Древний Египет. Подъем и упадок

Фактически монархия как форма организации государства была изобретением египтян. Среди ранних цивилизаций древнего мира только в Египте такой способ правления был внедрен с самого начала его истории. В Месопотамии (современный Ирак) города-государства базировались на местных храмах, политическая и экономическая власть была сосредоточена в руках верховных жрецов. Лишь позднее развилась монархическая система, и она никогда не достигала такого уровня цельности или всемогущества, как египетская.

А в долине Нила цари правили народом с доисторических времен. Недавние раскопки раннего царского некрополя в Абджу выявили захоронения, датируемые периодом около 3800 года. В одном из них найден керамический кубок, украшенный изображением царя, которое можно считать самым ранним из найденных. Мы видим высокую фигуру человека с пером, воткнутым в волосы; в одной руке он держит булаву, в другой – веревку, которой связаны три пленника. Покоренные враги, сочетание булавы и пера в прическе – которое встречается также на доисторических наскальных рисунках Восточной пустыни – позволяет идентифицировать изображенного как царя, даже если он, вероятно, правил лишь небольшой территорией. Царственность появилась примерно в то же время, насколько можно судить, и в Верхнем Египте. Это следует из находки в пустыне близ Нехена фрагмента керамики из Нубта, украшенной изображением венца и монументального здания с колоннами[22 - Автор в своем увлечении Египтом упрощает общую ситуацию и преувеличивает степень самодержавности египетских монархов. В научной литературе можно найти и другие мнения на этот счет. Фигура на древнем сосуде указывает на высокий статус – но племенных вождей хоронили не менее богато, чем впоследствии царей. Символы власти, конечно, вполне могли быть заимствованы потомками – но сосуд сам по себе не является доказательством монархического строя. (Прим. перев.)].

Примерно к 3500 году уже сложилась характерная для царской власти иконография; она ярко выражена в одном из захоронений в Нехене, известном под названием «Гробница с росписями». Одна из внутренних стен ее погребальной камеры была оштукатурена и расписана: сцены, оформленные в виде фриза, повествуют об участии царя в различных ритуалах. Особое место отведено впечатляющей процессии лодок, но в углу этой композиции показан царь, повергающий трех связанных пленников. Этот мотив, уже присутствовавший на сосуде из Абджу, стал основным образом египетской царственности. Мы встречаем его начиная с палетки Нармера, а затем на стенах храмов до самого конца цивилизации фараонов. Символы ранних царей были не только жестокими… но и устойчивыми.

Корона и скипетр

В процессе формирования государства быстро развивалось и искусство, которое должно было выражать идею царственности по мере ее развития и оформления. Мы можем проследить эти изменения на ряде церемониальных предметов и памятных надписей. Особенно впечатляет так называемая Львиная палетка, схожая с палеткой Нармера, но датируемая примерно столетием раньше[23 - Описываемый предмет в английской литературе именуется «Battlefield palette», то есть «палетка поля боя». Всего известно 9 таких палеток, происхождение большинства из них не выяснено, так же как и точная датировка. (Прим. перев.)]. Если памятный знак Нармера показывает на самом видном месте царя в человеческом облике, то на более старой палетке правитель имеет вид огромного льва, топчущего и грызущего врагов, лежащих ниц на поле боя. Художник явно стремился показать царя как силу природы. В том же духе трактуется победоносный египетский царь на надписи, вырубленной примерно тогда же в местности Джебель Шейх-Сулейман вблизи от Второго порога Нила в Нубии: он показан как гигантский скорпион, держащий в своих жвалах веревку, которой связан побежденный нубийский вождь. От времени Нармера до нас дошел цилиндр из слоновой кости, где царь имеет вид злобного нильского сома, побивающего большой палкой ряды пленников. Суть иносказания ясна: царь – не простой смертный, правящий благодаря своим способностям и происхождению; он также обладает силой и свирепостью диких животных, сверхчеловеческой мощью, дарованной ему милостями богов. Чтобы подняться над своими подданными, правители доисторического Египта стремились приобрести богоподобный статус.

Кульминацией этих тенденций стала палетка Нармера. Ее форма напоминает о временах, когда скотоводы-полукочевники носили всё свое имущество с собой и могли проявить художественные склонности, только разрисовывая собственное тело. В ритуальной жизни такого общества раскраска лица играла важнейшую роль, и косметические палетки были любимым и ценным предметом. Но ко времени Нармера они стали уже чем-то вроде памятного знака, отмечающего важнейшие события, в данном случае – проявление всемогущества и божественности царя.

Отделка палетки Нармера также соединяет два мира, два века. Плоское углубление посередине, напоминающее о ее практическом назначении, обрамлено сплетенными шеями двух сказочных созданий, которых слуги держат на поводках. Эти «змеепарды» (леопарды со змеиными шеями) – не египетские по происхождению. Они принадлежат к художественному канону Древней Месопотамии. Заимствование произошло в период интенсивного обмена между двумя великими культурами на рубеже истории, когда идеи и влияния с берегов Тигра и Евфрата достигали отдаленной долины Нила. Додинастические правители Египта были заинтересованы в укреплении своей власти и влияния. Им требовались проверенные и надежные способы демонстрации того и другого, и они охотно заимствовали за рубежом то, что им подходило. Поэтому на протяжении нескольких поколений культура египетской элиты усвоила ряд месопотамских изобразительных мотивов, позволяющих выразить сложные, отвлеченные понятия – например, царственность (розетка) или соглашение между противоборствующими силами (два сплетенных зверя). Но как только заимствованные идеи давали желаемый эффект, их вытесняли местные изобретения; пожалуй, единственное, что не было отброшено, – это месопотамский стиль в архитектуре царского дворца и других общественных зданий. В палетке Нармера отражен этот момент поворота в истории культуры: месопотамские мотивы на одной стороне, чисто египетские – на другой. Египетская цивилизация достигла совершеннолетия и обретала собственный голос.

Доисторические и исторические приемы выразительности сочетаются и в изображении самого Нармера. С одной стороны, он показан в виде дикого быка, проламывающего стены мятежной крепости и топчущего поверженного врага. Но, перевернув палетку, мы видим правителя уже не в животном облике: победоносный царь – человек, и этот образ становится господствующим. Идеология царской власти не изменилась, но способ ее выражения претерпел глубокую трансформацию. Отныне изображать царя как животное становится неприлично. Божественность требовала более возвышенных и изысканных образов.

Монархи всех времен пользовались различными способами, чтобы отличаться от своих подданных. Царские регалии воплощают различные атрибуты царственности, они служат чем-то вроде наглядного пособия по действующей идеологии. В христианских монархиях корона с крестом напоминает о том, что власть короля или царя – преходяща, над нею есть власть высшая, божественная, а скипетр является символом справедливого суда. В Древнем Египте регалии тоже указывали на характер царской власти. Многие из их элементов также происходят из доисторической эпохи. Самый ранний из найденных в Египте атрибутов власти датируется периодом около 4400 года – более чем за четырнадцать веков до возникновения династической традиции. Это простой деревянный жезл около фута длиной, с утолщениями на концах. Его нашли рядом с владельцем в захоронении Эль-Омари близ Каира. Большая палка, несомненно, является главным символом власти, и она оставалась знаком высокой должности на протяжении всей древнеегипетской истории.

Однако монархия требует изысканности. Поэтому на раннем этапе развития египетской системы простая палка превратилась в нечто более сложное – скипетр. Как мы уже упоминали, в одной из додинастических гробниц Абджу был найден скипетр из слоновой кости в форме изогнутого пастушеского посоха; эта форма так прочно ассоциировалась с властью, что она стала иероглифом со смыслом «правитель». В сочетании с цепом или стрекалом – пучок веревок с завязанными узелками или нанизанными бусинами, закрепленный на рукояти, – посох стал символом царского достоинства, точнее, обязанности монарха и сдерживать, и защищать свое стадо.

Эти основные царские регалии свидетельствуют о доисторических корнях египетской цивилизации. Они уводят нас в прошлое, где основой пропитания было скотоводство, где человек, орудующий посохом и цепом, – тот, кто надзирал за стадами – был и вождем своего общества. Отзвуком тех же времен является странное украшение, которым снабжена фигура Нармера на обеих сторонах палетки: бычий хвост. Оно служило указанием на то, что царь обладает мощью дикого быка, самого страшного и свирепого представителя фауны Древнего Египта, и обеспечивало подсознательную связь между династической монархией и ее додинастическими предшественниками.

Корона – главная регалия монархии. Владыки всегда старались носить особые головные уборы, которые поднимали их выше остального народа (и в буквальном, и в переносном смысле). Как и концепция национального государства, корона, похоже, является изобретением древних египтян. И, в соответствии с египетским мировоззрением, их цари носили не одну, а две разных короны, символизирующие две половины царства. С самого начала исторической эпохи «красная» корона обозначала Нижний Египет. Она представляла собой плоский угловатый головной убор с высоким коническим выступом сзади, к которому прикреплялось украшение, завитое наподобие хоботка пчелы. Другая, «белая» корона – высокий конический колпак с утолщением на верхушке – была символом Верхнего Египта.

Мы знаем, что египтяне любили отмечать бинарные разделения в природе, но в данном случае оно было создано искусственно. Археологические находки, датируемые доисторическим периодом, свидетельствуют, что обе короны возникли в Верхнем Египте (колыбели царской власти): красная корона в Нубте, а белая – южнее, за Нехеном. Уже после объединения страны более «северную», красную корону назначили символом северного Египта, а более «южную» – символом юга; древние египтяне были мастера придумывать традиции. А где-то при I династии, лет через сто после Нармера, кто-то додумался совместить обе короны, создав двойной убор, знак господства правителя над двумя землями. С тех пор у фараона имелись на выбор три головных убора. В зависимости от ситуации он мог надеть ту корону, которая подчеркивала нужный аспект его власти.

Изобразительное искусство немало способствовало укреплению авторитета царей, но архитектура, с ее монументальными возможностями, была гораздо эффективнее. Как и другие склонные к тоталитаризму правители в истории, цари Египта увлекались грандиозными постройками, которые могли воплотить и увековечить их статус. С самого начала существования египетского государства монархи сумели применить язык архитектуры для целей идеологии. Был разработан стиль, наглядно выражающий идею царственности. Форма фасада из чередующихся выступов и углублений, создающих резкий контраст тени и света в солнечном климате Египта, была впервые разработана в Месопотамии, в середине четвертого тысячелетия до н. э. Как и другие культурные заимствования в период становления государства, этот архитектурный стиль очень нравился ранним правителям Египта. Он казался и экзотическим, и импозантным: идеальный символ царской власти. И его стали охотно применять при постройке царских дворцов, в том числе и в столичной резиденции царя в Мемфисе, где находились все правительственные учреждения.

Стены дворца были покрыты белой штукатуркой (его называли «Белостенным» – этакий Белый дом древности); здание должно было производить ослепительный эффект. Другие постройки в царских поместьях по всей стране сознательно моделировались по его образцу, и чужой архитектурный мотив вскоре стал одной из характернейших примет египетской монархии.

Главная роль

На протяжении всей истории фараонов иконография и архитектура играли важную роль в создании желательного образа царственности среди народа. В такой стране, как Египет, где до 95 % населения было неграмотно, они действовали особенно эффективно. Однако в древнем мире главная угроза царям крайне редко исходила снизу, от масс. В первую очередь монарху нужно было держать в узде тех, кто стоял рядом с ним, – своих советников. Малочисленная группа грамотных высокопоставленных чиновников, которые занимались делами управления, имели гораздо больше возможностей навредить царствующему монарху. Разумеется, все они, как правило, были обязаны своим постом, статусом и богатством царскому благоволению и потому были заинтересованы в поддержании status quo. И всё же умелые идеологи царской власти нашли тонкий способ повысить ее престиж среди образованного класса египтян. В принципе, они подняли положение царя в Египте практически на недосягаемую высоту.

Решение в данном случае было подсказано не иконографией, а письменностью. Иероглифы были изобретены еще в конце доисторического периода с весьма прозаической целью – облегчить хозяйственный учет и экономический контроль над обширной территорией. Но довольно быстро выяснилось, что у письменности есть и идеологический потенциал. На палетке Нармера, например, знаки служат для идентификации действующих лиц (царь, его сторонники и противники) и обозначения основных сцен. Словами (знаками) можно было также передать основные понятия царской титулатуры. В современном западном мире титулы почти утратили своё сакральное значение, которое едва просматривается в таких званиях, как «главнокомандующий» или «защитник веры», – но было очень сильно во времена жестких иерархий. В Древнем Египте имена и титулы были весьма значимы, именно поэтому цари не жалели усилий на разработку системы титулатуры.

Древнейшим из царских титулов было так называемое «Горово имя». Им пользовались еще до Нармера. Оно определяло царя как земное воплощение высшего небесного божества, бога-сокола Гора[24 - В более поздней (жреческой) интерпретации Гор (или Хор, от слова «высота», «небо») – бог гор, царственности и солнца. Первоначально бог-сокол почитался как хищный бог охоты, когтями впивающийся в добычу. Сокол как символ побеждающего воина хорошо известен и в Европе (безотносительно к Египту): его можно видеть на древнерусских стягах и гербах западных рыцарей; со временем это слово просто стало эпитетом храброго воина (ср. «сталинские соколы»). (Прим. перев.)]. Это утверждение было равно и дерзким, и предельно конкретным. Если царь – не просто представитель бога на земле, но воплощение божества, то сопротивляться его власти – значит разрушать сами основы мироздания.

Этот постулат старались подкреплять всеми доступными способами. Царская печать, которую ставили на всех принадлежавших царю вещах или высекали в камне на царских монументах, изображала бога-сокола, стоящего на прямоугольной рамке с Горовым именем царя. Рамка по форме напоминала портал царской резиденции. Все вместе передавало вполне понятную идею: царь в своем дворце действует с благословения бога, и сам он является воплощением бога. Такой формуле монархического правления нечего было противопоставить.

Другой царский титул, встречающийся начиная с царствования преемника Нармера, дает понять, как развивалась дальше идея царственности. Его записывали при помощи знаков коршуна и кобры, в соответствии с иконографией двух богинь. Первая, Нехбет, была связана с городом Нехеб (ныне Элькаб), напротив Нехена, в самом сердце Верхнего Египта. Кобра Уаджет была богиней города Депа, одного из двух городов-близнецов, известных под общим названием Пер-Уаджет (ныне Телль эль-Фарейн) – это был важный центр в области Дельты, и Уаджет считалась покровительницей всего Нижнего Египта.

Итак, два древних божества были избраны символами двух половин страны, а вдвоем эти богини стали защитницами монархии. Это был умный ход: из двух комплексов местных верований и обычаев создать общегосударственную идеологию, сосредоточенную на личности царя. Принятие красной и белой корон было частью того же процесса – как и то, что имени богини Дельты, Нейт, оказывалось явное предпочтение в тронных именованиях царских жен раннего периода. Например, жена Нармера звалась Нейт-хотеп, «Нейт довольна». От болот севера до самых южных уголков долины Нила все основные культы – и их последователи – были вовлечены в орбиту идеологии царственности. Это была блестящая демонстрация принципа «объединяй и властвуй», победа религии в масштабах целой страны.

Третий царский титул, принятый в то же время, что и двойная корона, представлял собою еще более сложное определение роли царя. Он состоял из двух египетских слов: несу бити. В буквальном переводе это означает «принадлежащий тростнику и пчеле», в переносном – «царь двух стран». Точное происхождение этой формулы неизвестно, мы можем выделить в ней несколько уровней смысла. В первую очередь отметим, что тростник мог символизировать Верхний Египет, а пчела – Нижний Египет; но были и более широкие, сложные коннотации. Сюда вошли самые различные пары противоположностей, над которыми был властен царь, и только он мог поддерживать их равновесие: Верхний и Нижний Египет, Черная и Красная земля, царство живых и царство мертвых, и так далее. Этот титул отражал также основную дихотомию египетской царственности – контраст между сакральным чином («несу») и социальной функцией («бити»). Титул «несу бити» напоминал служащим царя о том, что он не только глава государства, но и бог на земле. Таким сочетанием было опасно пренебрегать!

Чем роскошнее, тем лучше

Правители всех сортов, но в особенности наследственные монархи, инстинктивно ощущали объединяющую силу церемоний, ценность срежиссированных постановок, способность публичного ритуала создавать всенародную поддержку. Древние египтяне были мастерами церемониала уже в раннем периоде их истории. Рядом с палеткой Нармера в Нехене нашли каменную, тщательно украшенную булаву, видимо, принадлежавшую одному из предыдущих царей (нам он известен как Скорпион). На ней изображено, как царь исполняет обряд, связанный с ирригацией. Царь открывает плотину при помощи мотыги; рядом слуга, низко склонившийся, держит корзину, чтобы принять взрытую им землю. О торжественности ситуации говорит присутствие носителей опахал, знаменосцев и танцовщиц. Эта сцена, происходившая на заре истории, изображена так живо, что мы ощущаем дух древнейших царских церемоний: практическое действие, превращенное в ритуал с целью подчеркнуть роль царя как гаранта процветания и стабильности.

Из того же клада извлекли еще одну булаву с изображением другой, но не менее важной церемонии. Царь, показанный здесь, уже Нармер, восседает на троне – высоком помосте под навесом – в красной короне, со скипетром-крюком в руке. Рядом с помостом стоят, по обыкновению, двое слуг с опахалами, а также носитель сандалий царя и визирь. Позади них – люди с большими палками: даже сакральная монархия не могла обойтись без охраны. Церемония сама по себе также была по-военному суровой, так как сопровождалась демонстрацией захваченной добычи и взятых в бою пленников пред царским троном. С этой сценой соседствует изображение трех плененных антилоп в загоне. Аналогия эта отчетлива и не случайна. Идеологическая связь между войной и охотой, между буйными силами природы и противниками царя сохранялась на протяжении всей египетской истории.

Раскопки в городе Нехене были недавно возобновлены; при обследовании места, где были найдены палетка и булава Нармера, удалось получить новые, подлежащие осмыслению сведения о методах возвышения образа первых египетских царей. Тот участок, который ранее считали храмом местного бога-сокола – Гора, – возможно, вообще был не храмом, а площадкой для царских церемоний. Согласно этой интерпретации, насыпь в центре окруженного стеной пространства служила основанием для помоста, где царь показывался во время официальных церемоний. Можно предположить, что площадку использовали для различных ритуалов, в том числе и демонстрации пленников. Тогда получается, что на булаве Нармера изображена реальная сцена. В любом случае предметы, найденные в Нехене, свидетельствуют о существовании культа монархии. Судя по декору изделий из слоновой кости, хранившихся в «Главной сокровищнице», большие булавы крепили на высоких шестах по периметру ограды, а потому можно считать, что булавы Нармера и Скорпиона первоначально служили разграничительными знаками на царском дворе.

Исходя из находок в Нехене, мы можем пересмотреть идентификацию многих зданий на остальной территории Египта – часть тех из них, которые прежде были признаны святилищами, также могут оказаться центрами царского культа. Царь и его деяния, несомненно, преобладали в тематике литературных и художественных произведений периода ранних династий, а другие божества играли лишь вспомогательные роли. На ранней стадии развития египетской культуры ответ на вопрос, где обитают боги, мог быть обескураживающим: в Египте! Да, здесь цари действительно были богами. Монархия не была просто связана с религией – они были синонимичны.

Эта тема осталась доминирующей в цивилизации фараонов до самого ее конца, но у нее имелась и темная сторона. Хотя булавы Нармера и Скорпиона – это искусно украшенные предметы, они могут кое-что рассказать нам о характере египетской монархии. Булава была символом власти с доисторических времен по очевидной причине: того, кто носит дубину (исходная форма булавы), нужно уважать и слушаться. Тот факт, что булаву приняли в качестве символа царского могущества, многое говорит о природе царской власти в Древнем Египте. Сцены на палетке Нармера также напоминают нам о жестокости, которая лежала в основе египетской царственности. На одной стороне палетки царь показан с булавой, готовый обрушить ее на врага. На другой Нармер не только уже победил, но и надругался над врагом. Он осматривает ряды обезглавленных тел, у которых к тому же отрезаны гениталии. Головы и пенисы жертв уложены у них между ногами; только одному из убитых оставили его мужское достоинство. Как это ни печально, нам придется признать, что для древних египтян времен Нармера подобное обращение с поверженным противником было рутинной процедурой.

Царь, находясь на вершине египетского общества, воплощал эту обязательную беспощадность. Хотя царя и изображали как объединителя страны, божественную сущность на земле, чей долг – поддерживать миропорядок, царская иконография также давала ясно понять, что защита мироздания подразумевает уничтожение врагов царя, как внешних, так и внутренних. Нармер и его предшественники приходили к власти насильственным путем, и они без колебаний применяли насилие, когда требовалось ее удержать. Образы, используемые для прославления монархии, были откровенно жестокими: царь в виде льва, гигантского скорпиона, свирепого сома, дикого быка или супергероя, размахивающего булавой, – все это заключало в себе и обещание, и угрозу.

В этом контексте одной из самых жутких сцен из жизни раннего Египта является ряд фигур, украшающих навершие булавы Скорпиона. Они представляют собой царские штандарты, символизирующие различные аспекты власти царя. Но они также служат в качестве виселицы. С каждого из них свисает птица с хохолком, в которой нетрудно распознать чибиса, подвешенная за шею на веревке. В иероглифическом написании чибис (рехит на древнеегипетском языке) символизировал простой народ, противопоставляемый малому кругу родственников царя (пат), стоявших у руля правления. Таким образом, на булаве Скорпиона простолюдины показаны повешенными по воле царской власти. Этот месседж многократно повторялся потом в египетской истории. Например, постамент статуи царя Джосера, строителя первой пирамиды, украшен луками (обозначающими чужестранцев) и чибисами – так, чтобы царь мог попирать ногами как своих врагов, так и подданных. Египтологов коробит от подобных деталей, но с этим ничего не поделаешь. Автократические режимы создаются силой и погибают от силы, и Древний Египет не был исключением.

Самые жуткие примеры этой традиции были найдены в гробницах первых правителей Египта. В Нубте, в некрополе знати, который датируется примерно 3500 годом, кроме обычного погребального инвентаря, нашли еще кое-что. С наружной стороны стен гробницы по ее периметру лежали человеческие берцовые кости, а внутри – набор черепов. Расчлененные тела нескольких людей были, очевидно, захоронены вместе с владельцем гробницы. В Нехене останки, находимые на додинастическом некрополе, часто носят следы скальпирования и обезглавливания. В Адайме, расположенном неподалеку, найдены останки двух человек, которым сперва перерезали горло, а потом отрубили голову. Археолог, нашедший их, предполагал, что это – ранний случай самопожертвования: верные слуги, покончившие с собой, чтобы последовать за своим господином на тот свет. Однако исследование царских гробниц I династии в Абджу заставляет предположить иную, более мрачную трактовку.

При фараонах I династии, преемниках Нармера, царскую гробницу обычно дополняли несколько меньших могил для придворных. В одном случае все люди, ставшие спутниками царя в загробном мире, умерли молодыми – на момент смерти большинству из них было не более двадцати пяти лет. В другой царской гробнице, конца I династии, и царская погребальная камера, и могилы слуг были перекрыты общей крышей. Оба примера однозначно указывают на то, что слуги подверглись ритуальному умерщвлению, поскольку вся свита разом вряд ли очень кстати умерла в один день с монархом. Это могло быть, конечно, и добровольным самоубийством: если узы преданности были сильны, слуги могли захотеть уйти вслед за хозяином. К сожалению, при более тщательном изучении этих захоронений выяснилось, что такое объяснение следует отбросить, поскольку на останках имеются следы удушения (приведшего к смерти). Вывод следует столь же мрачный, сколь и шокирующий: ранние цари Египта обладали властью над жизнью и смертью своих подданных и не упускали случая воспользоваться ею. Быть простолюдином значило быть покорным; а входить в ближний круг царя значило жить в страхе. Трудно сказать, который из вариантов приятнее…

С максимальным размахом служащих убивали несколько позже: вокруг гробницы Джера, третьего царя I династии (ок. 2900 года), найдено 318 захоронений. Выглядит это так, словно правители Египта, добившись абсолютной власти, постоянно испытывали ее на прочность. Среди тех, кого погребли рядом с царем, чтобы верно служили ему и за гробом, были не только люди, но и животные. Характерно, что для прокормления наложниц и собак предназначалась одна и та же провизия (из оставленных в гробнице припасов). Можно видеть из этого факта, насколько низок был статус слуг при дворе царей Египта. Впрочем, после правления Джера и его преемника Уаджи (Джета) обычай убиения слуг соблюдался все реже, а в конце I династии совершенно исчез. Было ли это вызвано причинами экономическими или религиозными, остается лишь гадать. Ведь уничтожение всего персонала по окончании каждого царствования было нерациональным разбазариванием ресурсов, а древние египтяне отличались удивительным практицизмом.

О человеческих жертвоприношениях свидетельствуют также ярлыки из царских гробниц. Когда-то их привязывали к кувшинам и ящикам, в которых хранилась провизия. На некоторых из них есть рисунки – сцены с участием царя. Два ярлыка, явно относящиеся к одному и тому же событию, изображают мужчину со связанными за спиной руками, стоящего на коленях. Перед ним на полу стоит большая чаша. И не нужно гадать, что происходит, так как рядом стоит человек с длинным ножом, готовый вонзить его в грудь жертвы. Письменных объяснений к этой сцене нет, здесь, несомненно, показано ритуальное убийство пленника – видимо, как часть царского погребения.

Вещи, которые укладывали в царскую гробницу, и слуги, захороненные вокруг нее, должны были обеспечить царю возможность вести в вечности привычный образ жизни и руководить церемониями. Этим объясняется огромное значение гробниц как хранилища царственности: с самого начала подъема Древнего Египта и до исчезновения фараонов самым важным строительным проектом каждого правителя были именно они. Приготовления к похоронам царя требовали больших усилий, затрат труда, материалов и человеческих жизней. Есть мнение, что народ Египта участвовал во всем этом добровольно, как бы исполняя свою часть общественного договора, гарантирующего выживание и процветание страны. Разумеется, что главным заинтересованным лицом в распространении этой идеологии был сам царь: монархии было выгодно подчеркивать свою роль в национальном объединении. В действительности же движущим мотивом правителей была корысть. Царский некрополь I династии в Абджу с его иерархией гробниц царей, окруженных могилами их слуг, был наглядной иллюстрацией египетского общества: государство, над которым абсолютно господствует один человек. Создание и внедрение этой идеологии способствовало формированию цивилизации фараонов, но все имеет свою цену. Как только возник Древний Египет, началось неотвратимое наступление государства на человека.

Глава 3. Абсолютная власть

Экономика и письменность

Никому не удавалось удержать власть, опираясь исключительно на идеологию. Для любого режима залогом долгого и успешного правления является эффективный контроль над хозяйственной жизнью страны, который позволяет усилить легитимность власти. Правители прилагали немалые усилия, чтобы распоряжаться не только жизнями своих подданных, но и средствами их существования. Одним из самых значительных достижений фараонов первых трех династий стало создание государства в привычном для нас понимании. В исторической литературе период становления древнеегипетского государства известен как эпоха Древнего царства, и длился он почти четыреста лет (2950–2575). К началу этого периода завершается процесс централизации страны.

Нармер и его непосредственные преемники столкнулись с проблемой управления огромной страной, которая протянулась на восемьсот километров от берегов Средиземного моря вглубь Африки. К концу раннединастической эпохи центральная власть установила полный контроль над экономикой, что позволило царям финансировать строительство монументальных сооружений. Все это стало возможным благодаря решительности, новаторству и не в последнюю очередь честолюбию первых египетских царей.

Среди всех изобретений человеческой мысли особое место занимает письменность. Невозможно переоценить значение ее преобразующей силы для общества – в передаче знаний, управлении или фиксации исторических событий. Современному человеку трудно представить мир, в котором отсутствует письменная передача информации. Но для древних египтян изобретение письма было поистине революционным открытием. Мы вряд ли узнаем все подробности появления иероглифов, хотя имеющиеся факты и указывают на то, что это открытие не было случайным. В гробнице одного из додинастических правителей, жившего за полтора столетия до Нармера, были найдены костяные таблички с самыми ранними иероглифическими надписями. В коротких сообщениях используются развитые знаки, а сама система письма демонстрирует ту сложность, которая будет характеризовать ее следующие 3,5 тыс. лет.

Вопрос, где впервые появилась письменность – в Египте или Шумере – до сих пор остается дискуссионным. Однако наиболее вероятно, что эта честь принадлежит жителям Междуречья – в частности, расположенного в его южной части города Урук (современный Варка). Возможно, что за несколько столетий до объединения страны египтяне вместе с другими заимствованиями переняли у шумеров и идею письменности. Но это не означает, что они заимствовали саму письменность. Иероглифическое письмо было идеально приспособлено к нуждам египетского языка, а его удивительные знаки настолько точно отображали особенности окружающего египтян мира, что и речи не может быть об их внешнем происхождении. Можно представить мудреца при дворе одного из додинастических царей, который увлеченно изучает странные знаки, покрывающие привезенные из Междуречья предметы. Он приходит к выводу, что их можно использовать для передачи знаний и создает такую же знаковую систему для египетского языка. В качестве примера, пусть и не очень удачного, можно привести создание корейского алфавита хангыль королем Сечжоном и его советниками в 1443 году н. э. Также существуют и другие, более убедительные теории, объясняющие неожиданное появление сложившейся иероглифической письменности.

Каковы бы ни были обстоятельства появления письма, первые фараоны быстро осознали его потенциал как орудия власти и не преминули им воспользоваться. Для той эпохи, когда царства вели постоянные войны за расширение сфер влияния, возможность сделать опись своего имущества и поделиться этой информацией с другими была удивительным новшеством. Отныне все припасы, которые поступали в сокровищницу фараона и покидали ее, помечались Горовым именем царя. К материалам, которые предназначались для царской гробницы, крепили ярлыки с указанием на них не только принадлежности, но и других важных сведений – содержимое, количество, сорт и место изготовления. Разработанная как средство для учета, письменность была с восторгом принята египтянами, которых всегда отличал формализм в ведении дел. В Древнем Египте грамотность была привилегией небольшой по численности правящей элиты. Поэтому стать писцом, то есть человеком, умеющим читать и писать, означало получить доступ к рычагам власти. Такая ассоциативная связь сформировалась в общественном сознании уже на заре египетской истории.

Появление письменности повлияло и на внешнюю торговлю. Большинство ярлыков из царских гробниц Абидоса (которые благодаря сценам царских ритуалов являются важными памятниками раннеегипетской культуры) изначально крепились к кувшинам с высококачественным маслом, завезенным с Ближнего Востока. Рост импорта во времена I династии мог быть связан с появлением сторожевых застав и торговых постов египтян в Южной Палестине. На присутствие египетских чиновников в регионах производства масла и вина указывают найденные в Нахаль Тилла и Тель-Эрани (современный Израиль) глиняные изделия как египетских (некоторые из них помечены Горовым именем Нармера), так и местных гончаров, выполненные в египетском стиле и украшенные иероглифами. На водах Эн-Бесора, недалеко от современной Газы, египтяне создали центр снабжения торговых караванов, используя для этого приморскую дорогу между Палестиной и дельтой Нила.

Благодаря покровительству государства внешняя политика Египта вышла на качественно новый уровень, чего нельзя сказать об официальной идеологии. Среди своих подданных фараоны поддерживали иллюзию «блестящей изоляции». Согласно официальной доктрине роль фараона как защитника Египта (и всего сущего в целом) включала в себя ведение войн с соседями, которые олицетворяли силы хаоса. Чтобы привить и поддерживать в подданных чувство национальной самобытности, правящие круги поступили так, как впоследствии будут поступать все правители в истории – объявили всех чужеземцев врагами. На костяной дощечке из могилы Нармера мы видим палестинского сановника, почтительно склонившегося перед фараоном. Но в действительности Египет и Палестину связывали тесные торговые отношения, так что под маской ксенофобской идеологии скрывалась иная реальность. Это должно послужить предостережением для всех исследователей Египта: ведь издавна египтяне были искусны в представлении событий в выгодном для себя свете. Письменные источники, какими бы ценными они ни были, все же требуют к себе строго критичного подхода и должны оцениваться с оглядкой на беспристрастные доказательства, добытые лопатой археолога.

Если в отношениях с Ближним Востоком с самого начала присутствовала некоторая неоднозначность, то с Нубией, лежащей к югу от Первого порога Нила, все было проще – Египет добивался господства над этой областью. Первые протогосударства в Нижней (Северной) Нубии с центрами в Сейале и Кустуле сложились одновременно с возвышением в Египте додинастических городов-царств Чени (греческий Тинис), Нубет (греческий Ком-Омбо) и Нехен (греческий Гераконполис). Факт существования утонченной культуры, царских захоронений и систематической торговли с соседями (в том числе и с египтянами) говорит о зарождении цивилизации в Нижней Нубии.

Однако Нубии не суждено было стать великой державой. Письменные и археологические источники рассказывают историю одного из первых завоеваний Египта. Ранние фараоны, стремясь получить контроль над торговыми путями и подчинить врагов, нанесли нубийцам сокрушительный удар прежде, чем те превратились в серьезную угрозу. Наскальный рельеф в Джебель-Шейх-Сулейман (см. о нем выше), изображающий побежденного вождя, которого зажал в клешнях гигантский скорпион, может послужить надежным доказательством агрессивной политики Египта по отношению к Нубии. Второе изображение рядом, датируемое преддверием I династии, вносит в эту картину завершающие штрихи: на ней мы видим фараона, который взирает на опустошенные земли, на мертвых и умирающих нубийцев.

С богатыми городами-государствами Ближнего Востока египтяне вели торговлю и не имели общей границы, а потому были вынуждены поддерживать с ними мирные отношения. Но о том, чтобы смириться с существованием соседа-соперника, не могло быть и речи. После опустошительного вторжения египтян пройдет целая тысяча лет, прежде чем Нижняя Нубия снова обретет мощь. Но даже в таком статусе она будет оставаться досадной помехой для Египта.

Налоги и гробницы

Надежные границы и взаимовыгодная торговля обеспечили раннему египетскому государству господство над долиной Нила и общий подъем экономики. Однако среди населения материальные блага распределялись неравномерно. Захоронения этого времени указывают на растущую пропасть между богатыми и бедными: размеры погребального сооружения напрямую зависели от степени зажиточности его владельца. Наибольшую выгоду из политической централизации извлекло государство, в пользовании которого оказались все пахотные земли. Крестьяне по-прежнему обрабатывали свои участки – но теперь они зависели от землевладельца-арендодателя, который за пользование своим имуществом взимал с них «ренту». Чтобы плодородие почв приносило постоянный доход, цари I династии создали общегосударственную систему налогообложения. В этом, как и во многом другом, им помогла письменность. Впервые в истории Египта центральная власть начала вести учет имущества подданных и облагать их налогами. Некоторые ранние надписи чернилами на глиняных кувшинах времен Нармера сообщают о доходах, поступающих с Верхнего и Нижнего Египта. Это может означать, что страну разделили на две части для более эффективного взимания налогов.