Изобретение любви

АЭХ. Да. Я чувствовал себя, как Моисей [82 - Я чувствовал себя, как Моисей… – См. «И взошел Моисей с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Фасги, что против Иерихона, и показал ему Господь всю землю Галаад до самого Дана, и всю землю Неффалимову, и всю землю Ефремову и Манассиину, и всю землю Иудину, даже до самого западного моря» (Втор. 34: 1 – 2).], который поднялся с равнин Моава на вершину горы Фасга, когда Господь показывал ему всю землю Иудину до самого моря.

Xаусмен. Около нашего дома в Вустершире был холм, который я и мои братья и сестры называли Фасга. Я часто взбирался на него и смотрел на Уэльс и воображал его Землей обетованной, хотя это были всего лишь холмы Кли [83 - Кли (Clee) – холмы в Южном Шропшире.]. На горизонте, на запад от нас, лежал Шропшир.

АЭХ. О… потрясающе. Так вы…

Хаусмен. Хау смен, сэр, из Сент-Джона.

АЭХ. Неожиданный поворот. Где бы нам присесть, пока мы не ударились в философию? Я уже не так молод. А вы, естественно, молоды именно так.

Садятся.

Классические штудии, стало быть?

Хаусмен. Да, сэр.

АЭХ. Вы готовитесь стать полноценной личностью, подготовленной к жизни, человеком со вкусом и моралью.

Хаусмен. Да, сэр.

АЭX. Наука для нашего материального развития, классика для совершенствования внутренней природы. Красота и добро. Культура. Добродетель. Идеи и нравственная позиция античных философов.

Хаусмен. Да, сэр.

АЭХ. Вздор!

Хаусмен. О!

АЭX. Оглянитесь. Кажется ли вам, что классики превосходят разумом, добродетелями, вкусом или хотя бы приветливостью естественников?

Хаусмен. Я знаком только с одним человеком с естественнонаучного отделения, и он – лучший из всех.

АЭХ. И знаний у него больше, чем у античных философов.

Хаусмен. Ох!

АЭX. Те умели распорядиться своими знаниями. Это были лучшие умы. Но ведь и французы – это лучшие повара, и во время осады Парижа, я уверен, крысы были хороши на вкус, как никогда; и все-таки нет причин продолжать есть крыс сегодня, когда доступен coq au vin [84 - Цыпленок в вине.]. Единственное, для чего стоит выяснять мнение античных философов по тому или иному поводу, – это исправление искаженного или спорного места в их текстах. Читать поэтов могут быть и другие причины, и я не сбрасываю их со счетов. Поэзия даже способна улучшить вашу внутреннюю природу, если, например, чудесное слияние звуков и смысла в некоторых поэмах Горация внушит вам скромность, когда вы, скажем, готовитесь пополнить свод мировой поэзии собственным творением. Но такой эффект довольно редок. Это ваши книги?

Хаусмен. Да, сэр.

АЭХ. Что у нас тут? (Рассматривает книги Хаусмена, читает с корешков. Книги так и не открывает.) Проперций! И… Проперций! И естественно, Проперций.

Хаусмен (жадно). Вы его знаете?

АЭХ. Нет, пока нет.

Хаусмен. Он трудный. У него путаные мысли или, во всяком случае, путаная латынь…

АЭX. Ах, знаю ли я его?

Хаусмен…если верить рукописям, а верить им нельзя, потому что все они происходят из одного и того же манускрипта, да и тот отдален от Проперция так же, как мы от короля Альфреда [85 - Король Альфред (849-899) – правитель саксонского королевства в Юго-Западной Англии, выдающийся полководец и законодатель. По преданию, спасаясь от вторгшейся вражеской армии, нашел приют у крестьянки. Помогая ей по дому, Альфред сжег пироги, которые она пекла.], палящего пироги. Чудо еще, что первый римский элегик продержался до изобретения печати.

АЭХ. Строго говоря, не первый.

Хаусмен. Совершенно справедливо. Катулл был раньше, но стихи своей Лесбии он писал разными размерами.

АЭХ. Ага!

Хаусмен. Любовницу Проперция звали Кинфия – «Кинфия первая пленила меня своими очами».

АЭХ. Cynthia prima suis miserum me cepit ocellis [86 - См. «Кинфии глазки меня впервые пленили, к несчастью» (Проперций. Элегии, I, 1. Пер. Л. Остроумова // Катулл. Тибулл. Проперций. С. 247).]. Не забывайте miserum.

Хаусмен. Да, бедного меня. Так вы его знаете.

AЭX. О да. Издание Проперция, которое я замышлял в оксфордской юности, должно было заместить все труды предшественников и не оставить места для последователей.

Хаусмен. Это было бы здорово! Я и сам подумывал о таком издании. Понимаете, Проперций так сильно искажен, что, по-моему, даже сегодня над ним еще работать и работать. Ох уж эти издатели! Каждый со своим Проперцием, вплоть до Беренса, – вот он, горячий, прямо со станка! – и все равно остается ощущение, что в первозданном хаосе его стиля и неразберихе его списков никто и близко не подошел к исходному тексту. Беренс должен был затмить всех, кто писал до него, – разве не для этого издают нового Проперция? Я бы издавал Проперция единственно ради этого, но разве остановишься на Беренсе, если от его cunctas в один, один, пять [87 - Один, один, пять. – Здесь и далее Хаусмен пользуется сокращенной номенклатурой для обозначения текстового фрагмента, т. е. Проперций, Книга первая, элегия 1, стих 5 (I, 1, 5).] только что со стула не падаешь.

АЭХ. Да, его cunctas вместо castas [88 - Cunctas от cuncta – вся; castas от casta – чистая (лат). Беренс предлагает конъектуру cunctas вместо castas в Проперций, I, 1, 5. В результате строка Проперция «Любовь научила меня ненавидеть чистых девиц» приобретает значение: «Любовь научила меня ненавидеть всех девиц». См. «Он приохотил меня не любить непорочных красавиц» (Проперций. Элегии I, 1. Пер. Л. Остроумова).]невыносима.

Хаусмен. Точно! И это Беренс, который обнаружил CatullusOxoniensisв Бодлеанской библиотеке!

АЭХ. Беренс чересчур увлекается рукописями [89 - Беренс чересчур увлекается… – Здесь и далее в сцене цитируются замечания Хаусмена в адрес исследователей Проперция, высказанные в нескольких критических статьях, в частности Emendationes Prop-ertianae (Journal of Philology, 16, 1888. P. 1 – 35).], которых до него никто не заметил. Он всего лишь человек, а в работе над классиками это помеха. Чтобы защитить переписчика, он готов выставить поэта идиотом. С другой стороны, его конъектуры – жалкое мельтешение, а то и вандализм; но, вообще говоря, его Проперций заслужил бы больших почестей, не будь Беренс таким суетным и самонадеянным.

Хаусмен (в смятении). О… так он хороший или плохой?

АЭX. Это вам лучше спросить у его матушки. (Берет другую книгу.) А вот Пейли [90 - Фредерик Пейли (Frederick Apthorp Paley, 1815 – 1888) – кембриджский ученый-классик. Известен изданиями Эсхила (1847), Проперция (1853), Софокла (1880).] с его et вместо aut [91 - …et вместо out… – «и» вместо «или», конъектура к Проперцию, I, 1, 25, предлагаемая Хемстер-хойсом и принятая Пейли, обсуждается в статье Хаусмена Emendationes Propertianae.]в один, один, двадцать пять. Он, по моему мнению, переоценивает Проперция как поэта, но при этом без угрызений заставляет его молиться о том, чтоб Кинфия полюбила его, а также чтоб сам он перестал любить Кинфию! (Откладывает книгу.) Хотя не все здесь вызывает насмешку или отвращение.

Хаусмен (в шоке). Пейли?

АЭХ. Палмер [92 - Артур Палмер (Arthur Palmer, 1841 – 1897) – ученый-классик, профессор Тринити-коллед-жа в Дублинском университете. Ему принадлежит издание Проперция (1880).]. Палмер – это другое дело. Он одарен природой сильнее и ярче любого английского латиниста со времен Маркленда [93 - Джеремия Маркленд (Jeremiah Markland, 1693 – 1776) – видный английский латинист. Автор книги «Эссе о различной природе ударения и количества: с примерами и приложениями в английском, латинском и греческом языках»].

Хаусмен. Правда? Значит, Палмер?

АЭХ. При всей его одаренности многие превосходят его точностью мысли и уравновешенностью суждений…

Хаусмен. О!

АЭХ…прежде прочих – Мунро.

Хаусмен. О да, Мунро!

АЭХ. Но Мунро вы бы не доверили и текст набирать. У Палмера нет интеллектуальной мощи. Длительное напряжение мысли ему недоступно, поэтому он его избегает.

Хаусмен. Но ведь вы сказали…

АЭХ. Он верит своей интуиции. Если интуиция его подводит, то он с несравненным упорством готов защищать очевидную ошибку и отстаивать невероятную конъектуру; к этим-то недостаткам он прибавляет пагубную склонность к непродуманным суждениям.

Хаусмен. Ох! Так, выходит, Палмер…