Теофил Норт

– Вы должны мне рассказать про доктора Босворта и епископа Беркли, Тедди. Ну и семейка там, в «Девяти фронтонах»! Еще раз до свидания, Тедди, и, пожалуйста, приезжайте в мой милый маленький «Кулик» – поплавать, поиграть в теннис и в карты.

Работница со ста двадцатью миллионами читателей, и фигурой, как у Ниты Нальди, и голосом, подобным дымчатому бархату, как у Этель Барримор... О, мой Дневник!

* * *

Не к миссис Крэнстон обращаться с таким вопросом. Тут требовался мужской разговор.

– Генри, – сказал я, когда мы натирали мелом кии у Германа, – а что за пачкуны подвизаются у нас в городе?

– Странно, что вы это спрашиваете, – сказал он и продолжал игру. Когда мы кончили партию, он поманил меня к самому дальнему столу и заказал наши обычные напитки. – Странно, что вы это спрашиваете. Я вчера видел на улице Флору Диленд.

– Кто она?

Во всех парикмахерских и бильярдных есть столы и полки со свежим и старым чтивом для посетителей, ожидающих своей очереди. Генри подошел к такой кипе и безошибочно вытащил воскресное приложение одной бостонской газеты. Он развернул его и расстелил передо мной: «Нью-йоркский судья винит матерей в том, что в высших слоях общества участились разводы. От нашего специального корреспондента Флоры Диленд».

Я прочел. Жуткая картина. Имена не названы, но для читателя более искушенного, чем я, намеки прозрачны.

– Ковбой, – продолжал Генри (он полагал, что Висконсин – сердце Дикого Запада). – Флора Диленд происходит из самых старинных и почтенных семей Нью-Йорка и Ньюпорта. Не из каких-нибудь там железнодорожных и угольных – настоящая Старая Гвардия. В родстве со всеми. Очень живая – как говорят, «гуляет». Не обошлось без ошибок. Можно разбить семью-другую, но не разбивай семью, где разбивается капитал. Свою долю простительных ошибок она всю выбрала. Один лишился из-за нее наследства. Родственники не желают ее знать. Вы улавливаете, дружище? Что делать бедной девушке? В долг не дает даже тетя Генриетта. Сколько можно? Тогда она берет бумагу и перо; становится пачкуньей – с пылу, с жару, вся подноготная. Вроде... вроде... ну, многие жены не укладываются в свой бюджет; боятся сказать мужьям; где мы закладываем нашу бриллиантовую диадему? В Висконсине это идет нарасхват. Ну, то, что она пишет под фамилией Диленд, более или менее пристойно; но мы знаем, что она пописывает и под другими фамилиями. У нее есть колонка «Что мне шепнула Сюзанна» – подписывается «Белинда». Глаза на лоб лезут. Видно, заколачивает большие деньги, так и эдак. Еще разъезжает с лекциями: «Девушки Ньюпорта». Смешные истории про то, какие мы тут мартышки.

– Генри, она все лето живет в Ньюпорте?

– Куда ей тут деваться? В коттеджи Лафоржа ее и не подумают пустить. В «Мюнхингер Кинге» правило, то есть говорится, что правило: пускают не больше чем на три ночи. У нее дом в Наррагансетте. Там веселее, чем в Ньюпорте, – лучше пляжи, моложе публика, местечки поукромней, клубы, где можно играть, – всякое такое.

– Где она добывает сведения?

– Никто не знает. Может быть, свои агенты – например, сестры в больницах. Пациенты болтают. Много болтают в косметических кабинетах. Слуги – почти никогда.

– Она красивая, Генри?

– Красивая? Красивая?! У нее лицо как у лошади.

Пришло приглашение в «Кулик». В субботу, к обеду, и до утра понедельника: «Купальных костюмов для вас тут сколько угодно. Но он вам понадобится только днем. В полночь мы часто купаемся au naturel[4 - Нагишом (фр.).], чтобы остыть». Простыть, я полагаю: в Новой Англии до августа в воду влезть невозможно.

Я отправлялся туда, чтобы привлечь Флору Диленд к осуществлению моего ПЛАНА, касавшегося дома Уикоффов; Флора Диленд пригласила меня потому, что хотела получить от меня нужные сведения. Я предвидел сделку в той или иной форме. Я хотел попросить ее об услуге. Возможности завести небольшой роман я всерьез не рассматривал; я никогда не занимался таким делом с женщиной почти на пятнадцать лет старше меня, но как поется в старом гимне: «Когда зовет опасность или долг – спеши, не медли».

Я думал о том, как бы мне с моим велосипедом покинуть остров незаметно для полиции и жителей. Выручил случай. Когда я ждал на причале первого парома (в те дни, как, вероятно, помнит читатель, до Наррагансетта добирались на двух паромах), меня окликнули из стоявшей машины:

– Герр Норт!

– Герр барон!

– Вас подвезти? Я еду в Наррагансетт.

– Я тоже. У вас найдется место для моего велосипеда?

– Конечно.

Это был барон Эгон Бодо фон Штамс, которого я много раз встречал в казино и развлекал своей воодушевленной, но не совсем объезженной немецкой речью. Всем, кроме Билла Уэнтворта и меня, он был известен как Бодо. Он был атташе австрийского посольства в Вашингтоне и второй раз приехал на летний отпуск в Ньюпорт – гостем в дом Венеблов «Прибойный мыс», хотя сами хозяева отсутствовали. Он был симпатичнейший малый. Двумя годами старше меня, искренний и добрый до наивности. Я сел в машину и пожал ему руку. Он сказал:

– Меня пригласила на субботу мисс Флора Диленд – вы ее знаете?

– Я тоже приглашен.

– Чудесно! А то я не знал, кого там встречу.

Мы поговорили о том о сем. На втором пароме я спросил:

– Герр барон, где вы познакомились с мисс Диленд?

Он рассмеялся:

– Она подошла ко мне и представилась на благотворительном базаре в пользу увечных детей в церкви на Спринг-стрит.

Полчаса я помалкивал. Но когда мы подъехали к воротам нашей хозяйки, сказал:

– Герр барон, остановите на секунду машину. Я хочу убедиться, что вы понимаете, куда едете.

Он остановил машину и вопросительно посмотрел на меня:

– Вы дипломат, а дипломат всегда должен точно знать, что творится вокруг него. Что вы знаете о мисс Диленд – и в чем ее интересы?

– Да мало что знаю, старина. (Бодо учился в Итоне.) Только, что она – родственница Венеблов и писательница; романы и так далее.

Помолчав, я сказал:

– Венеблы не приглашают ее к себе по меньшей мере пятнадцать лет. Они могут очень обидеться, если узнают, что вы у нее гостили. По рождению она принадлежит к их классу и кругу, но выбыла из него. Не спрашивайте меня как: я не знаю. Зарабатывает она тем, что поставляет каждую неделю статейки о так называемом свете. В Вене у вас есть такие журналисты?

– Да, есть, политические! Очень грубые.

– Ну, а мисс Диленд очень грубо пишет о частной жизни отдельных людей.

– И обо мне напишет грубо?

– Я думаю, нет, но скажет, что вы у нее гостили, и это придаст достоверность ее историям о других людях – например, Венеблах.

– Но это ужасно!.. Спасибо, спасибо, что сказали. Я, пожалуй, высажу вас возле дома, вернусь в Ньюпорт и позвоню ей, что у меня грипп.

– Герр барон, по-моему, это будет мудро. Вы представляете свою страну.

Он обернулся и спросил меня напрямик:

– Тогда почему вы к ней идете? Если она так некрасиво поступает, зачем вы здесь?

– Ну, герр барон...

– Не зовите меня «герр барон»! Зовите меня Бодо. Если вы настолько добры, что открыли мне глаза на мою ошибку, будьте добры до конца и зовите меня Бодо.

– Спасибо. Я буду звать вас Бодо только в этой машине. Я служащий казино, я учитель с велосипедом и получаю по часам.