Опасное притяжение

И не верила в то, что мой Матвей, который и матом-то никогда не ругался, мог сделать что-то плохое. Он не мог. Он даже голос никогда не повышал.

– Пиши, – орёт он на меня и я вздрагиваю…

– Что писать? – не понимаю его.

Хватает мой паспорт и начинает диктовать:

– Я, Бельская Катерина Олеговна, – нависает надо мной, – что ты там делала у них, кроме того, что сосала?

Что он говорит?

Руки начинают дрожать, и я убираю их со стола, чтобы он не заметил. Но он замечает…

– Боишься? – довольно ухмыляется. – И правильно делаешь. Пойдёшь, как соучастница. Я же всё равно их выловлю. Это дело времени. Сопляки. Как только смелости хватило на такое. Ты вообще знаешь, кого они киданули? Вундеркинды грёбаные. Если я их не найду, их другие найдут. И в их интересах сейчас, чтобы нашёл их я, потому что другие церемониться с ними не будут. Так что помоги своим любовникам, – пиши.

Послушно пишу и разворачиваю листок бумаги в его сторону, где написала свои инициалы, как он и просил.

Он смотрит на листок и глаза его наливаются яростью:

– Ты чего, блядь, дурой прикидываешься? Я же тебе сказал, что для них лучше, чтобы нашёл их я. Хотя бы в живых останутся. Где они? – чётко проговаривает каждую букву, мне на ухо.

Я не реагирую…

Я просто не знаю, что мне делать. И до конца не верю, что всё, о чём он тут орёт – правда.

И я не знаю где они. Пусть хоть оборётся сейчас.

Он опять втыкается в фотографию и ухмыляется:

– Знаешь, что с такими красавчиками на зоне делают?

Вспоминаю Матвея и с трудом сдерживаю дрожь.

Вместе с его образом, в мозг неожиданно прорывается неприятный женский голос и её слова: – обломись, обломись, обломись…

И я начинаю биться в истерике, громко подвывая:

– Он меня бросил. Бросил несколько месяцев назад. Нашёл другую, – слёзы потоком хлынули из моих глаз.

Нервно копаюсь в сумке, громко шмыгая носом, в поисках салфетки – не нахожу.

Вываливаю содержимое прямо ему на стол.

Он останавливается в нерешительности.

Суёт мне в руки стакан с водой:

– Пей, – и вытаскивает из кучи, которую я у него организовала, салфетки.

Протягивает их мне и садится.

– Когда?

– Что когда? – громко высмаркиваюсь и начинаю ещё и икать…

– Бросил когда он тебя?

Судорожно вспоминаю, когда Матвей мне последний раз менял телефон – около двух месяцев назад. Если бы Миша тогда не отправил свою Настеньку домой, я бы не придала этому значения. Матвей часто менял мне телефоны. Я перестала обращать на это внимание. Но тогда я немного насторожилась. Тем более, что они стали закрываться допоздна и что-то обсуждать.

Боже! Неужели всё, что он говорит – правда?

– Не помню точно, – отрешённо отвечаю я, всё ещё всхлипывая. – Около двух месяцев назад примерно.

Он как будто выдохся. Сидит в кресле и смотрит в окно.

– Кофе будешь? – неожиданно спокойно и чуть устало спрашивает, опять развернувшись ко мне.

Киваю на его вопрос.

Встаёт и включает чайник.

– Я не пью растворимый, – чуть усмехается, но реагирует спокойно.

Звонит кому-то.

Может тактику поменял?

Мне Миша иногда разную фигню такую рассказывал. Про техники допроса тоже рассказывал. Даже сложную технику Рейда мы с ним разбирали. Зачем? – никогда не понимала. Но разговаривать с ним было всегда интересно.

А вот зачем… – понимаю, наконец.

Нам приносят две чашки сваренного кофе, и я начинаю громко размешивать сахар, затягивая время. Терпеть не могу этот стук ложечки о чашку, но сейчас делаю это намеренно.

– Куришь? – вдруг спрашивает он.

И я опять киваю.

Кладёт пачку «Винстона» на стол:

– Могу у девчонок стрельнуть, – смотрит на меня пристально.

Мне всё равно.

Беру вонючую сигарету из пачки.

Матвей курил очень редко, и я с ним тоже не курила. Хотя раньше, до него и покуривала.

С ним же не было в этом необходимости. Он дарил много других радостей, гораздо приятнее сигарет…