Русская сага. Брак. Книга вторая

Там их было восемь, и у каждой история, естественно печальная, а очень полня и самодовольная дама из торговли подводила один и тот же итог: «Это всё евреи виноваты!»

Однажды кто-то возмутился:

– Ну, где ты видишь этих евреев?! Я, например, не знаю ни одного среди коллег.

– В колхозе своём, что ли? Еврей в колхозе?! Ха-ха! Ещё «Еврей – дворник» – самые короткие анекдоты. Они гнездятся в других прикормленных местах. И здесь где они? Ау!? Все в «Кремлёвке» лечатся или за границей.

Доказывать ей, что сукиных наций не бывает, было бесполезно. Худая блондинка, вспомнив торгашку, нервно хихикнула и сказала:

– У той дамы во всем евреи виноваты, у других – коммунисты. Помнишь у …Иртеньева, блин, еврея… – внутри женщины с хвостиком уже все дрожало от смеха, – Глаз заплыл. Пиджак в пыли. Под кроватью брюки…

– … до чего же довели коммунисты-суки! – сходу продолжила вторая.

Посмеялись. Помолчали.

– Да, свадьба – на крыльях, семейная жизнь – на носилках, как у меня. Недаром все сказки заканчиваются свадьбой, потому что после неё уже не сказка, не песня, а драма, – продолжила разговор женщина с модной стрижкой.

– Радуйся, что драма, а не трагедия. Не нравится драма, преврати её в комедию, – не поддержала её худышка.

– Ты, как понимаю, пробовала, но всё равно лежишь рядом со мной.

– После родов случается иногда сбой систем жизнеобеспечения. Кстати, надо подкрепиться!

Худышка достала из тумбочки кефир с булкой и начала есть, а соседка вздохнула и сказала:

– Сбой… И почему-то только у женщин! Злая наша судьба и доля.

– Долюшка женская, конечно, не мармелад, но разве мужчинам легче, например, на войне?

– Как исключение!

– Но ужасное. А мы рожаем сами себе счастье. За него и пострадать не грех. У меня оно одно – доченька, у тебя – два!

– Счастье, когда и муж его разделяет вместе с тобой.

Худышка выбросила пустой пакет в корзинку, залезла под одеяло и только после этого заговорила:

– Не могу вспомнить, но где-то я прочитала: «Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Помню только, что прочитала и чуть не заплакала. Так красиво! До слёз…

– Может быть, в церкви слышала?

– Нет. Читала.

Обе замолчали. В палату без стука зашла медсестра, выключила свет и ушла.

– Ты хочешь спать?

– Нет. И зачем ты вспомнила эту клятву? У меня была шикарная свадьба, по-мещански богатая… но, всю эту пышность маскарада я поменяла бы на исполнение супругом этой клятвы.

– У Пушкина не пышность, а ветошь маскарада…

– Ветошь ещё точнее. Меня больше волнуют слова: «любить в болезни и здравии». Если по совести, то без всяких клятв в человеке должно быть элементарное сочувствие к заболевшему человеку. У моего мужа оно только пока к котятам проросло, а мне после заболевания не сказал ни одного слова поддержки. И после родов не жалел, не давая времени на восстановление.

– Откуда у мужчин может взяться сочувствие, если они не болели и не рожали? Чтобы нас понять, им надо хоть раз родить или хотя бы представить, как ребёнок проходит через их канал… Каждый раз не могу удержаться от смеха от такой картинки.

– Да чтоб канал порвался, и на него пяток швов наложили! А жена с идеальной фигуркой рядом от нетерпения настаивала на скорейшем исполнении супружеского долга.

Обе от души посмеялись, потом молодая женщина с модной стрижкой вытерла выступившие от смеха слёзы и уже спокойно сказала:

– Картинка смешная. Но, чтобы хорошо относиться к жене и детям, не обязательно самому рожать. Надо просто быть человеком.

– И добавь: ответственным, честным, благородным, добрым и заботливым. Мой папа такой. Своего мужа я другим не представляла. Кстати, он вполне соответствовал моим ожиданиям, как и я – его. Вот только роды всё изменили. После них муж вместо гарантированного секса с хорошенькой женой получил ребёнка, бессонные ночи и измождённую истеричку.

– К не менее измождённой жене в общей палате муж каждый день бегает! А что ждать от моего, если жениться его заставили, клятв не давал? И попала я в семейный ад.

– Я сама замуж не хотела, но пришлось выйти ради дочки. Теперь смотрю, как муж носит нашу кроху на руках, и радуюсь. Он тоже не собирался так быстро становиться отцом, но после рождения с удовольствием нянчился с дочкой и мне помогал во всём. Жаль, не долго, но, как говорят другие мамочки, для молодых отцов это в пределах нормы. Я, как молодая мать, тоже подвела семью и заболела…

– Вроде рождение детей – это богоугодное дело, но почему-то оно становиться наказанием…

– Не наказанием, а испытанием, – поправила худышка. – Ребёнка родить – не в туалет сходить. Слишком большой стресс, а мы к нему ещё добавляем обиду на мужа. Надо срочно заканчивать с истериками и выздоравливать! – худышка помолчала, а потом улыбнулась и добавила, – Сначала я поправлю здоровье, а потом верну свою внешнюю привлекательность, после чего, надеюсь, ко мне вернётся и внутренняя уверенность в себе. Пока на это сил не хватает… и денег.

– Мне больше всего хочется избавиться от тирании, – призналась её соседка. – Выйду из больницы и снова попаду в тюрьму, в которой надзиратели будут плевать на моё мнение, заставят жить по их законам и снова доведут до края. Пока их нет дома, приучаю детей с лишним весом к диете, на прогулке заставляю играть в подвижные игры, но потом приходит с работы бабушка и заваливает их шоколадом с тортиками, игрушками и обновками, а они виснут у неё на шее и визжат от счастья. Вижу её злорадный взгляд и ухожу в свою комнату реветь. Все мои попытки выйти на работу, а детей отдать в детский сад для социализации воспринимают в штыки.

– Тюрьма и надзиратели – плохо. Но тюрьма удобная и богатая! Продукты приносят, одевают, ты рядом с детьми. Расслабься и кайфуй. Моя знакомая тоже не работает: встаёт, кашей деток накормит и начинает пёрышки чистить. Потом в парке с ними гуляет, укладывает спать и сама спит. Только перед приходом свёкров и мужа ставит кастрюлю с водой на плиту, включает стиральную машинку и оставляет в центре комнаты пылесос с намёком: «Извините, не успела!» Свекрови приходится первое варить и котлеты вертеть на неделю вперёд. Поскольку она и детей не учит, их пришлось в садик отдать. Теперь пропадает в парикмахерской и в магазинах. И муж её обожает! Разве не умница?

– А мы, значит, дуры. Недавно читала детям Киплинга. Неужели для того, чтобы дать отпор бандер-логам, нужно стать удавом Каа? Не хочу!

– Тогда беги из джунглей или… «во глубине сибирских руд храните гордое терпенье»!

– Из-за терпенья я сюда и попала.

– Да и я не от великого ума лежу рядом с тобой. Скажи, разве можно назвать меня умной, если я ухитряюсь обижать саму себя? Во время беременности мне до смерти хотелось фруктов, мяса да икорки, а я на декретные деньги сделала ремонт в комнате и купила мебель.

– Меня от икры и мяса всю беременность воротило.

– Тебя от достатка тошнило, меня – от недостатка. С другой стороны, голод меня спас, иначе бы я вообще не разродилась. Дочка и на голодном пайке набрала больше четырёх кило. Такая вот во мне скрытая сила!

– Господи, в чём только душа держится, а она ещё и силой хвалится, – рассмеялась полненькая. – Интересно получается. Ты, с сильной волей, сломалась, а меня, безвольную, поломали. Результат один – больничная палата, в которой обе лежим и рассуждаем о том, как судьба играет человеком.

– И что за зверь такой, эта судьба? Только и слышу о ней со всех сторон, да и сама этим словом частенько жонглирую.

– Судьба, в обывательском сознании, – это неразумная и непостижимая предопределённость событий и поступков человека. Я считаю, что такое явление существует, оно ведёт человека по жизни, и никакую волю ей не противопоставить, хоть веником убейся.

– Зачем убиваться? Надо постараться увидеть даже в худшем её варианте какой-то плюс.

– И он же крест…

Ина, одна из этих двух молодых женщин, та что с хвостиком, была счастлива, что попала в больницу как раз тогда, когда дочь Алёнка совсем привыкла к детскому саду. Теперь с ней может справиться один Игорь, а она несколько недель отдохнёт в больнице.