Лето, бабушка и я

– Она теперь каждый день мне будет это говорить? – вполголоса ворчит бабушка и запирает ворота. – В кого уродилась! Да уж вам такая и не приснится!

Удивительно повезло моей семье, что я родилась именно у них.

У меня остались три крошечных белых шрамика на память о жизни в раю.

Москва и муха це-це

На меня надели темно-синий костюмчик. Шерстяной, кусачий. Я все время ерзаю и чешусь.

На костюме тонкие белые и красные полоски – по низу свитера и на рукавах.

– Как ей хорошо синее к золотым волосам! Красавица, русалочка!

– Твой глаз в твою жопу, – вполголоса бормочет бабушка, – никуда ребенка вывести нельзя, налетят как коршуны. Своих нарожайте и хвалите!

– Мама! – шепотом вскрикивает мама.

– Никто не слышал, что ты нервничаешь, – осаживает ее бабушка и прерывисто вздыхает.

Я впервые в таком странном месте.

Очень много людей, очень шумно, все с большими чемоданами, и какая-то женщина квакает непонятное по радио, а люди хватают чемоданы и бегут – все в одном направлении.

Мы с мамой, папой и бабушкой стоим возле длинного железного домика. У него огромные колеса, которые сильно пахнут – как трактор в деревне у соседа Тамаза.

Старшие говорят о чем-то своем, я у папы на руках верчу головой – мне ужасно нравятся светящиеся буквы на стене.

Мы заходим внутрь домика – а там комнатки! Папа поставил меня на пол, я немедленно побежала, потому что устала без движения – ножки затекли.

– Стой, стой! Куда! Мама, как ты ее довезешь, не знаю, ей-богу!

Меня ловят на входе в одну из маленьких комнат – там темно, и сидят какие-то незнакомые люди.

– Наше купе вот тут, – говорит папа. Свет включается, я вижу диванчики с подушками и столик у окна. Папа сажает меня на один диванчик, а второй – о, чудо! – поднимает, а под ним – яма.

Мама и бабушка складывают в эту яму наши сумки и чемоданы. Диванчик снова захлопывается.

– Не вздумай пальчик туда засунуть, – предупреждает папа.

– Мы с бабушкой здесь будем жить? – догадываюсь я.

Старшие смеются – они каждый раз смеются, стоит мне сказать хоть слово. Наверное, я специальный человек, чтобы смешить других людей. Снисходительно похохатываю.

– Вот билеты, а деньги проверила? Шукри вас встретит, ничего не бойтесь. Лекарства вроде все взяли. Чай вам дадут, а где сумка с едой?

– Идите уже, – спохватывается бабушка.

Мама с папой целуют нас, выходят из комнатки. Бабушка снимает наконец с меня жаркий свитер, башка застревает, я отбиваюсь руками, падаю с диванчика, и башка вылетает вон! Какое облегчение!

Бабушка отодвигает занавеску на окне и – о, еще чудо! – мама с папой стоят уже там!

– Они не будут с нами жить? – тревожно спрашиваю я.

– Мы сейчас поедем, – успокаивает бабушка.

Как поедем? Это же дом, а не машина! Я ездила в машине. Она пахнет так противно, что меня сразу начинает мутить, и голова кружится, и я начинаю хныкать, машину часто останавливают, дают мне воды, моют лицо. Не люблю ездить в машине – если бы не деревня, вообще бы в нее не села никогда.

Но это не машина, водителя нет. Люди ходят взад-вперед по коридорчику, может, это самолет?

Вдруг домик качнулся. Мама и папа замахали так, будто собрались оторваться от асфальта и полететь. Я оглядываюсь на бабушку, она тоже машет, значит – опасаться нечего. Мама и папа, и все это странное место со светящимися буквами, и квакающим радио – все поплыло вбок, и вскоре пропало, а вместо них, как в телевизоре, пошли другие картинки.

– Мы едем? – догадалась я.

– Едем, едем, чуку-чуку, – соглашается бабушка, вздыхает, как будто сбросила большой мешок, и обращается к Богу – это ее невидимый друг и собеседник, которого она постоянно о чем-то просит: – Отец Небесный, пусть наша дорога благополучно начнется и закончится, пусть мы с миром приедем, и пусть там, где нас ждут, все будут здоровы, и те, кого мы оставили, тоже будут здоровы. Аминь.

– Аминь, – повторяю я, потому что бабушка сказала – это слово должны сказать все, и тогда все сбудется.

– Бисмилла[3 - Бисмилла – произнесение формулы и сама формула «бисми-л-ляхи-р-рахмани-р-рахим» («Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного»), с которой начинаются почти все суры Корана. В соответствии с многовековой традицией эта формула, которой придается магическое значение, произносится мусульманами во время молитвы перед началом любого дела. В обиходе неарабоязычные мусульмане нередко произносят лишь начальную часть формулы – «бисмилла».], – говорит бабушка.

В окошке картинки побежали быстрее. Проплыли дома, потом улица с машинами и фонарями, потом появилась полоска моря.

– Это самолет? – уточняю я.

– Это поезд, – взволнованно отвечает бабушка. – Господи, как давно я никуда не ездила! И так далеко!

– А куда мы едем? В деревню? К Найде? – озадаченно спрашиваю я.

– К твоему дяде, в Москву. Он по тебе очень скучает! И по мне тоже. – И на бабушкином лице морщины складываются в солнце.

Ехали мы целую вечность.

Сидеть в нашей комнатке скучно, поэтому, стоило бабушке выйти по какой-либо надобности, я спрыгивала на пол и босиком бежала в соседние комнатки. Все счастливы меня видеть – это уж как обычно. Я садилась за стол, брала сушки и конфеты и рассказывала, что у меня есть собака Найда, у которой на ухе клещ, и она сильно плакала и мотала ушами, еще – что папа убил на охоте зайца, и его ели всей деревней!

Бабушка искала меня по всему вагону, проводницы искали вместе с ней, закатывая глаза. Найдя беглянку, она хватала меня и страшно извинялась, а люди смеялись и просили оставить.

– Тоже мне, нашли клоуна, – ворчала бабушка и слегка меня в сердцах встряхивала, я думала – это такая игра и реготала на весь вагон.

В поезде бабушка все время клевала носом: снизу стучало прямо в живот – дум-папа, дум-папа, и стук был ритмичный, а у меня в голове музыка складывалась на него сама собой. Я задирала ноги на мягкую стенку и во все горло распевала: «аааа-уууу-иииии»!

– Этот ребенок когда-нибудь спит? – хмуро спросил соседний пассажир.

– Чш-ш-ш, замолчи немедленно, нас скоро с этого поезда выкинут, всех довела до психоза, – зашипела бабушка. – Извините, ради бога, ей простора маловато.

Вскоре для меня нашелся компаньон.

Лысый дядечка с мешками под глазами очень много смеялся, любил поглазеть в окно и поговорить. Мы часами вместе смотрели картинки в окне, называли все их составные части и сочиняли песни.

– Поросята-поросята, а с ними – большая свинья-а-а-а-а! – распевали мы вдвоем, когда бабушка возникла на пороге.