Вечный лес

– Приготовь ужин для дамы.

Не скрывая своего раздражения, Хлоя начала готовить только теперь она сердилась не на меня, а на мужа. И оба исподтишка посматривали в мою сторону. Его взгляд говорил: «Серьги идут тебе, а не ей», а ее – «Эти мужчины не терпят ничего нового».

Ужин был хоть и не роскошным, но сытным и аккуратно приготовленным. Пшеничный хлеб, выпеченный из хорошей, не плесневелой и не зараженной червяками муки, свежий овечий сыр, перец и сладкие бобы с рожкового дерева, росшего у них во дворе. Пока я ела, мои хозяева и боров с восторгом разглядывали меня. Крестьянина волновала моя красота, его жене понравился мой подарок, а борова привлекал запах мирриса. Но все трое задавались одним и тем же вопросом: что еще мне нужно, кроме еды и временного пристанища? Попрошу ли я Тихона отвезти меня в город? Или, может, обращусь к Хлое с просьбой пожить у них, пока мои друзья не получат весточку и не приедут за мной? Придется ли борову по кличке Здоровяк есть поменьше, потому что появился дополнительный рот?

– Если бы вы позволили мне переночевать у вас… Мне даже не нужна постель, а завтра я уйду…

– Пешком?

– Я люблю ходить.

– До самого Кносса?

– Встану пораньше и наверняка на дороге встречу кого-нибудь из крестьян, едущих на рынок.

– Я могу тебя довезти.

Я поспешила опередить Хлою:

– Не нужно. Дома много дел. Кроме того, твоя жена слишком хороша, чтобы оставлять ее одну, если существует хоть малейшая опасность нападения ахейцев. (Кое-чему я научилась, пока была пленницей коварной королевы пчел.) Они уведут ее с собой.

– Передай даме пиво, Тихон. И дай глоток Здоровяку.

Я приложила бурдюк к губам (горлышком служила овечья ножка) и стала причмокивать, изображая чрезмерное удовольствие. Пиво действительно оказалось неплохим. У Мосха бывало и похуже.

– Прекрасное пиво, – воскликнула я, наблюдая за тем, как Тихон льет его прямо на пятачок борову.

– Муж сам его делал, – заметила Хлоя, играя новыми сережками и наполовину прося, наполовину требуя похвалы.

– Красивые.

Рука ее вопросительно потянулась к груди.

– Нет. Такое лучше не выставлять.

Это была его самая длинная речь.

Наступил подходящий момент для следующего шага. Оказывается, можно получать удовольствие и от воровства. Неудивительно, что пчелы так увлекаются этим искусством.

– Мне удалось спасти еще кое-что, – сказала я, развязывая свой мешочек, сшитый из самой прочной кожи. В нем было проделано множество крошечных дырочек. Знаете, что я оттуда вынула? Двух стригов! Да, я взяла их у Эмбер. У той самой Эмбер, которую Хирон наказал за кражу сандалий. Теперь она пыталась помириться с ним и, конечно, ей было известно, что Хирон мой старый добрый друг.

– Клянусь пупом Матери Земли! – воскликнула Хлоя.—

– Это еще кто такие?

– Мои любимицы, – ответила я. – Спокойные, послушные и очень ласковые. Сейчас я покажу их вам.

Они обменялись взглядами, будто говоря: «Мы, конечно, будем начеку, но пока, вроде, ничего страшного нет», и позволили мне, хоть и не очень охотно, набросить им на шеи стригов.

Тихон хмыкнул и расслабил живот:

– Щекотно.

Если бы он не был так похож на овцу, я, может, простила бы ему даже выкатившееся брюшко, в конце концов, я сама тоже не девочка и талия у меня давно уже не осиная.

– Как кусочек меха, – заметила жена, внимательно изучавшая свое отражение в стенке котелка, пытаясь выяснить, идет новая деталь туалета к серьгам или нет. То, что она увидела, ей понравилось. Я вполне могу претендовать на изобретение нового женского украшения, хотя в последующие годы модницы все же предпочитали, чтобы оно не было живым.

Тихон зевнул.

– Слишком много работает, – заметила Хлоя. – Уж не мальчик. Тихон! Отдай тюфяк ей.

Но Тихон, растянувшись на своей соломенной постели, уже захрапел.

Она пожала плечами:

– Много трудится. Крепко спит. Ну, ничего. Зато языком не болтает.

Дело шло к задушевным беседам. Наверняка мне придется обсуждать с ней городские моды и придворные сплетни. Припомнив свои кносские впечатления и рассказы Эака, я готова была отвечать на самые разные вопросы, вплоть до ложных слухов о неблагоразумном поведении царя и жены эмиссара египетского фараона.

Неожиданно Хлоя показала на мою грудь и спросила:

– Красишь соски?

– Да, всегда. Нам ведь никто не запрещал улучшать природу. Ненакрашенный сосок – как зеленое яблоко. Неаппетитно.

– Чем ты это делаешь?

– Кармином.

– Слишком дорого для меня.

– А ты не пробовала овощной сок? Я как-то красила даже соком лесной земляники.

Но она тихо и неслышно, как платье, упавшее с вешалки, соскользнула на пол.

Помня свои собственные неприятные ощущения от знакомства с этими зловредными существами, я сняла стригов до того, как они успели вдоволь насосаться крови, и водворила их обратно в мешочек. Теперь надо было заняться самым главным. Я не смогла сдержать улыбку. «Зоэ, старушка, – сказала я себе, – похоже, ты действительно выполнишь обещание, данное Коре». Темнота подкралась незаметно, как воровская компания Флебия. Ночь стала моей союзницей и помощницей во всех приключениях, пока довольно безопасных, хоть проходящих и не совсем гладко. Без особого удовольствия я обменяла свой изысканный наряд на какую-то бесформенную серую гадость, которую нашла – где бы вы думали? – в буфете. Зато теперь, когда я приеду в Кносс на повозке, меня примут за крестьянку, а Хлоя, поплакав для приличия, станет владелицей модного платья, которое, уж не знаю, хорошо это или плохо, выпустит на волю то, что ее муж предпочитает держать взаперти. Я встала рядом с Хлоей на колени, чтобы вынуть из ее ушей серьги, хотя с радостью оставила бы их как плату за повозку. Но Эмбер не подарила их, а дала на время, и мне нужно было вернуть серьги вместе со стригами (которых, будь моя воля, я с удовольствием задушила бы).

Но я недооценила борова.

Он выставил свои клыки и мгновенно превратился из ласкового домашнего животного в злобного стража. В лесу он вполне сошел бы за дикого вепря. Я поняла, почему у Тихона не было сторожевого пса. Здоровяк медленно, но решительно направлялся в мою сторону. Он явно еще не решил что лучше – задрать меня или затоптать. Я быстро вскочила на ноги. Раз я забираю повозку, пусть уж у Хлои останутся серьги. Впрочем, повозка в данный момент тоже находилась под вопросом. О том, чтобы поместить стрига борову на спину, и речи быть не могло. Придется действовать подкупом.

Я только что наблюдала, как Здоровяк с наслаждением прикладывался к семейному бурдюку. Быстро я вылила все оставшееся пиво в котелок, служивший Хлое зеркалом, и подтолкнула его к самому пятачку борова.

Здоровяка стали одолевать сомнения. Действительно ли я была опасна? В конце концов, платье, которое я взяла, намного хуже, чем то, которое оставила, серьги я не украла, а просто потрогала. Более того, не было никаких оснований связывать мое поведение с внезапным, но вполне естественным сном, одолевшим его хозяев. Он понюхал угощение, попробовал – сначала немножко, а затем, войдя во вкус, набросился на него. Я сделала шаг в сторону двери. Здоровяк сразу перестал пить. Он еще явно не доверял мне.

Я остановилась. Здоровяк опять уткнулся мордой в котелок.

Пьяному борову еще труднее угодить, чем, скажем, пьяному Мосху. Здоровяк допил пиво, потом уверенно, совсем не качаясь, подошел к тюфяку своего хозяина, удобно устроился рядом с Тихоном и тоже захрапел. Соблазн взять серьги был велик, но я побоялась разбудить Здоровяка. Придется потом что-нибудь дать Эмбер взамен. Теперь же пришла пора забирать вола и повозку. Вол стоял под навесом рядом с Домом. Я отвязала его, но он даже не пошевелился. Я его уговаривала, толкала, раз двадцать поминала Великую Мать, но сдвинуть его с места мне так и не удалось. Я чувствовала себя, как бобер, нашедший дерево, оказавшееся ему не по зубам, или, если подобрать сравнение, более подходящее для меня, как пересаженный дуб, так и не сумевший прижиться на каменистой почве.