Вотчина Дажьбога
Тюнин Николаевич Григорий
Когда на кону стоит жизнь ребенка, отчаявшийся родитель бросит вызов даже самим слугам смерти. Но кто станет защитой от холодных и мрачных слуг Чернобога? Найдет ли штурмовая мотоартиллерия надежную эгиду для своего кандидата? И есть ли вообще такое место на земле, куда бы не проникла костлявая рука Чернобога?
Тюнин Григорий
Вотчина Дажьбога
Пер хищно подкрадывался к широкой спине в черной потертой коже. Ближе, ближе… Вот уже слышно, как поскрипывает потрёпанная куртка. Клацают старомодные клавиши, сосредоточенно сопит человек. Байкер бесшумно занес руку для удара, в глазах плясал злой огонь, черная шевелюра слегка приподнялась от возбуждения.
– Опять со своими ботами ковыряешься?! – дружеский шлепок, который иным и ключицу может сломать, выбил облачко пыли из усиленного металлической накладкой плеча.
Бода крякнул от такого «похлопывания» и процедил:
– Гром тебе в задницу, Пер! Вечно ты со своими тупыми шуточками. Иди вон Кабана позадирай, может, он тебе зубов поуменьшит.
Пер радостно заржал. На его вкус шутка явно удалась.
– А чего с клавой возишься-то? Надел бы нейроинтерфейс. Быстрее и проще же! – он с любопытством взглянул на небольшую клавиатуру, издающую приятные клацающие звуки.
– Не люблю я его, – не глядя отмахнулся Бода, – сосредотачиваться надо. О постороннем не думать, процесс держать.
На столе черные песчинки на глазах выстраивались в лесенки и башенки, прокидывали тоненькие, с волос толщиной, провода от пирамидок к «небоскребам».
– Опять со своими роботами ковыряешься? Использовал бы «церебро». Задал цели и корректируешь результат. Вечно ты во все норовишь ручонками залезть, – ухмыльнулся Пер, разглядывая как оживает миниатюрный город.
– Что у меня своих мозгов что ли нет? Этот «интеллект» вечно трехэтажную фигню накрутит, где можно простым и четким алгоритмом обойтись, – Бода с раздражением почесал бритый затылок. – И вообще, иди уже, куда шел! Мешаешь!
– Ладно, не кипятись, уже ушел, – в притворном жесте поднял руки собеседник.
В оружейном боксе у своего длинного и изящного байка сидел вечно мрачный долговязый Гот. На раскладном столике в математическом порядке лежали полированные детали мотоциклетной «снайперки». Пустой кронштейн сиротливо торчал из багажного кофра. Гот с мрачной и торжествующей ухмылкой электронным микрометром промерял выработку деталей. Планшет, лежащий поодаль, тут же выводил какие-то гистограммы и графики. Целая батарея с различными смазками и присадками выстроилась в шеренгу по левую руку.
– С утра пораньше драишь орудие убийства? Похвально, – махнул рукой в приветственном жесте Пер.
– Винтовка – лучший друг солдата,– мрачно отозвался тот, – хорошее у тебя утро. Час дня за бортом, – в неспешной манере речи долговязого всегда слышалась плохо закамуфлированная угроза.
– А где Буян? Помнится, вчера он мне проспорил помывку байка. Долг платежом красен.
– Как обычно, лежит пьяный в рембоксе, – презрительная ухмылка на секунду пересекла бледное вытянутое лицо. Не то, чтобы Гот был убежденным трезвенником, нет, пылающие шоты абсента он опрокидывал так же лихо, как и прочие. Но никто никогда не видел его в стельку пьяным. Впрочем, памятуя тяжелый и мрачный характер бойца, никто к нему особо и не лез.
– Опять?! Скотина! – сквозь зубы рыкнул лидер отряда.
Как и ожидалось, Буян лежал на коротком жестком диванчике, свесив не влезшие ноги с подлокотника. Одежда его была перемазана кровью и пылью. Осколки стекла застряли в толстой коже жилета. Разбитая губа опухла, а под глазом красовался роскошный бланш.
Пер со свистом втянул воздух. Костяшки пальцев на кулаках его побелели, а губы сжались в тонкую бесцветную линию.
– А ну просыпайся, скот! – он схватил несчастного за грудки и тряхнул его так, что звякнули подшитые изнутри броневые пластины жилета. – Опять нажрался у Фредди, еще поди и в клетке дрался?! Да тебе скоро стоматологи зубы вставлять перестанут, потому что тупо некуда будет!
– А?! Что?! – дико озирался Буян. – Ох, башка! -Жалобно затянул он, обхватив свой многострадальный череп, словно пытаясь удержать содержимое внутри.
Пер с яростью швырнул страдающее тело на диван:
– Если наведешь врагов, или кто-нибудь левый прознает про гараж – убью! Нет, хуже, разжалую в пешеходы! Вымой здесь все! И все байки тоже. Чтоб через три часа все сверкало, как у кота под хвостом!
С душераздирающим вздохом страдалец привел свое тело в относительно вертикальное положение: «Сделаю».
Предводитель «Секиры Перуна» уже хлопнул дверью в святая святых – «духовный бокс», как в шутку окрестили эту мастерскую члены отряда.
Стандартный гараж на четыре легковых автомобиля был заставлен под самый потолок различной электроникой. Гудели вентиляторы, мигали разноцветные лампочки из полутьмы, остро пахло озоном. В центре в столбе голубоватого света возвышалась мощная катушка и золотой, полированный в зеркало, электрод, покрытый вычурными рунами. Лиловый тлеющий разряд облизывал изгибы символов, запинался об их острые углы, растекался и впитывался без следа в ровном зеркале желтого металла.
Рядом с электродом, раскинув руки в величественном жесте, стоял Старец. Седая, как у старинного мага, борода топорщилась, огрызаясь голубыми искрами статики. Черные очки, водруженные на орлиный нос, отражали выпуклую поверхность электрода, похожую в эту минуту на колдовскую сферу. Кожаная косуха Старца была усеяна шипами и заклепками, точно у канувших в лету олдовых панков.
Он тянул одну ноту, медленно перемещая ладони над рунами. Разряд, как приклеенный, следовал за ними. Наконец, его голос упал вниз, но ненадолго, в ту же секунду он обрел небывалую мощь и силу, взметнувшись вверх и достигнув оглушительного крещендо. Разряд в ответ налился силой и превратился в голубую молнию, которая спрыгнула со своего жилища на усеянные шипами наручи Старца и начала бешено змеиться и прыгать с одной металлической детали на другую. Голос взметнулся еще выше, перейдя в крик, и ослепительно белая молния окутала все тело человека, размашистыми дугами выплясывая на пиках шипов и заклепках.
Внезапно свежий запах озона перебил резкий запах жженой проводки, что-то оглушительно хлопнуло, зашедшийся в эпилептическом танце разряд ударил Старца в грудь и погас. В ту же секунду зажегся яркий общий свет.
– Дупа. – констатировал старик, просунув палец в дырку на куртке посреди груди.
Пер и Старец стукнулись кулаками в старинном приветствии.
– Не идет сегодня? – кивнул Пер.
– Надо бы поправить схему, и ништяк. – заверил его Старец, важно сверкнув черными стеклами очков. На большом экране за его спиной тут же возникла его куртка со сложной схемой. Места шипов и заклепок заменяли какие-то радиотехнические символы, соединенные тончайшими дорожками, ни дать ни взять большой мегаполис. Пробой на схеме отображался большим красным пятном.
Старик достал складной костяной гребень, напоминающий опасную бритву, и, уставившись на схему, принялся расчесывать бороду, как нередко бывало в минуту раздумий.
– Катушка погорела. Где запасная? – бросил он за спину, внимательно изучая схему.
– Кандидату отдал, перематывать, у них в гараже нормально делают. Обещал еще ко вчерашнему дню закончить, – задумчиво поскреб рыжую курчавую бороду Пер.
– Ништяк. – глубокомысленно заключил дед. – Тогда звони ему.
Лидер отряда повел по скуле, вызывая на линзу список контактов, и набрал кандидата. Молния стихла, так что ничего не мешало связи.
– Хм. Не берет. – озабоченно отозвался он спустя минуту. – Попробую заехать к нему в сервис, может, там чего знают.
– Давай, давай, займись, – рассеянно отозвался Старец, во всю колдуя над схемой.
***
В сервисе, где работал кандидат, как всегда было шумно. Работали станки, визжала болгарка. Колотили свои жестянки железячники. Пахло окалиной, маслами и бензином. Веяло теплом от сварки и горячих двигателей.
– Хей, Сеня! – вскинул руку Пер. Низкое, ощущаемое костями, гудение холодной плазмы его байка сменилось едва слышным шелестом по крыльчатке турбины. Могучий двухколесный конь прилег на бетон, спустив воздух из пневмоподвески.
– Хайя, Пер! – ответил перемазанный Семен, скидывая одно ухо защитных наушников.
– Чем занят? – байкер стукнул подставленный для приветствия кулак в промасленных и черных от окалины перчатках.
– А, упырь один заказал «морду» себе переделать, хочет турбину на свое корыто воткнуть. Придурок. Только быстрее тачку угробит. Ну, а мне- то что? Деньги платит – я колочу. Хоть на самокат, а хоть и на задницу ему турбину присобачим!