Илья Кузьмич взял из шкафчика бутылку водки и сказал будто бы самому себе:
– Не буду больше пить, ну его к черту! Пойду, отнесу Михалычу, а мне больше не надо. Так, если пить перестать, то и денег больше станет на собаку, и привидения мерещиться перестанут.
Герой протер глаза, но Алина по-прежнему сидела за столом и молча смотрела на него.
– Так, на чем я остановился? Ах, да. Вот, общество деградирует. Снова вера для народа – все. А самое главное, что это все насаждается сверху. Вот куда ни плюнь – везде религиозная пропаганда! То передача на пасху, то на рождество, то президент или премьер в каком-нибудь храме. Радио, плакаты – везде одни рожи зажравшихся попов, кресты и иконы! Етит твою налево! Видел бы это дедушка Ленин! Он, небось, в мавзолее там вертится сто раз на дню, только и держат его, раз такое в стране творится!
– А ваш сын того же мнения жизни в стране?
– Почти. Он смотрит на мир свежим взглядом постсоветского человека, но уважает предков. Он, как и я – атеист, и, кстати, ищет себе такую же жену. Говорит, куда ни плюнь – везде верят. Девушки молодые, меньше тридцати, а уже верят. Воспитали их уже по новым правилам. Но они, конечно, не виноваты, виноваты предатели, которые перешли от коммунизма к церкви и пустили семидесятилетний труд великого вождя пролетариата насмарку! – продекламировал пенсионер и ударил кулаком по столу.
Илья Кузьмич говорил как настоящий агитатор и революционер. И это без грамма водки внутри. А что бы было с ней!
«Ему бы в партию КПРФ», – подумала девушка.
– Но получается, что ваша жена тоже предатель, раз поверила в бога, – заявила Данилова.
– Ну да. Я ей этого не простил, я даже хотел уйти, но знал, что сын не поймет. А потом и смирился. А сейчас даже жалею, что был на нее в обиде.
– Получается, что ее практически сгубила вера?
– Ой, ну нет, конечно, но по факту.… Слушай, а что если тебя с моим сыном познакомить?
– А это сейчас к чему?
– Да к тому, что ты, я вижу, порядочная умная девушка, к тому же еще и почти атеист. Слушай, а ты белый коридор не видела, когда душа от тела отделилась?
– Нет. Я была в своей комнате. Было темно, а потом я увидела себя со стороны.
– А голоса с неба не слышала?
– Нет. А что вам это дает?
– Да то, что твое таинственное появление не доказывает существование потустороннего мира или высшего разума. Значит, сомневаться нам не в чем!
– Я рада. Думаю, будет интересно увидеть вашего сына. А как мы расскажем ему обо мне?
– Что-нибудь придумаем. Покажем опыт с ложкой. Ну-ка возьми ее в руку.
Алина взяла со стола серебряную ложку и подняла ее. Это было удивительно, ведь она не могла двигать или трогать никакие предметы. Кроме серебра.
– Вот это и покажем, – сказал герой.
– Значит, решено. Скоро поедем к домику.
«Хоть бы я еще была жива», – подумала с волнением Алина.
Глава 9 Движение – жизнь
Перед поездкой к лесничему домику Илья Кузьмич пошел к дому старого деда Геннадия Михайловича. Он когда-то работал учителем химии в школе, что располагалась неподалеку от деревни в соседнем селе.
Наш инженер разрешил Алине пойти с ним и пообещал, что не выдаст ее.
Девушка проходила мимо старых деревянных домов и смотрела с сожалением на каждого здешнего обитателя. Все это были, в основном, пенсионеры, некоторые из них уже с трудом справлялись с ведением домашнего хозяйства.
«Надо будет им помочь. Может, я организую фонд помощи старикам?» – подумала Данилова.
Геннадий Михайлович жил один. Ему было семьдесят восемь лет, он ходил, опираясь на трость, и то с трудом, поэтому, услышав стук в дверь, он не встал, чтобы встретить гостей, а просто как обычно спросил: «Кто там?»
– Это Кузьмич, – сказал Илья, приоткрыв дверь.
– Заходи, – послышался ответ из комнаты.
Дом учителя был очень похож на кузьмичевский своей простотой и старостью.
Хозяин дома сидел перед старым кинескопным телевизором и смотрел единственный принимавший канал. На столе стояла бутыль с самогоном.
Знания химии особенно пригодились в старости – шутил Михалыч.
Старик носил очки, у него были седые до белизны волосы, которые были прилизаны по макушке. Геннадий Михайлович выглядел благородным стариком, но его увлечение «химией» делало его самым настоящим Михалычем, таким же любителем спиртного, как и Илья Кузьмич.
– Зачем пришел? Поговорить или по делу? – спросил без какого-либо раздражения и неприязни старик.
– Я тебе принес подарок, – Кузьмич поставил водку на стол.
– О, какая щедрость! – восхитился Михалыч, – выпьем вместе? У меня и огурчики припасены по такому случаю.
– Нет, сам пей. Я бросаю. Не могу больше. Я понял, что я убиваю себя, а мне еще надо дожить до внуков.
– А, вот чего! На старости лет печень заглохла? – догадался Михалыч.
– Нет. Пока жива, надо прекращать. Я же сказал, я еще поживу, мне есть, что терять, – герой обернулся в сторону Алины.
Она стояла и с интересом наблюдала за этим невероятным явлением – эволюции алкоголика до нормального человека.
«Неужели одна лишь встреча со мной так напугала его, что он готов бросить свое любимое занятие? Или он действительно возлагает на меня большие надежды и хочет, чтобы у него были внуки. А ведь он не так стар, как кажется», – подумала Данилова.
– Ну как знаешь. Если вдруг бросишь бросать пить, приходи. А то мне не с кем, – заявил Михалыч, – Степаныч тоже завязал. У него печенка уже в тряпочку превратилась. А я-то что? Я же не все время, я иногда, по чуть-чуть. Как без этого в нашем возрасте и положении?
– Выход есть всегда, ладно, я пойду, – сказал Илья Кузьмич, – о внуках подумай, они на тебя смотрят и думают: дед-то наш тут морально разлагается.
– Я не разлагаюсь, а консервируюсь, – возразил Михалыч, – ты же знаешь, что лабораторных животных заспиртовывают. Да и вообще, что ты лезешь в чужую жизнь?
– Помочь хочу. Но раз тебе помощь не нужна, я не буду продолжать лясы точить. Пока, – инженер открыл дверь и вышел на улицу. Алина прошла сквозь стену.
Дойдя до дома, Илья, наконец, сказал:
– Вот человеку ничего не надо, только спирт и покой. Действительно, консервируется.