– Клаус сошел на берег со шведского судна в Сан-Диего. Распай в это время преподавал там на летних курсах при консерватории. Он совершенно потерял голову из-за этого шведа. Молодой человек прекрасно знал, с какой стороны хлеб маслом намазан, и сбежал с корабля. Они купили какой-то ужасный автоприцеп и, словно сильфиды, носились нагишом по лесам. Распай сказал, что Клаус ему изменял и он его задушил.
– Распай сам вам сказал об этом?
– О да. Я был связан врачебной тайной: ведь он поведал мне об этом во время лечебного сеанса. Я думаю, он лгал. Он был весьма склонен приукрашивать факты. Ему так хотелось казаться романтичным и опасным. Вполне возможно, что швед скончался от асфиксии во время каких-нибудь банальных эротических забав. Распай был слишком слабым и дряблым, чтобы задушить молодого моряка. Вы обратили внимание, как высоко Клаус подрезан? Под самую челюсть. Возможно, для того, чтобы скрыть странгуляционную борозду. Вполне возможно, что он был повешен.
– Понятно.
– Мечта Распая о счастье рухнула. Он упаковал голову Клауса в спортивную сумку и возвратился на восток.
– А что он сделал со всем остальным?
– Похоронил в горах.
– Он показал вам эту голову в автомобиле?
– О да. В процессе лечения он пришел к убеждению, что может рассказывать мне абсолютно обо всем. Он часто отправлялся в гараж посидеть с Клаусом в машине и даже показывал ему «валентинки».
– А потом и сам Распай… умер. От чего?
– Откровенно говоря, мне до смерти надоело его нытье. Да и для него самого это было наилучшим исходом. Лечение не давало результатов. Я полагаю, у большинства психиатров временами бывают один-два пациента, которых они были бы не прочь передать в мои руки. Я никогда раньше не говорил об этом, а сейчас мне уже наскучила эта тема.
– А обед, который вы дали в честь руководителей оркестра?
– А разве с вами такого не бывало, когда перед приходом гостей у вас нет времени сходить в магазин? Поневоле обходитесь тем, что у вас есть в холодильнике, Клэрис. Могу я называть вас Клэрис?
– Да. Я думаю, тогда и я буду называть вас…
– Доктор Лектер. Это более всего соответствует вашему возрасту и положению, – ответил он.
– Хорошо.
– Что же вы почувствовали, входя в гараж?
– Страх.
– Отчего?
– Там полно мышей и пауков.
– У вас есть какой-то способ, которым вы пользуетесь, когда хотите приободриться, вернуть самообладание? – спросил доктор Лектер.
– Насколько я знаю – ничего такого, что бы помогало. Кроме желания достичь поставленной цели.
– Какие-нибудь воспоминания или картины возникают в вашем мозгу в таких случаях независимо от вашей воли?
– Может быть. Я как-то не задумывалась над этим.
– Что-нибудь из вашего детства?
– Мне надо вспомнить.
– Что вы почувствовали, когда узнали о судьбе моего покойного соседа – Миггза? Вы меня о нем не спросили.
– Я собиралась это сделать.
– Вас обрадовало это известие?
– Нет.
– Опечалило?
– Нет. Это вы его уговорили?
Доктор Лектер тихонько засмеялся:
– Вы хотите спросить меня, офицер Старлинг, подстрекал ли я мистера Миггза к «преступному» самоубийству? Не глупите. И все же в этом есть некая весьма приятная симметрия – Миггз проглотил свой, оскорбивший вас, язык. Вы согласны со мной?
– Нет.
– Офицер Старлинг, вы мне солгали. Впервые солгали мне. Tristement, сказал бы Трумэн[17 - Доктор Лектер имеет в виду американского писателя Трумэна Капоте, автора известных романов «Завтрак у Тиффани» (1958) и «Обыкновенное убийство» (1966).].
– Президент Трумэн?
– Это не имеет значения. Как вы думаете, почему я вам помог?
– Не знаю.
– Вы нравитесь Джеку Крофорду, верно?
– Не знаю.
– Это, может быть, тоже неправда. А вам понравилось бы, если бы вы ему нравились? Скажите, вы испытываете желание угодить ему и беспокоит ли вас это? Вы опасаетесь этого желания?
– Все хотят нравиться, доктор Лектер.
– Не все. Как вы думаете, Джек Крофорд хочет вас? Я знаю – ему сейчас очень трудно. Как вы думаете, он представляет себе… визуально… сценарно… как он спит с вами?
– Доктор Лектер, мне абсолютно неинтересна эта тема, и, кроме того, вы задаете мне вопросы, которые мог бы задавать Миггз.
– Уже не может.
– Это вы внушили ему, чтобы он проглотил язык?
– Вы так грамматически правильно строите вопросы, совсем как в вашем опроснике. А тут еще ваше прекрасное произношение… Так и несет трудовым потом. Вы, несомненно, нравитесь Крофорду, он считает, что профессионально вы вполне компетентны. Разумеется, странная последовательность событий не ускользнула от вашего внимания, Клэрис: вы получили помощь и от Крофорда, и от меня. Вы говорите, что не знаете, почему Крофорд помогает вам. Знаете ли, почему помог я?
– Нет, скажите мне.
– Вы полагаете, что мне приятно смотреть на вас и думать, как бы я съел вас, какой у вас был бы вкус?