Бешеный шарик

Услышав фамилию, которой он успешно лишился в юношестве и фразу, хорошо знакомую ему с детства, «Коробка Шрёдингера» последовал к неизвестной фигуре, опасаясь, что на встречу с ним пришла его бабушка Хильда, воспитанником которой он был после исчезновения родителей. Родной человек, смерть которого он не оплакивал ни минуты.

Это действительно была старуха, но он ее не знал. Высокая, не по возрасту стройная, но очень старая женщина выглядела весьма эффектно. На ней было роскошное коричневое платье с глубоким вырезом декольте. «Коробке Шрёдингера» сразу же бросилась в глаза татуировка слитных букв «PL» между ключицами старухи. Эта татуировка наверняка имела какое-то значение, но казалась неуместной и нелепой.

– На колени, мелкий извращенец! Ты давно не молился и покаянно не целовал кормящую тебя руку! – точно так же, как бабушка Хильда, приказала старуха.

«Коробка Шрёдингера» чувствуя себя застигнутым врасплох семилетним мальчиком, послушно стал на колени и поцеловал жутко сморщенную руку, принадлежавшую чужой женщине. Не давая ему подняться, старуха достала из своей сумочки изрядно истрепавшийся бинт и стала перевязывать ему голову, туго закрывая глаза. Затем она достала синий фломастер и в нужных местах дрожащей рукой нарисовала отдаленное подобие глаз.

– Словно у ангела…– восторженно произнесла старуха. – Настало время напомнить тебе то славное время, когда из тебя неустанно делали человека, и тех людей, которые положили свою жизнь ради того, чтобы ты стал тем, кем тебя хотели видеть.

Достав из сумочки хлеб, старуха стала отламывать небольшие ломтики и бросать их на землю, прокладывая «Коробке Шрёдингера» путь в неизвестность. К мужчине вернулось хорошо забытое чувство голода. Он начал быстро ползти вперед, в нервных поисках желанного куска хлеба. С каждой пойманной добычей чувство голода только росло. Его не смущало то, что хлеб был отвратителен на вкус и смешан с грязным песком – он смертельно хотел есть.

– Хильда, милая, я найду еще хлебушка? – с мольбой в голосе спросил «Коробка Шрёдингера».

– Кто ищет, тот находит большее. – ответила старуха.

Найденные ломтики хлеба с каждым разом становились все меньше и вскоре блуждающие руки «Коробки Шрёдингера» стали натыкаться на комки бумаги. Он не видел для себя другого выбора и стал поедать несъедобные находки – ему уже приходилось лакомиться таким деликатесом. Для него стало шокирующим открытием то, что такие муки ему уже приходилось переживать в чудом забытой прошлой жизни.

Его голодный путь прервался неожиданно. Он наткнулся на стоящего перед ним человека.

– Хильда, пожалей меня! – заплакал «Коробка Шрёдингера».

Перед ним была уже не старуха. Добрый незнакомец аккуратно помог ему подняться и стал неспешно разматывать сдавливающую голову несчастного повязку с искусственным изображением глаз. Добрым незнакомцем оказалась высокая, стройная, необычайно эффектная молодая женщина, одетая в уже хорошо знакомое «Коробке Шрёдингера» коричневое платье и с точно такой же, как у старухи татуировкой «PL» между ключицами.

– Кто ты? – испуганно спросил «Коробка Шрёдингера».

– Муна. – нежно ответила женщина.

– А кто она?

– Муна.

Она стояла перед ним, как друг. Обезоруживающе милая, с ласковым взглядом и улыбкой, ради которой было не страшно пройти голодный путь снова. По его телу пробежала приятная дрожь, и в сознании одномоментно зародились противоречивые желания ударить Муну, рыдать в ее объятиях, страстно целовать ее и вечно заниматься с ней любовью. Ему казалось, что эти желания можно воплотить в жизнь, не дожидаясь подходящего случая, но внезапно, сзади кто-то ударил его по голове. Так, ни в чем не разобравшись, он покинул голодную тропу.

Время, отведенное беспамятству, прошло для «Коробки Шрёдингера» незаметно. Сознание возвращалось медленно и постоянно норовило угаснуть вновь. Головная боль была настолько сильной, что впереди себя мужчина видел только темноту. Он лежал неподвижно, ожидая руки прекрасной Муны, готовой ему помочь.

– Вставай, мелкое ссыкло! – крикнул высокий, до боли знакомый и ненавистный голос. Это была не Муна. Здоровяк Бомер – предводитель подростковой группы маргиналов «Братство опасных типочков», которые в свое время сделали все, на что были способны, для усложнения и без того нелегкой судьбы Эрвина.

«Коробка Шрёдингера» уже давно не был тем щупленьким и пугливым мальчишкой Эрвином, которого задирали даже маразматичные старики, но по неизвестным ему причинам, он не мог тронуться с места и дать своим заклятым обидчикам справедливый отпор.

Окруженный кучкой несуразных, но абсолютно уверенных в своей вседозволенности пареньков, «Коробка Шрёдингера» в очередной раз стал жертвой изощренных и жестоких побоев. Пинки по голове казались незначительной шалостью в сравнении с «попрыгушками» на теле лежащего человека. Когда силы были на исходе, члены «Братства опасных типочков» в едином порыве мочились на «Коробку Шрёдингера» и планировали испражниться на него по полной программе. Тот, кто мог это сделать, к его немалому сожалению не имел полагающейся данному случаю возможности, а остальные были не лишены возможности, но оказались недостаточно готовы к такому действу. Не желая останавливаться на достигнутом, здоровяк Бомер смачно пнул «Коробку Шрёдингера» в живот, после чего грязной правой рукой грубо схватил его за волосы.

– Как ты думаешь, куда я это засуну? – с жестокой насмешкой спросил Бомер, указывая на палку, которую он держал в левой руке.

Прекрасно понимая, чего ему стоит ожидать от «Братства опасных типочков», «Коробка Шрёдингера» позволил своему сознанию угаснуть на то недолгое время унижений, от которых его никто не спасет.

Придя в себя «Коробка Шрёдингера» увидел прямо перед собой главный вход школы, в которой учился и с переменным успехом близился к своей гибели в период с 12 до 15 лет. Вокруг не было ни души, но последствия роковой встречи с «Братством опасных типочков» явственно ощущались по всему его телу. Он вернулся сюда в качестве пугала, установленного на школьной площади. Раскинутые руки были грубо привязаны по бокам деревянной конструкции, похожей на крест, ноги для надежной фиксации были обмотаны несколькими рулонами скотча. В рукавах и под рубашкой оказались колючие ветки, не столько ранящие, сколько раздражающие окончательно сломленную жертву. Соблюдая нехитрые стандарты, на голову «Коробки Шрёдингера» надели целлофановый мешок с несколькими естественно образовавшимися дырками и прилепили остатками скотча края мешка к его шее.

Через небольшую дырочку он с тоской смотрел на главный школьный портал, ожидая увидеть выходящую оттуда мать, которая обязательно должна его вывезти из этого ужасного места. Вместо матери навстречу ему стремительно полетел пёстрый мусор. Обертки из шоколадных батончиков, конфет, пряных слайсов и прочей вкуснятины, сохраняли приятный аромат уже съеденной начинки и дразнили воображаемое обоняние «Коробки Шрёдингера». Как и в детстве, все самое доступное и вкусное он мог только видеть со стороны и в редкие случаи – нюхать или облизывать пустые обертки.

– Не правда! Я могу все это купить! – срывая голос, закричал «Коробка Шрёдингера» – Я могу купить даже жопу паскудного Бомера, чтобы каждый житель этого города трахал зарвавшуюся мразь всем, чем придется!

Всецело и слепо отдаваясь собственной ярости, «Коробка Шрёдингера» не заметил свое очередное таинственное перемещение. Будучи одушевленной частью все той же деревянной конструкции, он оказался на непрочном плоту из неизвестного материала, дрейфующим посреди мрачного океана. Его затравленное одиночество окружал огромный плавучий остров из смрадного мусора. Некоторое время он посвятил сумасшедшему отчаянию. Уже окончательно лишившись сил, он бросил за далекий горизонт последний взгляд, преисполненный надежды. Его финальная ставка была оправданной. Ему навстречу, стремительно срезая бурные волны, двигался удивительный пловец.

–Мам-м-м-а-а-а-а-а… – взвыл «Коробка Шрёдингера».

Это была Муна. Найдя для себя пластиковое подобие платформы и даже одно весло, она ловко подплыла к океанскому живому пугалу.

– Что это? – спросил «Коробка Шрёдингера», явно имея в виду окружающую их среду.

– Большое тихоокеанское мусорное пятно. Ты не знал, что оно существует?

– Знал. Знаю. Еще я знаю, что озоновая дыра находится над Австралией.

Муна взяла в руки полуразложившиеся останки птенца, который погиб, питаясь мусором за неимением альтернативных источников потребления.

– Чем ты лучше его? – слишком серьезно спросила она.

– Меня еще можно спасти. – не раздумывая ответил «Коробка Шрёдингера.

Выбросив безобразный труп в сторону, Муна подошла к деревянной конструкции, к которой был привязан «Коробка Шрёдингера» и стала толкать подобие креста не жалея собственных сил. Мужчина ей покорно доверился, но он испытал нешуточный страх в тот момент, когда стал падать назад. Сзади была грязная вода, а Муна так и не успела его освободить.

Его тянуло к мутному дну. Место его погружения сразу же заполнили мерзкие элементы большого тихоокеанского мусорного пятна тем самым не давая солнечным лучам проникнуть в глубь воды. Последнее, что чувствовал и о чем думал «Коробка Шрёдингера», была досада о том, что он так и не занялся любовью с Муной.

– Почему ты не трахнул эту красотку? – удивленно спросил Курт.

Голос старого друга помог «Коробке Шрёдингера» плавно вернуться в реальность. Он понял, что все это время был в квартире Курта и явно злоупотребил прелестями студенческой вечеринки.

– Меня конкретно накрыло. Это был не кайф. – озадаченно сказал «Коробка Шрёдингера».

– Эрв, ты просто оказался слабоват для той отвязной дури, которую я тебе подсунул. Сначала мы думали, что потеряли тебя, но затем ты так оживился, что нам не пришлось скучать. Чего стоит только твое восприятие задницы Герберта, как твоего отражения в зеркале. Чувак, ты не разучился нас удивлять.

Чувство стыда и отвращения к самому себе подталкивали «Коробку Щрёдингера» куда подальше уйти из квартиры, в которой он проводил почти всю свою юность. Теперь это место казалось ему грязным притоном, да и сам он, будучи здесь, добровольно испачкался в дерьме по самые уши. Его останавливала лежащая рядом обнаженная девушка. Он не мог понять спит она, или отходит от кайфа. Его взгляд медленно блуждал по ее идеальному телу и «Коробка Шрёдингера» уже сам себе задавал тот же вопрос, который услышал от своего друга.

– Обрати внимание, как ее бугорочки смотрятся в свете лампы, которую мне толкнул знакомый барыга. – вмешался Курт. – Это тебе не свет антибактериальных ламп, убивающий не только микробы, но и нас с нашим воображением. Мягкое сияние, великолепные бугорочки, которые хочется исследовать – что еще нужно для того, чтобы ты был счастлив прямо сейчас? Уже через пару лет ее сиськи станут безобразными, а сейчас это дюны в знойной пустыне, освещаемые уходящим солнцем.

– Я хочу ее. – взвыл «Корбка Шрёдингера».

– Прости, Эрв. Я тоже ее хочу. Это мой дом и бугорочки, находящиеся в нем – тоже принадлежат мне.

Это было в стиле Курта. Он никогда ни с кем не делился. Курт шел по жизни, придерживаясь главного девиза, который достался ему от деда: «Бери, пока дают и не давай, если хотят взять». Демонстрируя «Коробке Шрёдингера» свои возможности, Курт стал ласкать девушку, которую, казалось, было невозможно вернуть в сознание. Затем, без тени смущения, он отнес красотку в свою спальню.

Мрачная комната была пропитана тягучей атмосферой. Психоделические картины, непривычное освещение, возбуждающая музыка, странные запахи и десятки малознакомых людей, валяющихся в полнейшем беспамятстве, все это было чуждо юному Эрвину. Будучи умственно зрелым, он чувствовал себя лишним в этих стенах, неотвратимо пропитанных отъявленным нигилизмом. Не дойдя до спасительного выхода, он встретил ту, о которой не переставал думать ни на мгновенье. Ту, которую он хотел представлять, будучи наедине с красоткой, которая досталась Курту.

Муна стала инициатором и активным участником лучшего секса в жизни «Коробки Шрёдингера». С ней он чувствовал себя сильным и слабым, страстным и покорным, счастливым и глубоко несчастным, любящим и любимым. Рядом с ним был не человек, а неведомое существо, владеющее таинственными силами.

После оргазма, «Коробка Шрёдингера» обнаружил, что обнимает не Муну, а ту старуху, которая морила его голодом. Ее лукавый взгляд, обнаженный вид и осознание их ужасной близости довели «Коробку Шрёдингера» до первого в его жизни сердечного приступа.

«Коробка Шрёдингера» надеялся очнуться в больничной палате, но совершенно неожиданно оказался в морге. Очевидно, он умер в квартире Курта. Его тело, словно тушка сардины, коченело в холоде, специально предусмотренном для содержания клиентов, подобно ему. Он понимал, что его мертвая кровь под тяжестью собственного груза опускается вниз и формирует трупные пятна. На заднице уже точно появилось пару малозаметных штук, чего уж там. Он никогда не мог представить себе, что ему представится возможность быть свидетелем образования трупных пятен на его же собственном теле. Он не сможет их увидеть, но будет знать, что они уже при нем и с каждым часом становятся заметнее. Мертвое тело и живое сознание – как ему с этим справиться?