчались прочь, без оглядки, почти не отдыхая. Было от чего.

С севера тянуло дымом. На востоке пахло дождем. Везде в мире чувствовался скорый приход зимы, лютой, безжалостной, с трескучими морозами и ледяными вьюгами. А еще явственно ощущалась смерть, которая второй год подряд сопровождала студеную пору. У смерти был особый, пепельный дух. Такой сложно почувствовать среди тысяч других запахов, но если обнаружишь, то уже никогда ни с чем не перепутаешь. Так пахнут остывшие кострища. Так пахнут пустые амбары. Так пахнут мертвецы.

Вожак стаи разорвал раннюю ледяную тишину, издав порывистый нутряной клекот. Еще резче взмахнул острыми крыльями и поднялся выше. Окинул взором птиц. Слишком мало стало собратьев. Многих загрызли дикие звери, еще больше забрала неведомая болезнь. Оставшиеся теперь лихорадочно спасались, уходя далеко на юг. Да только уже третью луну подряд как с теплых в прошлом мест веяло еще большим холодом. И тленом. Может, они заблудились? Нет, вожак чувствовал – маршрут верен. Тогда что случилось там, где всегда было тепло? Смерть забралась и туда? Не хотелось в это верить.

Сильно одолевал голод. Из-за скудного провианта пару раз птицы даже затевали между собой драки, но вожак сразу пресекал свару, клюя зачинщиков и отрезвляя их ударами крыльев. Особо ретивым, успокоить которых просто так не удавалось, когтями рвал перья на спине.

Будет пища, скоро, надо потерпеть. Обязательно будет. А драться между собой – последнее дело, так недалеко и до того, чтобы уподобиться двуногим, что от голода начали жрать друг друга.

Стая уже не так беспрекословно, как раньше, слушала его, и порой уходило очень много времени на то, чтобы собрать всех, разбредшихся на полнеба.

Властный характер вожаку достался от матери, а мощь тела – от отца, поэтому и удавалось сохранить стаю, не дать ей разлететься и погибнуть окончательно. Но ворон понимал, что даже крепкий норов не спасет, если в скором времени не найти еду. Если старшие еще как-то терпели временные трудности, то молодняк реагировал острее, нервничал, порой и вовсе в открытую идя наперекор своему предводителю. Выводок удавалось сдерживать. До времени.

Остановились на краю леса, расселись на разлапистых ветвях ельника. Греясь и давая натруженным крыльям отдохнуть, лениво обсуждали дальнейшие планы – где раздобыть немного пропитания.

Но карканье довольно скоро было нарушено хриплым надсадным кашлем. Стая затихла, с любопытством глядя на незваного гостя. Человек. Тощий сутулый мужчина, старый и смертельно измотанный, со слипшимися от пота редкими волосами, торчащими в разные стороны. Он устало шел по кромке леса, волоча за собой тяжелый мешок. Иногда останавливался, ел первый выпавший снег и долго хрипел и кряхтел, пытаясь отхаркнуть мокроту. Человек был болен.

Птицы начали тревожно хлопать крыльями и царапать кору деревьев, почувствовав, что в мешке незнакомца есть пища. Оттуда аппетитно несло падалью и прогорклым питательным жиром, веяло теплом разложения. Этот запах сводил с ума, и хотелось немедленно сорваться с насиженного места и напасть на незваного гостя, чего бы это ни стоило.

И только вожак оставался спокоен. Он чувствовал – плоть заражена. Сквозь густой мясной аромат тонким шлейфом пробивался сладковатый запах болезни. И еще неприятная горечь – существо пыталось спастись и глотало отраву, чтобы убить недуг. Не получилось. Нельзя убить смерть.

Нет, ноша незнакомца уж точно не добыча для них.

Да только молодняку этого не объяснить. Опьяненные ароматом пищи, они резво взметнули вверх и начали кружить высоко в небе, задиристо пикируя с деревьев и трусливо поднимаясь вновь на высоту.

– Чего уставились, падальщики! А ну, кыш! – заметил птиц незнакомец. – Пошли прочь! Не возьмете!

Самый юный и задиристый вороненок камнем бросился вниз, достиг почти самого мешка, но был отбит ловким ударом руки. Человек, хоть и казался слабым, таковым на самом деле не являлся. Крылатый наглец испуганно каркнул, теряя перья, и кубарем отлетел в сторону.

– Не возьмешь! – вновь прошипел незнакомец и продолжил путь, волоча за собой страшный груз.

Вожак смерил зарвавшегося юнца презрительным взглядом. Хороший урок получил птенец, только пойдет ли это ему впрок?

Тем временем Человек дошел до своей цели, остановился возле кряжистого дуба. Осмотрелся, присел на камень.

– Наше место, – понуро прошептал он, поглядывая на мешок. – Ты помнишь, Мира? Наше дерево, откуда все начиналось. Здесь тебя и похороню. Думаю, ты не будешь против. Прекрасное место.

Он достал спрятанную за пазухой саперную лопатку, очистил ей от снега небольшой участок перед собой и начал колоть стылую землю.

Чтобы выкопать тесную могилу, у него ушло два с половиной часа. Все это время птицы молча наблюдали за странным гостем, не смея побеспокоить. Молодняк недовольно кряхтел, но вожак дал четкую команду – двуногого не трогать.

Наконец, труд был закончен. Человек трясущимися руками утер взмокший лоб, встал и тут же сморщился – в спине что-то сухо хрустнуло. Выждав, когда боль отпустит, подтащил ближе к ямке тело. Оно было скрючено, ноги прижаты к груди – перед смертью Мира долго мучилась. Уложенное в землю в своей позе, оно походило на младенца в утробе.

Тихо подвывая и всхлипывая, Человек принялся бережно укладывать куски смерзшейся земли поверх мешка.

– Клад прячешь, фраерок? – раздался вдруг гнусавый голос за спиной.

Человек резко обернулся. Увидел шагах в десяти от себя приземистого бродягу с хитрыми маленькими глазками на обветренном широком лице. Сухо ответил:

– Жену вот хороню.

– Ну да, – рассеянно сказал тот, мельком глянув на холмик свежей земли. Произнес: – А сапоги-то у тебя добротные, новехонькие, как я погляжу. С мехом. Хорошо тебе. Тепло. А я вот мерзну, у меня кирзачи, колом от мороза встали. Совсем продрог.

Чужак достал из кармана нож, направил острием на Человека.

– Поделился бы ты, а то холодно. По-братски, сам понимаешь. А то я тебя лезвием по горлышку могу чикнуть. А?

– Убей, коли охота, – без всяких эмоций сказал Человек, глядя тому прямо в глаза. – Давай.

– Чего это ты так? – вскинул от удивления заиндевевшие брови Чужак. – Сразу лапки кверху, даже не побрыкаешься?

– А какой смысл? Внутри, вот здесь, – собеседник постучал себя кулаком в грудь, – уже давно мертво, чернота одна осталась. И холод могильный, словно вот этого снега туда накидали. Совсем тошно стало, невмоготу.

– Ты зомби, что ли?! – настороженно спросил Чужак, сделав шаг назад.

– Нет, никакой я не зомби. Просто у меня жена умерла. Село все родное полегло от этой проклятой болезни, друзья, знакомые. И в соседних, говорят, дела не лучше обстоят.

– Не лучше, – кивнул грабитель. – Дохлые все там.

– Голод повсюду. Сам я тоже болею. Сколько мне теперь осталось? Дня четыре? Неделя? Так чего тянуть и страдать? Убей да забирай все, что хочешь, и сапоги, и одежду. Только чтобы быстро, не хочу мучиться. Насмотрелся на мучения, – говорящий глянул на могилу. – Теперь цена моей жизни – три копейки.