Семь песен

Наконец, Тэйлеан протянул мускулистую руку к спиралевидному фрукту, свисавшему с ближайшей ветви, и ловким движением сорвал его. Бледно-фиолетовая спираль светилась в его ладони.

– Ларкон, – нараспев произнес он. – Самый прекрасный дар, который мы и наш скромный сад получили от этой земли. – Некоторое время он молча смотрел на меня. – Насколько я помню, в прошлый раз тебе очень понравился его аромат.

Наконец-то, подумал я. Однако, когда я протянул руку за фруктом, Тэйлеан отвернулся и подал его Рии.

– Поэтому я уверен, что твоей подруге он тоже очень понравится.

Глядя, как она берет ларкон, я почувствовал, что от ярости кровь бросилась мне в лицо. Однако, прежде чем я успел произнести хоть слово, садовник сорвал другой спиралевидный фрукт и предложил его мне.

– Ты вернулся, и мы окажем тебе честь и примем тебя.

– Окажете честь? – переспросил я дрожащим от негодования голосом. Мне хотелось добавить кое-что еще, но я сдержался.

Тэйлеан и Гарлата переглянулись, потом старик снова пристально уставился на меня.

– Мой мальчик, принимать гостя в нашем доме – это самая великая честь, которой мы можем удостоить кого-либо. Мы приняли тебя в прошлый раз и примем сегодня.

– Но сейчас, Тэйлеан, у меня есть Цветущая Арфа.

– Да-да, я это уже заметил. – Уголки его рта опустились, и в первый раз мне показалось, что на плечи ему давит груз прожитых лет. – Мой дорогой мальчик, Цветущая Арфа – самое чудесное из всех Сокровищ Финкайры, в ней заключена магия зарождения жизни. Но мы с Гарлатой принимаем гостей, не глядя на то, какие вещи они приносят с собой. Мы, прежде всего, смотрим на то, что у них в сердце.

Снова загадки! И услышать это от человека, которого я считал другом. Нахмурившись, я отбросил упавшие на лицо пряди волос.

Прежде чем продолжать, Тэйлеан тяжело вздохнул.

– Как хозяева этого дома, мы обязаны проявить гостеприимство по отношению к тебе. Но кроме того, мы должны говорить с тобой откровенно. Вес Арфы давит тебе на плечи, но не менее тяжким грузом является сейчас твой долг – исцелить эти земли, пока не стало слишком поздно. Многое зависит от тебя, мой мальчик. И у тебя совершенно нет времени на посещение таких скромных людей, как мы.

Я стиснул зубы.

– Прости, но я лишь старался быть откровенным с тобой.

– Подожди, Мерлин, – воскликнула Риа.

Я не слышал, что она еще сказала, потому что уже перешагнул через каменную ограду и покинул маленький сад. В одиночестве я шагал по равнинам, и болтавшаяся на ремне Арфа больно била меня по спине.

Глава 3

Теплый ветер

Ту ночь я провел, свернувшись в небольшой ямке на берегу ручья, и лишь свет звезд служил мне одеялом, а подушкой – стебли тростника, влажные от росы. Протянув руку, я мог коснуться воды, которая весело неслась через каменные пороги, поросшие зеленым мхом. Другой рукой я мог дотронуться до Цветущей Арфы и своих скудных пожитков, спрятанных в зарослях высокой прибрежной травы.

Я должен был радоваться тому, что наконец остался один. Избавился от так называемых «друзей». Но игра на магическом инструменте в этом уголке, возрождение этого потока не принесли мне радости. Равнодушно смотрел я на траву и мох, пробивавшиеся из иссушенной солнцем земли на берегу ручейка. Уныние не покинуло меня даже после того, как я заметил в полуночном небе Пегас, хотя это всегда было мое любимое созвездие – с той ночи, когда мать впервые показала его мне.

Спал я беспокойно, но не скакал на спине крылатого коня, как часто бывало в прежних снах. Мне приснился кошмар. Я сидел на кроваво-красном камне и смотрел, как ко мне приближается мать. Каким-то образом ко мне вернулось зрение. Я мог видеть. Видеть по-настоящему, как видят люди! Золотистые волосы матери блестели в лучах солнца, и в ее глазах, полных жизни, горели радостные огоньки. Я видел даже молодую веточку тсуги, которую она держала в руке.

А затем, к собственному ужасу, я обнаружил, что мои клыки начали расти. Они становились длиннее и длиннее и, наконец, загнулись вверх, как у дикого кабана. А их концы, острые, словно у кинжалов, устремились прямо к моим глазам! Зубы продолжали расти, и меня охватила паника. Я пронзительно закричал. Мать побежала ко мне, но она была слишком далеко, и я знал, что она не успеет помочь. Я вцепился в чудовищные зубы, пытаясь голыми руками сломать, вырвать их. Но не мог. Я не мог помешать им расти.

Медленно, но неумолимо зубы удлинялись, загибались, и в конце концов острия очутились у самых моих глаз. Моих настоящих глаз! Еще несколько секунд – и они будут выколоты. Я закричал от боли, чувствуя, как острия клыков вошли в глазные яблоки. Я снова ослеп.

В этот момент я проснулся.

Я слышал рядом с собой плеск ручья. Высоко над моей головой в темно-синем небе сиял Пегас. Я поднял голову от своей подушки из речного тростника. Это был всего лишь сон. Но тогда почему сердце не переставало колотиться, словно молот? Я осторожно прикоснулся к щекам со следами ожогов, пламени, ослепившего меня в реальной жизни. Мне было очень больно – во сне я расцарапал себе лицо. Но еще сильнее была сердечная боль. И все это из-за пожара, который устроил я сам! Потерять оба глаза само по себе уже было страшным несчастьем. Но лишиться их по собственной вине было гораздо хуже. Впервые за несколько месяцев я подумал о Динатии, другом мальчике, который пострадал от пожара, начавшегося по моей вине, и мне захотелось узнать, остался ли он в живых. Мне показалось, что я снова слышу его крики, полные мучительной боли, слышу, как он всхлипывает от страха.

Я уткнулся лицом в смятые стебли тростника и зарыдал. Ручей нес воды мимо меня, и слезы, подобно ручью, струились по моим щекам. Прошло какое-то время, и я немного успокоился. Но мне почему-то казалось, что я по-прежнему различаю сквозь шум воды чьи-то рыдания. Я поднял голову и внимательно прислушался.

Да, это были рыдания, перемежавшиеся долгими, мучительными стонами. Вытерев рукавом туники влажные, горящие от боли щеки, я подполз ближе к воде. Несмотря на темноту, своим «вторым зрением» я мог различить довольно большой участок русла. Но не сумел найти источника странных, зловещих звуков. Возможно, решил я, это просто галлюцинации, навеянные кошмаром.

Склонившись над потоком, я пошарил руками среди стеблей тростника. Колено мое постоянно соскальзывало вниз по влажной земле, и вскоре я очутился в воде. Я продолжал поиски, но ничего не обнаружил. Вообще ничего. Тем не менее тот, кто плакал и стонал, по-видимому, находился очень близко, как будто сидел в ручье.

Он в ручье! Вот в чем здесь дело! Но как это возможно?

Я хотел сунуть в воду левую руку, но удержался. Хорошо знакомая боль пульсировала между лопатками. Может быть, это западня, подумал я. Одна из неизвестных мне опасностей, которыми кишела Финкайра, вроде призраков-оборотней, принимавших форму приятных глазу безобидных вещей и созданий, чтобы заманить жертву в смертоносный капкан. Риа распознала бы угрозу. Но Рии, напомнил я себе с горечью, больше рядом нет.

Стоны стали громче. Отражения звезд поблескивали на темной поверхности воды, отчего ручей казался похожим на водопад из самоцветов. Прикусив губу, я быстро сунул руку в воду. Ледяная волна окатила запястье и руку до локтя, и руку едва не свело судорогой от холода. А потом мои пальцы коснулись какого-то предмета. Гладкого. Округлого. Он был мягче камня. Я долго шарил в воде, пытаясь ухватить скользкую вещь, но все же в конце концов поймал ее и вытащил из воды. Это была фляга размером не больше моего кулака, сделанная из толстого пузыря. Кожаная крышка была надежно опечатана толстым слоем воска. С мокрой фляги, наполненной воздухом, капала вода; поверхность ее тускло блестела в свете звезд.

Я сжал кожаный мешок в пальцах, и меня едва не оглушил жалобный вопль. Я слышал рыдания, выражавшие глубокую сердечную боль. Воспользовавшись острым концом деревянного посоха, я начал срезать восковую печать. Она поддалась не сразу, словно не желала отпускать горлышко сосуда, но через несколько минут восковое кольцо отвалилось. Я выдернул пробку, и в лицо мне подул ветерок. Ветер был теплым, ласковым, и в воздухе разнесся едва уловимый аромат корицы. Фляга сморщилась, а ветер все дул мне в лицо и развевал волосы, словно это было дыхание живого существа.

– Благодарю тебя, друг, благодарю тебя, – раздался бесплотный тихий голос прямо у меня за спиной.

Я выронил сосуд и резко обернулся. Но не увидел ничего, кроме погруженной во тьму равнины и далеких звезд.

– Или мне следовало сказать, – снова зашептал голос, – благодарю тебя, Эмрис Мерлин?

Я ахнул от изумления.

– Откуда тебе известны мои имена?

– О да, – весело продолжал голос, – Мерлин нравится мне гораздо больше, чем старый, покрытый пылью Эмрис.

Я вытянул руку и схватил ночной воздух.

– Откуда тебе столько известно обо мне? Кто ты? И где ты?

Негромкий шелестящий смех прозвучал в воздухе прямо передо мной.

– Меня зовут Айла, я вишлахайлагон. – Снова смех. – Но большинство людей называют меня сестрой ветра.

– Айла, – повторил я. – Сестра ветра. – Я вновь поднял руки и попытался нащупать что-то, и на сей раз пальцев коснулся теплый воздушный поток. – А теперь скажи мне, откуда ты все это знаешь.

Запах корицы стал сильнее. Теплый ветер овевал меня, шевелил края одежды. Я почувствовал себя так, словно меня обнимал маленький вихрь.

– Я знаю все, что знает воздух, Эмрис Мерлин. Потому что я путешествую быстро и на далекие расстояния, не нуждаясь в отдыхе.

Невидимый «плащ» Айлы продолжал медленно вращаться вокруг меня.

– Такова жизнь сестры ветра, Эмрис Мерлин. – Она умолкла, подавляя всхлип. – Если только она не становится пленницей, как я.

– Но кто посмел сделать это?