Древний Египет. Подъем и упадок

По любопытному совпадению, это событие произошло ровно через сто лет после того, как была дешифрована древнеегипетская письменность. Это был настоящий прорыв, с которого началось изучение цивилизации фараонов, оставившей после себя многочисленные надписи. В 1822 году французский ученый Жан-Франсуа Шампольон (1790–1832) опубликовал свое знаменитое «Письмо к г-ну Дасье» (Lettre a M. Dacier), в котором дал верную характеристику иероглифической системы письма и определил произношение многих важных знаков. Поворотный момент в истории египтологии настал после долгого периода исследований. Еще будучи мальчиком, Шампольон заинтересовался древнеегипетским письмом, когда услышал о Розеттском камне[4 - «Розеттский камень» – плита из гранодиорита с выбитыми на ней тремя идентичными по смыслу текстами, найдена в 1799 году на левом берегу основного западного рукава Нила, в 5 км от Средиземного моря, возле небольшого города Розетта (теперь Рашид) недалеко от Александрии. Камень был обнаружен капитаном Пьером-Франсуа Бушаром при сооружении фортификаций. Офицер понял важность находки и отправил камень в Каир, где за год до того по приказу Наполеона был открыт Институт Египта. В 1801 году французы потерпели в Африке поражение от англичан и были вынуждены передать им камень вместе с рядом других памятников. С 1802 года Розеттский камень хранится в Британском музее. Он весит примерно 760 кг, размеры лицевой плоскости 144,4 на 72,3 см. (Прим. перев.)]. Царское воззвание, записанное на камне тремя шрифтами (греческим, демотическим и иероглифами)[5 - Демотическое письмо представляет собой сокращенную скоропись эпохи позднего Египта; сопоставление трех текстов послужило отправной точкой для расшифровки египетских иероглифов. Неясно, почему автор называет текст камня «царским воззванием»: этот текст представляет собой благодарственную надпись, которую в 196 году до н. э. египетские жрецы адресовали Птолемею V Епифану, очередному монарху из династии Птолемеев. (Прим. перев.)], было обнаружено французскими войсками во время египетской экспедиции Наполеона, когда Шампольону было 8 лет, и стало одним из главных ключей для дешифровки. Рано проявившиеся способности Шампольона к языкам позволили ему овладеть древнегреческим и, что еще важнее, коптским – который, являясь прямым потомком древнеегипетского, уцелел в качестве литургического языка египетской православной церкви. Вооруженный этими знаниями и прорисовкой Розеттского камня Шампольон сумел правильно перевести иероглифическую часть текста и тем самым положил начало процессу раскрытия тайн истории Древнего Египта. Составленные им грамматика и словарь древнеегипетского языка, опубликованные посмертно (в 1841 году), впервые позволили ученым прочесть речи фараонов после двух с лишним тысяч лет перерыва.

В то время когда Шампольон работал над тайнами языка египтян, англичанин Джон Гарднер Вилкинсон[6 - Мы сохраняем этот старомодный вариант написания, чтобы избежать путаницы с автором данной книги. (Прим. перев.)]внес не менее важный вклад в изучение их цивилизации. Родившийся за год до экспедиции Наполеона, Вилкинсон отправился в Египет в возрасте двадцати четырех лет и пробыл там еще двенадцать, посещая все известные руины, копируя бесчисленные рисунки и надписи в гробницах; его исследования монументов, созданных фараонами, отличались от всех предшествующих строго научным подходом. (В течение одного года, с 1828-го по 1829-й, и Вилкинсон, и Шампольон находились в Египте одновременно, путешествуя и делая записи, но встречались ли они – не установлено.) Возвратившись в Англию в 1833 году, Вилкинсон обработал собранные материалы и спустя четыре года опубликовал «Быт и обычаи древних египтян» (Manners and Customs of the Ancient Egyptians) в трех томах и «Современный Египет и Фивы» – в двух (1843). Эти произведения были и остаются до наших дней самым обширным сводом данных о древнеегипетской цивилизации.

Вилкинсон стал самым знаменитым и почитаемым египтологом своего века; его, наряду с Шампольоном, считают одним из основателей этой науки. А за год до смерти Вилкинсона родился Говард Картер, человек, которому было суждено поднять египтологию – а также и увлечение общества Древним Египтом – на новую высоту.

В отличие от обоих великих предшественников, Картер «попал» в египтологию почти случайно. Свою первую должность в Британской организации археологических исследований он получил в возрасте 17 лет не из-за глубокого интереса к Древнему Египту, а благодаря умению рисовать и писать акварелью. Но благодаря этому у Картера появилась возможность поучиться на практике у лучших археологов своего времени – в том числе у Флиндерса Питри, «отца египетской археологии», под руководством которого он участвовал в раскопках Амарны, столицы фараона-еретика Эхнатона, где, вероятно, родился Тутанхамон. Копируя изображения на стенах гробниц и храмов для различных экспедиций, Картер изучил древнеегипетское искусство. Личное знакомство со многими археологическими площадками он, несомненно, дополнял чтением трудов Вилкинсона. Наконец, в 1899 году Картера назначили генеральным инспектором Службы древностей Египта по отделу Верхнего Египта, а через 4 года – и Нижнего.

К сожалению, из-за вспыльчивости и упрямства Картера этой многообещающей карьере скоро настал конец: он не пожелал извиниться после одного инцидента с французскими туристами, и его тут же уволили (начальником Египетской службы древностей был тогда француз). Картеру пришлось вернуться к прежним занятиям, и следующие четыре года он зарабатывал себе на жизнь как странствующий акварелист, пока встреча с лордом Карнарвоном в 1907 году не позволила ему возобновить раскопки в Фивах[7 - Директором Службы древностей Египта был в то время известный французский археолог Гастон Масперо (1846–1916). О том, только ли характер Картера был причиной его увольнения, и какую роль в этом сыграл директор, можно судить по вот такому описанию: «8 января 1905 года в их лагерь вломились несколько пьяных французских туристов, которые сначала потребовали проводника для экскурсии в мастабу (гробницу), а потом затеяли драку… И, естественно, Картер приказал охранникам защитить археологов и сами раскопки. Этот незначительный инцидент перерос в настоящую драму. Взбешенные туристы потребовали от лорда Кромера, главного английского консула в Египте, чтобы Картер официально извинился перед ними, но «упрямый глупец», убежденный в своей правоте, наотрез отказался. Мало того, решил подать в суд, а как иначе?… Масперо, хоть и неплохо относился к Картеру, вынужден был под давлением официальных лиц наказать строптивого археолога и назначил его в дельту Нила, в город Танта, представлявший очень небольшой археологический интерес. И уже в октябре того же, 1905, года Картер ушел… По старой памяти, в 1907 году Гастон Масперо порекомендовал его богатому… англичанину лорду Карнарвону…» См.: Татьяна Федотова, Александр Кузнецов, «Говард Картер. На службе у Тутанхамона» // Человек без границ. 2009, № 6. С. 28–33. (Прим. перев.)].

После пятнадцати долгих, знойных и не слишком плодотворных лет Картер и его спонсор наконец-то сделали величайшее открытие в истории египтологии.

В тот ноябрьский день 1922 года, после заката, потрясенная компания отправилась ночевать в доме Картера, но спалось им всем плохо. Невозможно было сразу свыкнуться с тем, что случилось. Они совершили величайшее в мире открытие. Отныне всё пойдет по-другому. Но Картера все-таки донимала тревога: они обнаружили гробницу Тутанхамона, они видели цветы, оставленные там после похорон, но остался ли сам царь, непотревоженный в своем погребальном покое?

С рассветом закипела лихорадочная деятельность – Картер осознал, насколько трудная задача ему предстоит. Нужно собрать – и быстро! – группу специалистов, способных сфотографировать многочисленные предметы в гробнице, составить их опись и обеспечить сохранность. Картер связался с друзьями и коллегами, известил о впечатляющем открытии Службу древностей Египта. Было решено назначить официальное, публичное открытие гробницы на 29 ноября. Такое событие, как первая крупная археологическая находка «века печати», естественно, не могло не привлечь мировую прессу. Когда вся эта публика соберется, у Картера уже не будет возможности контролировать ситуацию. Если он хотел узнать тайну царского погребения без помех и вовремя, ему следовало действовать с опережением и за спиной чиновников из ведомства древностей.

И вот вечером 28 ноября, за считаные часы до прибытия репортеров, Картер и трое его товарищей, тайком ускользнув от собравшихся толп, снова вошли в гробницу. Чутье подсказывало Картеру, что темнокожие фигуры у правой стены передней камеры, должно быть, охраняют вход в погребальную камеру. То, что стена за ними оштукатурена, свидетельствовало о том же. Картер и здесь проделал небольшое отверстие в стене, на уровне пола, ровно такое, чтобы протиснуться, и, прихватив на этот раз электрический фонарик вместо свечки, проник внутрь. За ним последовали Карнарвон и леди Эвелин; Каллендер из-за своей дородной комплекции вынужден был остаться снаружи.

Они очутились перед огромным позолоченным ковчегом, который заполнял почти все помещение. Открыв его дверцы, увидели второй ковчег, вставленный в первый… потом и третий, и четвертый ковчег, внутри которого находился каменный саркофаг. Теперь Картер мог быть уверен: тело царя лежало там, внутри, никем не тронутое за тридцать три столетия. Выбравшись обратно в переднюю комнату, Картер торопливо и довольно неуклюже замаскировал следы своего вторжения корзиной и связкой тростника. Только через три месяца другим людям стало доступно то, что увидели тогда Картер, Карнарвон и леди Эвелин.

О публичном открытии гробницы Тутанхамона 30 ноября 1922 году кричали газетные заголовки по всему миру, возбуждая воображение читателей и поднимая волну всеобщего интереса к сокровищам фараонов. И это было только начало! В 1923 году, 16 февраля, была официально открыта погребальная камера. Через год удалось поднять весящую тонну с четвертью крышку огромного каменного саркофага – для этого Каллендеру пришлось применить свои технические знания. Внутри саркофага оказались новые преграды, защищающие тело фараона: в дополнение к четырем позолоченным ковчегам – три гроба, вложенных один в другой. Два наружных гроба были изготовлены из позолоченного дерева, но третий, внутренний, – из цельного золота. Во всех гробах лежали амулеты и ритуальные предметы, которые нужно было тщательно задокументировать и вынуть, прежде чем переходить к следующему слою.

Весь процесс, от поднятия крышки саркофага до открытия третьего гроба, занял более восемнадцати месяцев. Наконец, 28 октября 1925 года, почти три года спустя после открытия гробницы и два – после безвременной смерти Карнарвона (не от проклятия фараона, а от заражения крови), настал момент, когда должны были открыться мумифицированные останки юноши-царя. Крышку внутреннего гроба подняли при помощи сложной системы блоков, использовав сохранившиеся по его сторонам ручки. Царская мумия была залита бальзамическими смолами, почерневшими от времени. Поверх этой смолистой массы лежала великолепная погребальная маска из кованого золота. Она покрывала голову и лицо царя, ей было придано портретное сходство с чертами юного монарха. На головном уборе были изображены коршун и кобра – символы царственности, а вокруг шеи – широкий воротник, инкрустированный стеклом и полудрагоценными камнями. Картер и Тутанхамон наконец-то встретились.

Маска Тутанхамона является, пожалуй, самым прекрасным артефактом из всех найденных памятников древних цивилизаций. Она восхищает нас сегодня – как и тех, кто первыми взглянул на нее в современную эпоху, почти сто лет назад. В 1960–1970 годы именно она служила главной приманкой для миллионов людей, посетивших передвижную выставку Тутанхамона по всему миру, от Ванкувера до Токио. Хотя я был еще слишком мал, чтобы посетить выставку когда ее привезли в Лондон, мне попал в руки каталог, который и стал для меня введением в экзотический мир Древнего Египта. Я помню, как читал его дома в возрасте шести лет, сидя на площадке лестницы, удивляясь драгоценностям, золоту, странным именам царей и богов… Сокровища Тутанхамона заронили в мою душу семя, которое спустя много лет принесло свои плоды.

Но почва для этого семени была уже подготовлена. Еще на год раньше, перелистывая страницы своей первой детской энциклопедии, я долго рассматривал сравнительную таблицу различных письменностей. Греческий, арабский, индийский и китайский шрифты меня не впечатлили, а вот египетские иероглифы равнодушным не оставили. В книге было приведено лишь несколько знаков, но этого хватило, чтобы я научился записывать свое имя. Иероглифы и Тутанхамон направили меня на путь египтологии.

И в самом деле, письменность и царская власть – это два краеугольных камня египетского общества, основополагающие характеристики, по которым мы отличаем его от других цивилизаций древности. Несмотря на усердные старания археологов отыскать в мусорных кучах и мастерских следы повседневной жизни простых граждан, изобильные письменные материалы и монументальные здания, оставленные фараонами, по-прежнему определяют наш взгляд на Древний Египет и египетскую историю.

Перед лицом столь неколебимых свидетельств мы невольно склоняемся к тому, чтобы принимать их за чистую монету – и тексты, и архитектуру. И всё-таки блистательные сокровища фараонов не должны заслонять от нас гораздо более суровую истину. При всем великолепии монументов, красоте произведений искусства и высоких достижениях культуры жизнь в Древнем Египте имела и темную сторону.

Даже первые фараоны понимали, насколько сильным оружием для объединения народа и подчинения его государству является идеология. В те времена донести отвлеченную идею до людей можно было только посредством зрительных образов. На самом раннем этапе развития цари Египта сформулировали и ввели в употребление те приемы укрепления власти, которыми мы пользуемся и поныне: изысканные парадные наряды, мундиры и тщательно срежиссированные выходы на публику, подчеркивающие отличие властителя от народа; пышные зрелища по поводу важных государственных событий; патриотическое рвение, выражаемое устно и визуально. Но фараоны и их советники знали также, что удержаться наверху помогают и менее красивые способы: политическое лицемерие, насаждение ксенофобии, слежка за населением и суровое наказание инакомыслящих.

Занимаясь изучением Древнего Египта более двадцати лет, я всё сильнее сомневался в предмете своих исследований. Ученые и энтузиасты равно склонны рассматривать царскую культуру сквозь призму благоговения. Мы восхищаемся пирамидами – не давая себе труда задуматься о том, какая политическая система сделала возможным их создание. Мы с невольным удовлетворением читаем о военных победах фараонов – Тутмос III в битве при Мегиддо, Рамзес II под Кадешем, – забывая, насколько жестокими были войны Древнего мира. Нас увлекают странности царя-еретика Эхнатона и всех его творений – но не интересует, каково жилось при фанатичном правителе-деспоте (хотя телевизор постоянно указывает нам на современные параллели – например, на Северную Корею).

Между тем, недостатка свидетельств о темной стороне фараоновской цивилизации нет. От человеческих жертвоприношений I династии до крестьянского бунта при Птолемеях Древний Египет был обществом, где отношения между царем и подданными строились на принуждении и страхе, а не на любви и почитании; где царская власть была абсолютной, а жизнь ценилась дешево.

Цель этой книги – дать более полную и взвешенную картину древнеегипетской цивилизации, чем та, которую мы часто видим на страницах научных или популярных сочинений. Я решил показать взлеты и падения, успехи и неудачи, отвагу и жестокость – всё то, из чего состояла жизнь при фараонах.

История Нильской долины вскрывает систему отношений между правителями и народом – систему, которая оказалась чрезвычайно устойчивой. Древние египтяне еще пять тысяч лет назад создали концепцию национального государства, до сих пор преобладающую на нашей планете. Это изобретение египтян поразительно не только своим быстрым возникновением, но и долговечностью: государство фараонов просуществовало в своем изначальном виде три тысячи лет. Для сравнения напомним, что Рима хватило всего на тысячу, а западная культура пока насчитывает только две.

Главной причиной столь удивительной прочности является то, что философский и политический фундамент, заложенный еще при рождении Древнего Египта, был так хорошо подогнан к национальному менталитету, что сделался архетипом на сто поколений вперед. Хотя и случались длительные периоды политической раздробленности, децентрализации и смут, единовластие царя оставалось живым идеалом. Политические убеждения, сопряженные с национальным мифом, могут глубоко внедриться в сознание людей.

Крайне трудно найти точки соприкосновения с культурой, настолько отдаленной от нашей во времени и пространстве. Древний Египет был слабо заселенной страной с родо-племенным обществом. Религия – многобожие, отсутствие денежного оборота в экономике, низкий уровень грамотности, обожествление царственности в качестве основы идеологии… По всем этим основным характеристикам он абсолютно чужд современным исследователям, в том числе и мне самому. Поэтому, помимо ознакомления с исследованиями, накопившимися за два столетия, изучение Древнего Египта требует еще и немалой доли воображения.

И всё-таки наш нынешний опыт также может пригодиться. Изучая истории правителей Древнего Египта, мы различаем те же мотивы, что и сейчас движут честолюбивыми мужчинами и женщинами, – только впервые попавшие на страницы истории. Кроме того, изучение древнеегипетской цивилизации вскрывает те способы, при помощи которых организовывали, запугивали, подавляли и покоряли многие народы – используемые вплоть до наших дней. И, оглядываясь назад, мы можем ясно различить в самоуверенности культуры фараонов зародыш ее краха.

Взлет и падение Древнего Египта служат уроком для всех нас.

Часть I

Божественное право (5000–2175 годы до н. э.)

Пирамиды в Гизе – главный символ Древнего Египта. В историческом контексте они являются вехой первого значительного расцвета его цивилизации, Древнего царства. Однако и пирамиды, и развитая культура, которую они представляют, не возникли готовыми в один момент, из ничего. Ей предшествовал длительный период созревания. Истоки и ранние фазы развития цивилизации в Египте прослеживаются, по меньшей мере, еще до двух тысяч лет раньше пирамид, вглубь отдаленного доисторического прошлого страны.

На протяжении многих столетий обитатели плодородной долины Нила и засушливых степей к востоку и западу от нее формировали основы египетской культуры, оригинальный характер которой обусловили уникальные условия окружающей среды. По мере того как соперничающие территории сплачивались посредством торговли и завоеваний, социальное развитие ускорялось; и ко времени появления I династии царей Египта все основные компоненты первого в мире национального государства уже имелись в наличии.

За следующие восемь веков возникла великая цивилизация, и наиболее полным ее выражением стали монументы на плато в Гизе. Но, как слишком хорошо знали египтяне, порядок и хаос всегда идут рука об руку. Широко размахнувшееся государство увяло так же быстро, как и расцвело, под напором извне и изнутри. Древнее царство постиг бесславный конец.

В первой части мы дадим краткий обзор этого первого подъема и падения Древнего Египта, от его необычайного рождения до культурного зенита в век пирамид и последующего упадка – таков был первый из многих циклов в долгой истории фараонов. Пожалуй, наиболее яркой чертой этого периода можно назвать идеологию божественной царственности. Внедрение веры в то, что власть монарха божественна, было самым значительным достижением ранних правителей Египта. Эта вера так глубоко укоренилась в сознании египтян, что на протяжении трех тысяч лет оставалась идейной опорой единственной приемлемой модели управления. Хотя бы ради такой долговечности эта модель заслуживает звания величайшей политической и религиозной системы в мире. Она находила свое выражение в искусстве, литературе, ритуалах – и прежде всего в архитектуре. Именно эта идея и вдохновляла на создание гигантских царских гробниц и оправдывала все усилия, затраченные на них.

Служившие царю сановники, чьи административные таланты позволили возвести пирамиды, также оставили после себя монументы – богато декорированные склепы, свидетельствующие об изысканности вкусов и обширных ресурсах двора. Но у медали царской власти была и оборотная сторона: присвоение земель, подневольный труд, пренебрежение человеческой жизнью – эти черты так же характерны для века пирамид, как и грандиозная архитектура. Беспощадная эксплуатация природных и человеческих ресурсов Египта требовалась для осуществления безграничных амбиций государства, и это положение сохранялось в последующие века правления фараонов. Поскольку цари правили по божественному праву, их мало интересовали права их подданных. Эта тема станет неизменной особенностью истории Древнего Египта.

Глава 1. Начало начал

Первый царь Египта

В холле Египетского музея в Каире можно увидеть под высоким стеклянным колпаком древнюю пластину из мелкозернистого, зеленовато-черного камня немногим более двух футов в высоту и всего лишь с дюйм толщиной[8 - То есть 63,5 на 2,5 см. (Прим. перев.)]. Камень имеет форму щита, с обеих сторон его покрывают рельефные изображения. Хотя фигуры не утратили четкости очертаний, их трудно различить в рассеянном, мутном свете, который проникает сквозь покрытый пылью купол холла. Большинство посетителей едва удостаивают этот странный предмет беглого взгляда, направляясь сразу к золоту Тутанхамона на втором этаже. А между тем эта скромная пластина – один из важнейших документов, дошедших до нас от древнейших времен Египта. Почетное место, отведенное ей у входа в Египетский музей, величайшее в мире хранилище сокровищ культуры фараонов, подчеркивает ее значимость. Ведь она знаменует собой самое начало древней истории Египта.

Палетка Нармера[9 - Палетка – разновидность палитры, т. е. дощечки для смешивания красок при живописи. В археологии Древнего Египта палетками именуются пластины (зачастую украшенные резными изображениями), изготовленные из твердых, но хорошо режущихся пород камня (как правило, алевролита или асбеста) и использовавшиеся для растирания косметических составов, в том числе и ритуальных. С конца четвертого тысячелетия до н. э. египетские палетки постепенно утратили косметическую функцию и превратились в декоративные и ритуальные предметы; круглое углубление для красок в центре превратилось в изображение круга или исчезло вовсе.В более ранней исторической литературе часто употреблялось слово «палетка», которое кажется нам более удачным для обозначения предмета диаметром более полуметра. Ведь «палетка» означает нечто маленькое, а вдобавок в русском языке у этого слова есть вполне конкретное устоявшееся значение (целлулоидная офицерская линейка). Но мы вынуждены использовать то написание, которое более принято в современной литературе. (Прим. ред.)], как ее именуют египтологи, стала символом раннего Египта, но обстоятельства ее обнаружения остаются неясными. Зимой 1897/98 годов британские археологи Джеймс Кьюбелл и Фредерик Грин производили раскопки на месте древнего Нехена (теперь Ком эль-Ахмар), «города сокола» (по-гречески Гераконполис), на дальнем юге Египта. Жажда кладоискательства не прошла даже в конце XIX века, поэтому Кьюбелл и Грин, хотя и применяли более научные методы, чем многие из их современников, не могли противостоять нажиму своих спонсоров, желавших заполучить нечто ценное (в их понимании). Соответственно, избрав для работы Нехен[10 - Нехен – религиозный и политический центр Верхнего Египта конца додинастической эпохи и времени первых династий. Первое поселение здесь датируется около 4400–3000 годами до н. э. Столица III верхнеегипетского нома, культовый центр бога-сокола Гора Нехенского, которому здесь был выстроен один из древнейших храмов. Храм оставался важным культовым местом и после того, как город потерял значение центра государства. Во время своего расцвета, около 3400 года до н. э., город насчитывал от 5 до 10 тысяч жителей. (Прим. перев.)] – местность, за долгие столетия основательно разрушенную эрозией, где не осталось ни одного целого памятника, – они решили сосредоточить свои усилия на руинах храма. Он был невелик и неказист по сравнению со знаменитыми святилищами Фив, но его нельзя было назвать и провинциальным убожеством. С самого начала истории страны он был посвящен египетской царственности. Гор (Хор), бог с головой сокола, был покровителем египетской монархии. Разве это не логично: искать царские клады в таком храме?

Увы, поначалу результаты их разочаровали: они нашли остатки стен из сырцового кирпича, какого-то кургана, облицованного камнем; несколько выветренных и разбитых статуй… Ничего особенного. Тогда перешли на участок возле кургана – но там археологи натолкнулись на толстый слой глины, не поддававшийся систематическим раскопкам. Казалось, город сокола не желал раскрывать свои секреты. Но потом, когда Кьюбелл и Грин все-таки пробились сквозь толщу глины, они наткнулись на россыпь ритуального инвентаря, пестрый набор священных предметов, которые некогда, в далеком прошлом, были собраны и закопаны здесь храмовыми жрецами. Ценных вещей, то есть золота, там не было, но «главный склад», как ученые-оптимисты окрестили находку, действительно содержал кое-что интересное и необычное. И прежде всего – каменная пластина, покрытая резными изображениями.

О назначении этого предмета задумываться не пришлось: круглое плоское углубление посередине одной стороны намекало, что это – палетка, пластина для растирания красок. Но в таком виде она явно не годилась для ежедневного приготовления косметики. Судя по сценам на обеих ее сторонах, вырезанным искусно и подробно, она служила чем-то вроде памятного знака в честь успехов прославленного царя. Две богини-коровы благосклонно взирают сверху на монарха, который стоит в извечной позе египетского правителя – замахнувшись булавой на врага; эта фигура занимает одну из сторон палетки.

Археологи задались вопросом, кто он и когда правил. В маленьком прямоугольнике, на самом верху палетки, они заметили два иероглифа, которые подсказали им ответ: сом (nar) и резец (mer). Сложив их звуковые значения, можно получить имя – Нармер. Этот царь не был до того известен науке. К тому же и стиль рельефов на палетке Нармера указывал на очень раннюю дату. Впоследствии выяснилось, что Нармер был не просто «ранним» царем, а первым правителем объединенного Египта. Он взошел на трон около 2950 года как первый царь I династии. Так, роясь в глине Нехена, Кьюбелл и Грин наткнулись на документ об основании древнеегипетского государства.

Хотя Нармер был первым царем, вошедшим в историю, история Египта началась не с него. На знаменитой палетке иконография египетских царей представлена уже в своей устоявшейся, классической форме. Однако часть мотивов – фантастические животные со змеевидными переплетенными шеями, бык, бодающий рогами вражескую крепость, – уводят нас в отдаленное, доисторическое прошлое. Большая памятная палетка Нармера наглядно показала, что фундамент египетской цивилизации был заложен задолго до него.

Пустыня в цвету

Палетка Нармера демонстрирует, в малом масштабе и на раннем этапе, то мастерство обработки камня, в котором египтяне не имели себе равных ни в древности, ни в современном мире. Изобилие разнообразных материалов на территории Египта в сочетании с техническими достижениями обеспечили египтянам отличное средство для утверждения их культурной идентичности. Преимуществом камня является также его прочность, и египетские монументы сознательно создавались на века[11 - Рискнем оспорить это утверждение автора: достаточно вспомнить каменные кружева французской готики или белокаменные узоры древнерусских церквей, не говоря уж о храмах Индии – все эти шедевры также создавались на века. (Прим. перев.)].

Истоки этой тяги к монументальности можно найти в Западной пустыне, поблизости от современной границы между Египтом и Суданом. Эта отдаленная местность в Нубийской пустыне (около 100 км к западу от Абу-Симбела и 800 км к югу от Каира) известна археологам как Набта-Плайя. В наши дни магистральная дорога, служащая для перевозки строительных материалов в рамках проекта «Новая долина», прорезает пустыню примерно в двух милях от нее[12 - Набта-Плайя – название пересохшего бессточного бассейна в Нубийской пустыне на юге современного Египта. Знаменит мегалитическим комплексом, созданным около 4900 года до н. э. для астрономических наблюдений. Проект «Новая долина» осуществляется правительством Египта, начиная с 1997 года. Цель проекта – обводнение Западной пустыни (которая является частью Сахары). Запланирована прокладка канала длиной 310 км. Когда территория станет пригодна для жизни, это позволит решить проблему быстрорастущего населения Египта. (Прим. перев.)].

Но еще совсем недавно Набта-Плайя была предельно далека от всякой цивилизации. ее единственной достопримечательностью была стоянка с колодцем на грунтовой дороге, соединяющей оазис Бир-Кисеиба с берегами Асуанского водохранилища. Ровное дно древнего высохшего озера (по-арабски «плайя») и близость к гряде песчаных дюн делают Набту подходящим местом для ночлега. Однако там есть и кое-что еще – гораздо большее, чем может показаться на первый взгляд. По равнине разбросаны большие камни: не обычные валуны, а мегалиты, которые некогда откуда-то притащили сюда и расставили в ключевых точках по краю бывшего озера. Одни стоят в гордом одиночестве, будто часовые, выделяясь на горизонте; другие установлены рядами. Самое удивительное – это круг из камней, расположенный на небольшом возвышении: они стоят попарно, лицевой стороной друг к другу. Две пары ориентированы по оси север-юг, две другие указывают на восход солнца в день солнцестояния.

Никто ничего не знал про Набта-Плайю – и вдруг, совершенно неожиданно, она явилась из тьмы веков как «древнеегипетский Стоунхендж», священный пейзаж, украшенный каменными узорами. Расположение их было явно не случайным. Научная датировка этих странных монументов по слоям почвы выявила чрезвычайно раннюю дату их создания: начало пятого тысячелетия до н. э. В то время, как и в более ранние периоды, Сахара отнюдь не была столь безводной, как в наши дни. Из года в год летом здесь шли дожди, озеро наполнялось, и пустыня зеленела. Земля вокруг озера была пригодна и для возделывания, и для выпаса стад.

Люди, приходившие в Набта-Плайю, чтобы воспользоваться этим сезонным изобилием, были полукочевыми скотоводами, они скитались со своими стадами по просторам восточной Сахары. И здесь были найдены во множестве кости крупного рогатого скота, а также следы человеческой деятельности, разбросанные по всей равнине: осколки страусиных яиц (служивших для хранения воды; из мелких осколков делали украшения), кремневые наконечники стрел, каменные топоры и зернотерки для обработки зерен злаков, которые выращивали на берегах озера.

Сезонное плодородие придавало Набте особое символическое значение в сознании кочевников: это место, фиксированное в пространстве, посещаемое из поколения в поколение, постепенно превратилось в ритуальный центр. Установка камней в определенном порядке, несомненно, требовала серьезных совместных усилий. Так же, как британский Стоунхендж, монументы Набты свидетельствуют о высокой степени общественной организации здешних доисторических племен.

Конечно же, пастушеский образ жизни требовал, чтобы кто-то взял на себя руководство племенем. От вождя требовалась мудрость, умение принимать решения на основе досконального знания окружающей среды, чередования сезонов и острого чувства времени. Скот нужно поить ежедневно – а значит, следует рассчитывать дневные переходы так, чтобы к вечеру выйти к какому-нибудь водоему. Поэтому определение сроков прихода на равнину Набты и ухода оттуда могло быть вопросом жизни и смерти для всего племени.

Назначение стоячих камней и «календарного круга», вероятно, заключалось в предсказании сезона дождей. Этот период, критически важный для кочевников, наступал вскоре после летнего солнцестояния. Когда начинались дожди, люди устраивали праздник, приносили в благодарственную жертву часть своих стад и хоронили животных в могилах, которые накрывали большими плоскими камнями. Под одной из таких плит археологи нашли не кости, а большой блок песчаника, старательно обработанный и напоминающий по форме корову. Датируется это изделие, как и календарный круг, началом пятого тысячелетия до н. э.; оно является самой ранней из известных монументальных скульптур в Египте. Так выглядела отправная точка, с которой началось развитие камнерезного искусства, служившего впоследствии фараонам, – в Западной пустыне, у доисторических кочевников-скотоводов, более чем за тысячу лет до прихода к власти I династии. Археологам пришлось пересмотреть свои теории о происхождении Египта.

На другом конце Египта, в Восточной пустыне, также были сделаны замечательные открытия, которые подтвердили, что колыбелью древнеегипетской цивилизации были засушливые земли, обрамляющие долину Нила. Тысячи наскальных рисунков, выбитых на обрывах песчаника, можно видеть в сухих долинах (так называемых вади), пересекающих холмистую область между Нилом и холмами у Красного моря. В некоторых местах, обычно рядом с естественными укрытиями – скальными навесами или пещерами – концентрация таких рисунков особенно велика. Одно из них, поблизости от пересохшего пруда в Вади-Умм-Салам, даже сравнивали с Сикстинской капеллой. Эти изображения представляют собой самый ранний образец сакрального искусства Египта, предшествующий классическому стилю религиозных росписей на добрую тысячу лет. Как и увлекающиеся скульптурой жители Набта-Плайи, доисторические художники Восточной пустыни, видимо, были скотоводами: изображения принадлежавшего им скота – а также диких животных, на которых они охотились в саванне, – преобладают в их композициях. Но для выражения своих верований они не ставили мегалиты, а использовали гладкие поверхности скал, предоставленные им самой природой, превращая их в сакральные полотна. Боги, плывущие в священных ладьях, ритуальные охоты на диких животных, – ключевые сюжеты иконографии фараонов, – широко представлены в наскальном искусстве Восточной пустыни. То, что в наши дни эта область труднодоступна и непригодна для обитания, указывает на ту решающую роль, которую она сыграла в становлении Древнего Египта.