Поэтические переводы

по лестнице вернуться и спуститься,
с лысиной, что будет светиться.
Они скажут, что его волосы сильно поредели!
Моё пальто, мой воротник, что на меня одели,
мой галстук богатый, но с булавкой убогой.
Они скажут: «Но какие тонкие руки и ноги!»
Разве я смогу беспокоить вселенную?
Каждая минута имеет точное время,
для решений, отступлений, сомнений.
Да, мне знакомы эти лица и в профиль, в анфас,
глаза, что держат нас в границах общих фраз,
когда к стене приколот шпильками этих глаз,
я корчусь средь границ, стенаю,
тогда страдать я просто начинаю.
Выплескивать негодования неприлично
и как, я это должен сделать лично?
Ибо я их всех знал, про всё немножко,
про утренники, вечера, календарные дни.
Я жизнь измерял кофейной ложкой
и знал отголоски дальней болтовни,
там под музыку в гостиной дамы спелись.
Так как же я могу, как я осмелюсь?
Я видел голову свою плешивую на блюде,
Я не пророк и мало думаю о чуде,
но я поймал момент, когда мое величие угасло,
как лакей, держа пальто, ехидно улыбался.
Короче говоря, я испугался.
Это стоило того, что после приговора,
мармелада, чашек чая, среди фарфора,
среди негромкого меж нами разговора,
с улыбкой прервать общение в разгар,
чтоб мироздание втиснуть в земной шар
и катить его, как твой желанный дар.
Сказать: «Я Лазарь, вернулся и восстал в гробу,
чтоб рассказать вам всё. Я всем, всё расскажу».
Вот некто, на подушке устроив голову свою,
вам скажет: «Это то, что я не имел в виду;
Это совсем не так».
А как?
это стоило того, в конце концов,
на улицах после закатов и дворцов,
после романов, после чашек, после покоя,
юбок тянувшихся вдоль пола и многое другое.
Невозможно сказать, что я имел в виду такое!
Вот если бы фонарь волшебный,
на экране сбросил сгустки нервов,
а некая особа, сбросив шаль,
уставившись в окно сказала: «Жаль.
Это совсем не так и хватит,
нет, это всё некстати».
Нет, я это не имел в виду.
Я не Гамлет, и не должен Принцем быть.
Я господин, который делает беду,
чтобы прогресс и сцену запустить.
Советую принцу простой инструмент:
положительным быть и полезным,
осторожным, дотошным, как джентльмен,
политически тупым, но трезвым.
Порой, действительно, почти смешно,
дурачимся и это всё разрешено.
Я старею. Старею. Нет слов.
Я надену мотню от штанов.
Я не хочу расстаться с волосами?
Смогу ли кушать персик зубами?
Буду в белых брюках по пляжу гулять
и слушать, как русалки поют,
но они не будут мне петь и плясать,
качая на волнах морской приют
и расчесывая белыми волосами,
воду белую под ветер волнами.
Мы задержались на морском пейзаже,
с девчонками раздетыми на пляже.
Мы тонем, пока людские голоса,
нас не разбудят на небесах.

The Love Song of J. Alfred Prufrock

(Tomas Eliot)

S’io credesse che mia risposta fosse
A persona che mai tornasse al mondo,
Questa fiamma staria senza piu scosse.
Ma percioche giammai di questo fondo
Non torno vivo alcun, s’i’odo il vero,
Senza tema d’infamia ti rispondo.
Let us go then, you and I,
When the evening is spread out against the sky
Like a patient etherized upon a table;
Let us go, through certain half-deserted streets,
The muttering retreats
Of restless nights in one-night cheap hotels
And sawdust restaurants with oyster-shells:
Streets that follow like a tedious argument
Of insidious intent
To lead you to an overwhelming question…
Oh, do not ask, «What is it?»
Let us go and make our visit.
In the room the women come and go
Talking of Michelangelo.
The yellow fog that rubs its back upon the window-panes,