Через триста метров горошины превратились в группу парней. Черные куртки и черные шапки, нарушая личное пространство, зашуршали болонием почти у виска. Вокруг меня крутанул в пол-оборота хоровод из локтей, плеч и смазанных лиц. Через три секунды я оказался в ближайшей подворотне, в полной темноте. Они, обступив меня со всех сторон, перетаптываясь, будто греясь, пускали пар блатными ртами, смотрели по-волчьи в мои слепые глаза.
– Что? Грабить будете? – спросил я у того, что стоял напротив.
При этом мой затылок, и вообще все заднее полушарие стремительно холодело, ожидая резкого удара.
– Догадался, епта, – слова сипло хрустнули слева. Я полез в карман.
– Что это?
– Паспорт.
– Нахуй нам паспорт? – отозвался тот, что стоял напротив. Потом пролистнул пару страниц:
– Ты откуда, братан?
– Из Нурлата.
– Откуда?
– Из Нурлата.
– Ну, хули, сразу не сказал. А то бы мы тебя сейчас разделали как канарейку.
– Слышь, Вован, пусть идет.
– Давай топай, и это – нас тут не было.
Голова вдруг ожила. Уже за поворотом, вернулось на периферию зрение. Походка изменилась. Тоску как рукой сняло, печаль прошла. И главное – я смог у себя спросить: «Где ты взял этот город Нурлат? Кто тебе вообще рассказал о его существовании?»
– Не знаем, не знаем, не знаем, – отвечали белые потоки, хотя их не спрашивали.
Кража
Получилось вот что. Миха вытащил из-под задницы старый черный портфель, расстегнул пряжку и заглянул внутрь. Внутри оказалась луковая шелуха и мятый пластиковый мешок. Мы сидели на бетонном парапете набережной реки, и пили вино под странным названием «ГАРА-ЕРИ».
Я достал пачку писчей бумаги из рюкзака, отделил треть и сунул Михе:
– Бери, друг, это подарок.
На всех листах был напечатан один и тот же график.
– Что это, Семен?
– Это график для определения наступления моментов рассвета и заката в течение года. Вот, смотри…
Но Миха не стал смотреть и отправил пачку бумаги к луковой шелухе. Затем сунул портфель под мышку:
– Пойдем.
– Куда?
– У меня отец на прошлой неделе помер. Надо заехать у майстэрню, камень присмотреть для могилы.
– И где гэтая майстэрня?
– В деревне Дрозды.
Город закончился почти сразу, на шестой остановке. В майстэрне мастера на месте не оказалось. На вопрос
«Где?», из пыльного и темного, заваленного рубленым гранитом угла ангара вяло донеслось:
– Прыйдзе. Праз две гадзины.
Миха совсем не расстроился. Весело мне подмигнул:
– Посидим на берегу.
– Берегу?
– Здесь озеро есть.
В пустом небе надрывался одинокий жаворонок. В озере квакала лягушка. Полуденное солнце лишило окрестный пейзаж полутонов и оттенков. Приходилось выбирать – или черная тень, или зеленая зелень. Мы выбрали тень, траву и берег. Я достал бутылку «Гара-Ери» и два стаканчика. Миха хлопнул себя по лбу, но комар улетел.
– Ну! Жыве Беларусь!
– Жыве!
За нашей спиной кусты – густые. За кустами деревня. Деревню скоро съест город. Поэтому вид она имеет жалкий и обреченный. Это почти уже трущоба. Электрические столбы покосились, забор в дальней усадьбе рухнул, местная свалка увеличилась в размерах. Когда мы с Михой открыли вторую бутылку, из кустов вдруг вышла рыжая девушка с розовым покрывалом в руках.
– У вас зажигалки не найдется? – спросила девушка, щурясь своим простым конопатым лицом на солнце.
– Тебя как зовут?
– Зоя.
– Садись с нами, Зоя. Выпей вина. А потом покурим.
Зоя расстелила розовую тряпицу на уже примятой траве и уселась, поджав под себя ноги. Говорить было особо не о чем. Молчать тоже, как-то… я стал вдруг пересказывать повесть Лескова «Очарованный странник». Зое я сказал, что это правдивая история из жизни. Зоя слушала внимательно, Миха почти заснул.
Вокруг царил мир и покой.
Через минут сорок я охрип, а вино все выпили. Молчаливая Зоя скребла мелкий волдырь на коленке. У Михи таких волдырей скопилось четыре – и все на лбу.
– Зоя, у вас в деревне магазин… так чтоб с продуктами. Как? – встрепенулся Миха.
Вообще у Зои голос был мелодичный и даже приятный:
– Вы там, пацаны, обломаетесь. Нехрена в том сарае делать.