Насчет сложного дня – это я как в воду глядел.
Подъем. Молодов дал команду вставать, но даже сквозь сон я почувствовал в его голосе звенящее напряжение. Поднявшись, я обнаружил, что что многие уже встали, но не одеваются, а рассеяно смотрят по сторонам.
– Что происходит? – шепотом спросил я Володьки.
Тот пожал плечами, и сам ничего не понимая.
– Ну нельзя же так! – возмущался кто-то.
– Так, тихо! – рявкнул Молодов. – Стройся!
– Не с той ноги встал? – предположил Володька, кивая на тренера.
Мы построились.
– Значит так, пацаны, – начал Молодов, оглядывая всех исподлобья. – Кажется, вы не совсем еще поняли, что происходит. Время шуточек закончено. Сейчас – очень важный этап наступает. Тут не место дурака валять.
– Что случилось то? – спросил Володька.
– А вот что случилось, – произнес Молодов и бросил принесенный вчера мешок на пол. Мы глянули на него, но ничего не поняли.
– Кто-то ночью не поленился, встал. И накрошил кизяка и в сахар, и в заварку. Это что, по-вашему, смешно? Вы такой чай пить собираетесь? С дерьмом? Ну тогда пейте. Я не осуждаю. Только вот себе в кружку заваривайте, а не в общий пакет с провизией портите. Кто это сделал? Я спрашиваю кто это сделал?
Никто, естественно, не ответил. Все удрученно смотрели на мешок с безнадежно испорченным сахаром. Потерю заварки еще как-то можно было пережить – Володька сказал, что на поле видел какую-то траву, которая тоже в чай можно добавлять. Но вот сахар… Его было не много, килограмма четыре, на такую большую ораву не разгуляешься. Но все же. Сахар – это энергия, так необходимая сейчас. И теперь она потеряна.
Мы глядели на мешок и видели, что кто-то постарался на славу, намешал в пакеты много кизяка, от чего белый порошок превратился в бурый и отделить его от мусора уже точно было нельзя. Вот ведь подонок!
– Костя, ты вчера кизяк тут швырял, – буркнул кто-то из строя.
– Да вы что! – с жаром воскликнул тот. – Думаете, я дерьмом продукты испортил? Вы за кого меня принимаете?!
– Признавайтесь, кто это сделал, – могильный голосом произнес Молодов. – Или я сам найду шутника.
И вновь молчание.
– Хорошо, не хотите по-хорошему, тогда будет по-плохому.
Молодов принялся ходить вдоль рядов кроватей, иногда останавливаясь, наклоняясь и внимательно изучая пол, сами кровати, тумбочки. Прошел одну, вторую, третью. Остановился у моей. Я не переживал, потому что знал, что это точно не я и ничего найти там не удастся. Но Молодов почему не пошел дальше, а остался стоять. Складка на его лбу становилась все глубже и больше, а взгляд холодел.
– Герасимов, – хмуро произнес тренер. – Подойди сюда.
Я подошел. А вместе со мной и все остальные ребята.
– Что на это скажешь?
Молодов отодвинул кровать, демонстрируя под ней горсть белого порошка и рядом с ней – заварку. По толпе прошелся ропот.
Сказать мне на это ничего не нашлось. Я даже потерял дар речи. Это была подстава. Топорная, безграмотная, но подстава. Такого я не ожидал и потому лишь стоял и хлопал глазами, глядя на обнаруженные следы.
– Да это же явно подстава! – воскликнул Костя. – Видно же. Ну зачем Андрюхе так старательно оставлять у себя под кроватью такую аккуратную горсточку сахара? Словно бы хотел нам сказать – смотрите, это я испортил продукты. Ну глупо же. Да и как он мог оставить улики? Это нужно было сначала чистого сахара и заварки по двум карманам спрятать, чтобы сюда перенести. А потом только дерьмо в пакет крошить. А потом что? Он из карманов сам себе под кровать две горсточки насыпал? Ну глупо же получается!
– А чего ты его защищаешь? – воскликнул кто-то из толпы.
– А потому что не он это! Я Андрюху знаю, он на такое не способен.
– А почем тогда следы у него под кроватью? – не унимался кто-то.
– А потому что подставили его! – не выдержав, закричал Костя.
– Тихо! – успокоил всех Молодов.
– Владимир Федорович, ну сами посмотрите на факты!
Молодов молчал. Он был угрюм. Я тоже молчал. Оправдываться и говорить что-то было сейчас бессмысленно.
– Согласен, – наконец произнес тренер. – Как-то криво смотрится. Ладно, вопрос остается открытым. А пока одевайтесь. Сегодня – без утреннего чая, по понятным причинам.
И ушел, оставляя нас одних. Кто-то похлопал меня по плечу, сказал:
– Не переживай, на тебя не думаем.
А кто-то, напротив, демонстративно отвернулся и ушел.
– Кому-то ты дорогу перебежал, – сказал Володька.
– Это Костарев, – прошептал Генка. – Точно он!
– Ему то какой резон? – спросил я.
– Обиду на тебя затаил – за то, что ты уделал его так.
– Вряд ли он, – покачал я головой. – Да и какая обида? Я ведь и сам стенку не прошел. Все по-честному.
– Да точно он! Кто же еще? Она сам как этот кизяк.
Я украдкой глянул на Костарева, который заправлял кровать, приводил себя в порядок. Выглядел он отстраненно и казалось, что его вообще не интересует произошедшее. Чай вчера, кстати, он тоже не пил, не заинтересовавшись им. Мог ли он так подставить меня? При всей нелюбви к нему, я сомневался, что это сотворил он.
– А кто вообще сказал, что это кто-то из нас сделал? – спросил Володька.
– А кто еще? Йети что ли? – улыбнулся Костя.
– А может и йети, такой вариант тоже отвергать нельзя, – совершенно серьёзно ответил парень.
– Ну ты как скажешь! У него лапа огромная, как бы он тут ходил? Да и стал бы так изощренно заметать следы, подбрасывать кому-то что-то? Сожрал бы нас, и да всех делов.
– А с чего ты решил, что снежный человек – это какая-то тупая обезьяна?
– А разве нет?